— Ладно, — завершила она, — задействуй свой дар, о владении которым ты поведал. Впечатли меня своим видением ситуации.
— Из последних радиосообщений разведки Красной Армии я узнал, что часть, в засаду которой мы попали — это карательный батальон 13-й горнострелковой дивизии СС, более известной как «Скимитар». Это специалисты в контрпартизанской борьбе, особенно в лесных и горных районах. Ими руководит чудовище, не меньше — араб по имени Салид. Своё мастерство он отточил, уничтожая евреев по указанию Эйнзацгруппы Д. Мы раздумывали над имеющимися деталями, и теперь я понимаю: засада не была совпадением. Они прибыли сюда неделю назад специально для того, чтобы изловить тебя. Это значит, что немцы раньше Бака знали о твоём прибытии.
— Они даже раньше меня знали.
— Да. И как они могли узнать, если ни один человек здесь, включая Бака и меня, не знал, когда ты прибудешь? Они также знали, что для засады понадобится часть со специальными навыками. Местным они не доверяли.
Ответ был ей понятен, но озвучить его она не решалась. Учитель произнёс за неё.
— Тебя предали в Москве.
— Я понимаю.
— И это значит, что кто-то на высочайшем уровне — один из нас — работает на них. Кто бы это ни был — он также знал, что Грёдль — этот монстр — является фаворитом Гитлера, а иррациональность Гитлера потребует, чтобы Грёдль был сбережён любой ценой. Всё это привело к тому, что была организована засада — но не на Бака, который только по совпадению в неё попал, а на тебя.
— Я подозревала нечто подобное, — согласилась она.
— Наверное, подозревала. Однако, согласись, что твоё спасение стало главной угрозой для предателя — кем бы он ни был. Ты — живое доказательство того, что он существует, и он сидит в очень мелком пруду. Это значит, что немцы предпримут все меры к концентрации сил для твоей поимки. Ты нужна им живой — они переправят тебя в Берлин и будут работать над тем, чтобы узнать — что тебе известно и с кем ты успела поделиться своими подозрениями. Ты — враг Рейха номер один. Но всё ещё хуже: ты также враг номер один для предателя. Он использует все возможности для того, чтобы уничтожить тебя с другого конца — посредством русских, руками ГРУ, НКВД и СМЕРШ.
— Господи… — прошептала она.
— Теперь ты видишь — обе стороны пытаются убить тебя. В столь юном возрасте ты уже удостоилась настолько весомых комплиментов.
— О чём ты говоришь?
— Ты — самая разыскиваемая женщина на планете. Ты сподобилась вынудить два самых жестоких режима в человеческой истории отбросить государственные дела и предпринимать меры к твоему уничтожению.
Для этого нужен талант.
Ивано-Франковск Наше время
На следующее утро нога не посинела, но тем не менее потребовала выходного. Она нещадно болела от щиколотки к колену и выше, до стального шара в бедре, который болеть не мог — но болело всё вокруг него. Боб принял шесть таблеток ибупрофена, отчего его ещё и затошнило. Однако, лазить по горам сегодня не пришлось. Он встретил Рейли в лобби отеля с первым, самым спешным вопросом.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я довёз тебя до станции и отправил обратно в Москву? — спросил он. — Мы можем быть в опасности.
— Нет, абсолютно. Это моя история. Я в неё влезла и я доведу её до конца. Теперь стало ещё интереснее. С чем она может быть связана — если спустя семьдесят лет это всё ещё важно?
Они прошли в ресторан, где был накрыт стол для завтрака и навалились на йогурты, фрукты, сок и кофе. Оттуда они проследовали на укромную обеденную секцию на открытом воздухе, где и разместились в окружении великолепной листвы.
Суэггер сел так, чтобы наблюдать за входом, заранее приметив выходы. Он изучал всех официантов, чтобы убедиться в одинаковости униформы и заодно подмечал всех, кто входил. Ему крайне не хватало пистолета, без которого он чувствовал себя крайне уязвимым.
— В горы сегодня не пойдём, — заявила Рейли. — Недалеко, в тридцати километрах к югу есть город — Коломыя. Там находится знаменитый музей пасхальных яиц.
— Отличная идея, — согласился Боб.
— Что ещё интересно — там также есть музей Великой Отечественной Войны. Роскошная коллекция, как говорит путеводитель, всякого военного добра — они не забывают, эта память никогда не уйдёт. Стронский говорил, что цветы на кладбище всегда свежие, помнишь? Может быть, там найдётся что-либо, на что стоит посмотреть.
