Ознакомительная версия.
Бойл точно определил местонахождение китайской батареи в демаркационной зоне и, вернувшись в бункер, вызвал на нее огонь. Однако центр управления огнем ответил по радио отказом: эта точка находилась в зоне запрета на ведение огня. Он немного подождал, потом вызвал огонь по мнимым силам противника, якобы расположившимся неподалеку от запретной зоны. Залпы морских гаубиц стали ложиться совсем близко от позиций, которые он перед тем засек. Но Бойл сообщил в центр управления огнем, что снаряды ложатся далеко от цели, и передал по радио ряд поправок, что перенесло шквал огня прямо на китайские орудия. Как только первое орудие и его боезапас охватило пламя, он передал: «Есть попадание. Огонь на поражение». Великолепный фейерверк от взрывающихся китайских орудий и снарядов освещал ночное небо, пока Бойл не передал: «Цель уничтожена. Прекратить огонь».
Утром командование морской пехоты поняло, что произошло, и Бойлу приказали спуститься с горы. Рядом с ним с визгом затормозил джип, из которого выскочил разъяренный полковник.
— Это вы приказали прошлой ночью стрелять по демаркационной зоне?
— Да, сэр.
— Вы знали, что стреляете по демилитаризованной зоне?
— Да, сэр.
— Вы понимаете, что создали международный инцидент?
— Сэр, об этом мне ничего не известно. Я только знаю, что эта батарея больше не будет убивать наших морских пехотинцев.
Китайцы не стали протестовать из опасения выдать собственное нарушение соглашения о зоне перемирия, и про этот инцидент Бойл больше ничего не слышал.
3 октября 1952 года, незадолго до темноты, Бойл со своими людьми занял бункер аванпоста номер 3 в полутора милях перед линией фронта. Бойцы, которых они сменили, поспешили уйти, надеясь до темноты добраться до своих. Бойл пытался организовать нормальное дежурство и найти карты, когда китайцы начали одно из самых ожесточенных наступлений за время войны. Кое-что об этом эпизоде Фрейман узнал из личного дела Бойла, где было сказано, когда и за что он получил на поле боя Бронзовую звезду. В представлении на медаль значилось:
«За героическое поведение в битве с врагом в рядах Первой дивизии морской пехоты с 3 по 5 октября 1952 года. В качестве передового наблюдателя, приписанного к корейскому батальону морской пехоты, второй лейтенант Бойл проявил исключительную храбрость, инициативу и профессиональное мастерство при выполнении своего долга. Он находился на аванпосту в 1500 ярдах перед основной линией обороны, когда враг начал массированное наступление. Больше 30 часов он находился под интенсивным обстрелом вражеской артиллерии и минометным огнем, но отказывался покинуть свою позицию до тех пор, пока враг не был отброшен. В течение всего боя он вызывал и направлял на врага огонь нашей артиллерии. Огнем, точность которого он обеспечил, уничтожено около 400 солдат противника. Он проявил полное безразличие к своей собственной безопасности и неоднократно выдвигался под безжалостный обстрел противника, чтобы точнее оценить расположение и передвижение его войск. Действия второго лейтенанта Бойла соответствуют лучшим традициям флота Соединенных Штатов.
Е. А. Поллак, генерал-майор. командир Первой дивизии морской пехоты США».
Затем Бойл добровольно вызвался на еще более опасную службу воздушным наблюдателем — летать над вражеской территорией на легком, тихоходном, не вооруженном и не имевшем брони одномоторном самолете. Фрейман отметил, что в период между 3 и 17 января 1953 года он совершил двадцать вылетов на небольших высотах и получил медаль ВВС «За храбрость и преданность долгу», которые, как было сказано в представлении, «стали вдохновляющим примером для всех сослуживцев». После этого он совершил еще свыше 180 полетов над китайскими и северокорейскими линиями обороны, каждый из которых продолжался не меньше четырех часов. Когда на одном из заданий огнем с земли был ранен пилот, он привел самолет назад и благополучно его посадил, хотя не имел никакой летной подготовки. До того как в апреле 1953 года Бойл покинул Корею, командование морской пехоты наградило его еще четырежды.
Записи о службе Бойла в ФБР также впечатляли — вплоть до стычки с проверяющим инспектором. Агентом наружного наблюдения он прослужил только одиннадцать месяцев, после чего был переведен в штаб-квартиру и в двадцать шесть лет назначен инспектором. Насколько помнил Фрейман, это было беспрецедентно. Но Бойл доказал верность такого решения, добившись немалых успехов в тяжелой, изнурительной и требующей полной сосредоточенности дешифровальной работе.
