— Даже о его сигаретах приходится мне заботиться!
С двумя пачками сигарет и пакетом из «Люкса» она подошла к кабинету шефа, выпрямилась, чтобы лучше смотрелась линия бюста и бедер, постучала и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
Д-ру Лайошу Немешу было уже за пятьдесят. Напряженная работа ума оставила на его лице лишь две небольшие морщинки, пересекающиеся над переносицей. Вообще благодаря здоровому образу жизни, достатку и любимой работе он производил впечатление человека без возраста. Работал много, но относился к той категории людей, для которых работа ни при каких обстоятельствах не бывает обузой. Читал он уже с очками, но в волосах еще не было ни сединки. «Труд хорошо консервирует!» — любил говорить он, когда кто-нибудь интересовался секретом его почти идиллических отношений со временем.
— Босс, — обрушилась на него Жужа, — я купила рубашку в полосочку и к ней гольфы!
— В полосочку я не люблю, — недовольно взглянул он на упакованную в целлофан рубашку.
— Что поделать, сейчас это модно! Не брать же какое-нибудь старье!
Адвокат поправил съехавшие на нос очки и снова уткнулся в бумаги.
— Не слишком она молодит? — пробурчал он с убийственным равнодушием к стоящей перед ним секретарше со всей ее галантереей.
— Естественно, молодит! — воскликнула Жужа насмешливо. — Именно потому я ее и выбрала!
— Спасибо, — смиренно сказал адвокат, спохватившийся, что, в сущности, ему нужно быть благодарным ей за заботу. Но дел у него было слишком много, чтобы тратить на эту рубашку и какие-то там носки больше полминуты.
Жужа проглотила обиду. Она решила быть терпеливой и ласковой.
— Преуспевающий адвокат должен одеваться по последней моде, — снисходительно объявила она, чувствуя, как ее разбирает злость, но пытаясь держать себя в руках. — К вашему уму и деньгам остается добавить только мой вкус! — Однако такое распределение ролей показалось ей столь унизительным, что она не выдержала и взорвалась: — Не знаю, стоит ли все это продолжать? Во всяком случае, с меня хватит! — Жужа Шелл швырнула на стол две пачки «пэл-мэла» и вызывающе посмотрела на шефа.
Немеш убрал одну пачку в карман, из другой предложил сигарету девушке и закурил сам.
— Займемся-ка лучше делом, — невозмутимо сказал он, протягивая секретарше несколько бумаг. — Вот это перепечатайте, на это подготовьте ответ и соберите мне все, что касается дела Феледи против Семеша. Не откажите в любезности, — добавил он с рассеянной улыбкой, которую Жужа могла при желании истолковать как знак примирения и призыв не терять надежды.
В приемной разобиженную девицу встретил испытующий взгляд Ретфалви.
— Ну как там? — полюбопытствовал он.
— Кошмар, Ретфалви! Кошмар! Клянусь тебе, я уволюсь. Этому импотенту лишь бы деньги грести!..
— Тут новое дело прислали… — Он положил перед нею досье.
— К черту новое дело! Что ты уставился на меня, не понесу я его. Довольно!
Она со смертельно усталым видом упала на стул, раскинула длинные стройные ноги и беспомощно уронила руки на колени. Во рту ее грустно дымилась сигарета «пэл-мэл».
Ретфалви встал и, натянув на себя пиджак, купленный явно по случаю распродажи, постучался к Немешу.
— Вчера из суда сообщили, что вы назначены защитником по делу о подозрении в шпионаже, — доложил он. — Я принял бумаги и попросил на сегодня свидания с подзащитным.
Спокойствие на минуту оставило Немеша.
— Как вы посмели принять решение без меня?!
— От дел, назначаемых судом, мы обычно не отказываемся! — уверенно ответил Ретфалви.
— Но ведь я не успею подготовиться! Во сколько свидание?
— В четыре.
Немеш взглянул на часы.
— Ну, удружили вы мне! Что в деле?
— В дела под грифом «особо секретно» я заглядывать не привык!
В кабинет вошла Жужа.
— Пожалуйста! — положила она перед Немешем тоненькое досье.
«Дело Пала Ковача», — прочел адвокат на обложке. Он нерешительно протянул руку к папке. Раскрыл ее. Досье было пусто.
— Как это понимать? — воскликнул он изумленно.
— Это все! — ехидно заметила секретарша.
Немеш хотел еще что-то сказать, но зашелся в приступе кашля. Его душил дым «пэл-мэла».
— Довольно с меня! — Он смял сигарету. — К черту весь этот шик!
