Сегодняшний день был из рук вон плох, но завтрашний, казалось, должен был стать истинным кошмаром.
Впрочем, не все ощущали себя плохо. Словно пир во время чумы над Манхэттеном на глазах поднимались по этажу в день несколько новых, самых высотных зданий Америки и всего мира. Восхитительный Крайслер-билдинг с ажурным шпилем в стиле ар-деко, небоскреб трастового банка Манхэттена на Уолл-стрит, превосходное здание Рокфеллеровского центра и, наконец, грандиозный, поражающий самое смелое воображение Эмпайер-стейт-билдинг строились почти одновременно, в самый разгар депрессии. Инвесторами и владельцами этих небоскребов помимо престарелого Джона Рокфеллера, ставшего к концу жизни видным филантропом, были несколько относительно молодых богачей, владевших контрольными пакетами акций ведущих корпораций Америки и предусмотрительно (а точнее, по мудрой и своевременной подсказке сверху) успевших продать эти пакеты акций еще до биржевого обвала. Каждого из этих людей Бернард Барух (совпадение?) хорошо знал лично.
Чуть ниже по Парк-авеню, около Юнион-сквер, находился небольшой продуктовый рынок под открытым небом. На прилавках лежали зелень и чуть подмороженные апельсины, яблоки и сливы, привезенные из Флориды. Около одного из прилавков раздавался громкий крик — хозяин изо всех сил бил палкой и кулаками худенького мальчонку, видимо, работавшего у него, за то, что тот стащил пару незрелых слив. С другой стороны рядов дородная деревенская женщина варила в чане густой, превосходно пахнущий мясной суп. В паре метров перед ней стояла дюжина детей разного возраста, в основном девочки, некоторые из них были даже вполне прилично одеты и аккуратно причесаны. Дети ничего не просили, просто смотрели на суп и внимали его аромат, зная, что торговка только накричит и выгонит их, может быть, даже позовет полицию. Проходя мимо, Барух протянул женщине металлический доллар. Возможно, ему хотелось, чтобы эта небольшая благотворительность принесла ему удачу. Женщина оказалась добродушной: все поняла, искренне просияла и жестом подозвала детей. Через мгновение банкир услышал оглушительные вопли восторга: детвора бросилась разливать суп по небольшим деревянным тарелкам. Еще через квартал, на пересечении с Пятой авеню, Баруха нагнал его лимузин, и вскоре он уже входил в офис банка National City на Уолл-стрит.
В личном кабинете Томаса Ламонта было просторно, но обстановка намеренно лишена роскоши — в разгар депрессии излишества могли бы выглядеть неуместно. В ноябре 1929-го, когда начался биржевой обвал, Ламонт получил личное предписание президента Гувера возглавить борьбу с кризисом, после чего он, по примеру своего учителя Дж. П. Моргана в 1907-м, собрал пул банкиров и создал стабилизационный фонд в четверть миллиарда долларов. К сожалению, в этот раз масштаб финансовых потрясений был таким, что эти деньги оказались каплей в море: через неделю обвал возобновился с новой силой. С того времени киты Уолл-стрит затаились, чтобы не навлечь на себя еще больший гнев народа, и особенно — конгресса Соединенных Штатов.
Когда прибыл Барух, в кабинете Ламонта находились несколько человек, включая Джона Моргана-младшего, с годами ставшего внешней копией отца, хотя и не со столь исключительными способностями. Был здесь и Маринер Экклз — молодой, необычайно энергичный успешный банкир. Вскоре его назначат председателем Федеральной резервной системы. До сих пор эта должность была совершенно формальной: чтобы не привлекать к Системе внимание общественности, возглавлять ее приглашали малоизвестных чиновников, ничего не решавших и мало что знавших. Экклз стал первым ее главой, вхожим в общество ее владельцев.
— Эти люди радуются весне, но даже не представляют, какой настоящий подарок их ждет.
Стоя у окна во фраке и держа в руках непременный высокий черный цилиндр, Барух рассматривал молодежь, гулявшую по Уолл-стрит напротив здания нью-йоркской биржи.
— Время медвежьего рынка окончено, господа. Акции «Дженерал моторз», к примеру, упали в восемьдесят раз. Достаточно, я полагаю, для выгодного вложения? Рузвельт пробуждает нацию, люди вот-вот начнут поднимать голову из летаргического сна. Система — осторожно, с большими ограничениями, разумеется, — в ближайшее время снова должна начать выдавать кредиты.
— Мы не слишком торопимся? — Голос Моргана-младшего, как обычно, звучал резко.
— Да, пока мы еще не готовы. За четыре года банки завладели почти всей промышленностью. Но золото, черт возьми, так и осталось в руках мелких владельцев, кто-то из них даже на грани голодной смерти не стал его продавать. Золотой стандарт никто в мире не отменил, и Системе для нового большого рывка необходимо, по моим расчетам, по меньшей мере, в пять раз больше золота, чем хранится сегодня в сейфах всех резервных банков страны.
— Бернард, золото никто не будет продавать. И население, и европейские банки будут держаться за него до последнего — это единственный актив, которому еще доверяют. И потом, в пять раз? Откуда вообще взять столько золота? У вас есть карта Эльдорадо?
— Завтра я встречаюсь в Вашингтоне с Рузвельтом. Франк будет сильно упираться, но другого выхода у нас нет. И тем более нет у него… Господа, наступил серьезный момент.
Аудиенция была назначена на девять часов утра. Баруха, прибывшего ранним утренним поездом, новоизбранный президент встретил с почестями, но не в Овальном кабинете, а в зале напротив. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что Рузвельт предпочел эту комнату, чтобы разговор с будущим финансовым советником получился более неформальным. Однако истинная причина выглядела гораздо прозаичнее: архитекторы Белого дома, завершившие его в 1800 году, предусмотрели в здании практически все, кроме одного — они даже не предполагали, что когда-нибудь его хозяином станет парализованный инвалид. В Овальном кабинете с роскошными диванами, толстыми коврами, инкрустированным столиком для фруктов и цветов посредине не было места для проезда коляски. Чуть позже мебель переставили, но Рузвельт, словно из принципа, до конца своих дней принимал самых уважаемых гостей в комнате напротив.
Франклин Рузвельт обладал уникальным для большого политика качеством: в любой речи он в первой же фразе переходил к самой сути обсуждаемого вопроса. Кроме того, его собеседники мгновенно забывали, что перед ними — немощный инвалид. Этот человек словно излучал неистощимую энергию и непоколебимую уверенность в себе.
— Господин Барух! Рад вас приветствовать. Прежде всего хочу сообщить вам о важной мере, которую сегодня же после обеда утвердит конгресс. Завтра все банки Америки закрываются!
Насладившись оказанным впечатлением, он продолжил:
— Разумеется, не навсегда — пока только на неделю. Я дал распоряжение министру финансов и казначейству провести тотальную проверку отчетности всех банков страны. Те, что не соответствуют требованиям, уже никогда не откроются снова. Я намерен начать свою работу на посту с беспощадной и беспристрастной ревизии национальной банковской системы. Возможно, я не похож на Геракла, — глаза президента задорно блеснули, — но я очищу эти авгиевы конюшни.
— Уверен, что это мудрое решение, господин президент.