В результате Фрейман разглядел в Бойле талантливого и многообещающего молодого человека. Конечно, это еще предстояло доказать.
В те годы Бойл выглядел достаточно молодо и вполне мог сойти за студента колледжа. Отчасти поэтому Фрейман поручил ему заняться изучением молодых радикалов. Следя за двумя молодыми людьми, подозреваемыми в терроризме, Бойл заехал на территорию городка Чикагского университета. Студенты сфотографировали его машину, опознали в нем агента ФБР и подняли шумный протест по поводу «гестаповского» вторжения в академический городок. Фрейман попытался скрыть этот инцидент от штаб-квартиры, потом постарался преуменьшить его значение или выставить все в лучшем виде. В результате они оба схлопотали по выговору.
И тем не менее он не отступился от Бойла. В работе с Моррисом Фрейману помогали два агента, и, когда одного из них перевели, у Фреймана возникла идея. Моррис уважал людей с высоким интеллектом, а Бойл был как раз из таких. Операция «Соло» требовала навыков в разрешении сложных и запутанных задач, а Бойл в работе с шифрами такое умение проявил. Операция требовала постоянного напряжения, а Бойл прекрасно справлялся с подобными ситуациями.
Старшим специальным агентом в Чикаго в то время был Джеймс Гейл, человек старой закалки, много лет проработавший в Бюро и считавший, что подчиненным следует предоставлять право самим принимать решения. Он одобрил предложение Фреймана привлечь Бойла к операции «Соло». Но штаб-квартира пришла в ярость и запретила это делать.
— Отделением руковожу я и использую людей, которых вы мне присылаете, так, как я считаю нужным. Бойла мне прислали вы, — возразил Гейл, и его точка зрения победила.
Когда они впервые встретились, Моррису было около шестидесяти, а Бойлу только тридцать три. Поначалу Моррис отнесся к Бойлу несколько формально, даже сухо, но его отношение изменилось, когда он разглядел в Бойле те качества, которые видел в нем Фрейман.
Бойл удивил Морриса своим глубоким знанием операции и его самого, знанием, добытым в результате интенсивного штудирования 134 томов дела «Сасх/Соло». Моррис был восхищен, что Бойл по собственной инициативе стал вечерами изучать русский язык, чтобы читать советские публикации и документы. И ему очень нравилась готовность Бойла в любое время откликнуться на его звонок и часами слушать его анализ новых событий в Советском Союзе. Их отношения начали напоминать отношения терпеливого профессора и прилежного ученика. Моррис стал передавать Бойлу все, что сам знал о Советах, и главное — их образ мыслей.
— Вы должны думать точно так же, как они. Мысли управляют действиями.
На Рождество 1961 года Моррис оказался на вечеринке в пригороде Чикаго, где хозяйка представила его пожилой вдове Еве Либ. Ей он показался подтянутым, культурным и обходительным человеком, а его рассказы о поездках за границу ее очень заинтересовали. Еще сильнее Еву Либ привлекал окружавший его некий ореол таинственности, и она почувствовала, что не будет возражать, если он пригласит ее на новогодний ужин. Вместо этого он позвонил в начале января, и она предложила ему навестить ее дома, в Ивенстауне. Там они долго сидели у камина и наслаждались беседой. В какой-то момент Моррис встал, подвел ее к окну и показал на восхитившую его маленькую красногрудую малиновку, порхавшую на снегу. Ева подумала: человек, который может уделить столько внимания маленькой птичке, должен быть очень приятным, добрым и симпатичным.
Моррис и Ева начали встречаться чаще, и он решил, что ФБР лучше узнать об этом.
— Я не могу жить без жены, — сказал он Фрейману. — Мне нужно найти близкую мне душу, но не коммунистку.
— И как вы собираетесь это сделать?
— Полагаю, что я уже ее нашел. Она — социальный работник, такие обычно примыкают к партии. Но она просто антинацистка, а не прокоммунистка.
Из штаб-квартиры хлынул поток возражений. Как могут чикагские болваны позволять ценнейшему достоянию ФБР общаться с чертовой коммунисткой, не говоря уже о том, чтобы на ней жениться?
— Мы не можем нарушать законы человеческой природы, — возразил Фрейман, но согласился, что Еву следует тщательно проверить.
Ознакомительная версия.