— Преуспевающий адвокат не может позволить себе курить какую-нибудь «симфонию», — не скрывая злорадства, сказала Жужа и повернулась к стажеру: — Идемте, Ретфалви, у шефа много работы!
На свидание с подзащитным д-ра Немеша сопровождал молодой офицер следственного отдела.
Предварительно они коротко посовещались. Информация следователя исчерпывалась несколькими фразами — он и сам пребывал почти в полном неведении. Кроме полосок бумаги, исписанных столбцами цифр, других обвинительных материалов у него не было. Он изложил адвокату обстоятельства катастрофы, заметив, что Ковачу еще крупно повезло — отделался раной на лбу, машины же обе разбиты вдребезги, или, выражаясь языком госстраха, ущерб стопроцентный.
Следователь рассказал также, что алюминиевые капсулы были обнаружены в момент, когда Ковач находился без сознания. Надо думать, очнись он раньше, он непременно попытался бы спрятать их. Но вышло так, что патрульный милиционер извлекал эти самые капсулы из «опеля» на его глазах.
И с тех пор он молчит, хотя медицинское освидетельствование показало, что органы речи и мозг подследственного в результате аварии не пострадали.
Больше следователю сообщить было нечего, поэтому оба молчали, ожидая, пока приведут Пала Ковача.
За десятилетия адвокатской практики д-р Немеш усвоил: двух одинаковых дел не бывает, поэтому каждое дело требует основательной подготовки. Но о какой подготовке может идти речь, если к его услугам — лишь немое досье и более чем скупая информация следователя?
Он ждал с беспокойством, в воображении рисуя себе камеру, где без галстука и в ботинках без шнурков сидит, уставясь в беленую стену, его подзащитный. У стены — по-военному строго прибранная тюремная койка с пустой полочкой наверху. Деревянный стол с алюминиевой ложкой — единственным предметом казенной сервировки. В углу — унитаз и раковина с зубной щеткой и мылом. Над ней — полотенце.
Два конвоира в сопровождении офицера, наверное, уже ведут его подзащитного в помещение для свиданий. Они шагают в гнетущей тишине по крашенным ослепительно белой краской коридорам, перекрытым решетками, вокруг ни души: за минуту до этого по требованию офицера заперли даже тех, кто был занят на хозработах.
Подозреваемый понурил голову, руки заложены за спину. Стук шагов по надраенному до стерильного блеска каменному полу отдается от стен гулким эхом.
Не намного приятней и обстановка в комнате для свиданий. Посреди нее — стол с двумя стульями по сторонам. Окно с армированными стеклами забрано снаружи решеткой. В дверях, будто еще один предмет обстановки, застыл конвойный.
Наконец Пала Ковача привели. Конвоир встал у двери с таким расчетом, чтобы от глаз его не могло укрыться ни малейшее движение присутствующих.
На голове у подозреваемого белела узкая повязка — единственное, что напоминало о катастрофе. «И впрямь повезло ему», — подумал, глядя на него, адвокат.
— Пал Ковач, — первым нарушил молчание следователь, — за сбор разведывательной информации вам грозит лишение свободы сроком до двенадцати лет!
Взгляд Ковача устремился куда-то поверх головы следователя. Тот посмотрел на адвоката и продолжал:
— Если вы будете упорствовать в молчании и при этом будет доказано, что шпионажем вы занимались систематически и в составе шпионской группы, то приговор может оказаться и самым суровым!..
Лицо и глаза арестованного застыли, он словно окаменел.
С минуту следователь глядел на него в упор, потом круто повернулся.
— До свидания! — попрощался он с адвокатом и вышел.
— Доктор Немеш, — представился адвокат, протягивая руку Ковачу. — По вашему пожеланию я назначен защитником. Садитесь.
Ковач сел, подтянув под себя стул, положил руки на стол, пристально оглядел Немеша и перевел взгляд на стену.
Адвокат подошел к нему ближе.
— Я спешил увидеться с вами, — начал он дружелюбным тоном, — чтобы попытаться пробудить вашу совесть и здравый рассудок! Единственное, что вам может сейчас помочь, — это чистосердечное признание вины.
В ответ молчание. Ковач лишь бросил взгляд на адвоката и снова уставился на беленую стену.
Немеш прошелся к окну и, закурив сигарету «пэл-мэл», выпустил струйку голубоватого ароматного дыма.
— Должен признаться, — продолжал он, но уже значительно суше, — что дела ваши обстоят весьма скверно. Как смягчающее обстоятельство суд может принять во внимание только полное раскаяние. В этом случае законодательство позволяет определить минимальную меру наказания.