— Да, отлично. Это мне нравится. Кроме того, на шоссе мы сможем увидеть, что делается и не пасёт ли нас кто-нибудь.
* * *
Музей представлял собой галерею, полную меланхолии, самопожертвования и отваги. Партизанское движение против германского вторжения было относительно успешным, но чертовски дорогим. То была война без пленных, милосердия, жалости — но лишь с обыденной жестокостью с обоих сторон. Немцы не чествовали своих оппонентов «партизанами», официально называя их бандитами и тем самым специально подчёркивая, что правила войны не распространяются на бандитов. Это позволяло им применять контрпартизанские силы в любом месте, где требовалось учинить очередную кровавую резню.
Пройтись по галерее было всё равно что заглянуть во временной туннель, в конце которого располагались затянутые сепией изображения виселиц и расстрельных ям, во множестве задействованных немцами в их расправах.
— Это просто ужасно, — сказала Рейли после экспозиции, демонстрировавшей разорённую деревню, всё население которой было убито. — Это тысячекратное Яремче. Настолько огромное, что Яремче просто не видно. Восемь сотен, шесть сотен, пять сотен в день… Жалкие сто тридцать пять человек в Яремче — просто ничто.
Один из залов был посвящён немцам и демонстрировал униформу, оружие, радиооборудование и обувь — всё за небьющимися стёклами витрин. Суэггер разглядывал чучело эсэсовца в пятнисто-леопардовой раскраске куртки поздневоенного камуфляжа, тяжёлых ботинках с берцами, держащего в руках МП-40 и увешанного снаряжением: сухарной сумкой, сапёрной лопаткой, Люгером в кобуре, жутким штыком в фут длиной, вещмешком. На нём была надета моментально узнаваемая каска, блестящая средневековой сталью и прикрывающая уши и заднюю часть шеи. Она делала любого германского солдата похожим на тевтонского рыцаря, сокрушающего низшие расы. Рядом с двойными молниями на воротнике куртки был изображён кривой меч.
Боб поглядел на поясняющую табличку на трёх языках, прочитав английский текст.
«Боец контрпартизанского карательного батальона 13-й горнострелковой дивизии, действовавшего в Закарпатье летом 1944 года. Эти люди совершили множество злодеяний и вызывали крайний ужас и ненависть у украинского населения».
— Вот наш парень, — сказал Суэггер. — Они сожгли Яремче и искали Милли.
— Страшный, — подтвердила Рейли.
— Милли знала, как с ними справляться. Ей приходилось делать трудную работу. Роскошная чертовка. Одинокая снайперша под огнём… но, тем не менее, она стреляет в центр массы — и он никого больше не напугает. Я бы вложил ему пулю между глаз, — ответил Боб.
— Это загадка — даже спустя годы. Все эти люди, их приключения до самой смерти… Что вело их? Как можно было свести столь многих с ума?
Верно. Это была не просто партизанская война, которая заставляла хороших людей делать плохие вещи. Он знал это и видел подобное. Боб думал о том, что и сам был на плохой стороне в партизанской войне. Пока сам не попробуешь — не узнаешь, что такое ярость, раздражение и злоба на противника, который нападает ночью, сливается с джунглями и улыбается тебе на следующий день, продавая Кока-Колу, а твои товарищи обнаруживаются с отрезанными носами и членами. Это проклятый гадюшник, наполненный жуками, пиявками, крысами и опарышами, и он не может произвести ничего, кроме кровавых злодеяний.
Но было и нечто большее. Это не просто расстройство от жертв партизанских атак. Это нечто более мрачное, беспокоящее — массовое сползание в признание своего превосходства над этими недоделанными землями, которое давало им моральное право на жестокие убийства. У них был мандат мясников. Их сделали самой смертью. После того, сколько крови они увидели, сама кровь перестала иметь значимость — был превзойден некий предел, за которым других пределов не было и им оставалось лишь убивать, убивать и убивать. Из расстрельных ям через уничтоженные деревни до лагерей смерти звучал один и тот же мрачный мотив.
Наконец, он сказал:
— Я бы хотел думать, что не все они были такими. Ведь не все выстраивали людей для расстрела и убивали, не так ли?
— Полагаю, что среди них были и хорошие люди.
— Нам не помешал бы хороший парень в этой истории. Бедная девочка потерялась в стране чудовищ. Когда же появится герой?
