снег прекратился, но успел накрыть землю не слишком толстым, но все же сплошным белым покрывалом. Вечер казался совсем не темным, даже дышать стало легче. Ростислав несколько раз глубоко вздохнул и поднялся в квартиру. Разделся, прошел в комнату, сел на диван и набрал номер жены. Говорить с ней ему в эту минуту совсем не хотелось, но и оставлять звонок без ответа он посчитал неправильным.
Людмила выглядела нерадостной:
– Спасибо, что позвонил. Соизволил.
– Был занят. Я ж работаю здесь. Как у вас дела? Как дети?
– Нормально. Растут без отца.
– Не драматизируй. Обычная командировка.
– Ага. Непонятно насколько.
– Буду знать, позвоню, – попытался отшутиться Ростислав.
– В выходные-то приедешь? – жена тон не поддержала.
– Позвоню, когда узнаю.
Русаков отключился и подумал: а будут ли они, эти выходные?
Он поднялся в квартиру, принял душ и пошел спать. День завтрашний и, правда, обещал быть трудным. Заснул он не сразу, поворочался на широкой кровати, ища точку опоры, но потом все же усталость дала о себе знать.
Глава шестнадцатая.
Виктор Васильевич Санин возвращался домой с тяжелым сердцем. С сыном отношения испортил. Работодатели (щедрые, кстати) тоже озлились. Санин жил в старом панельном доме, но особенно его это не беспокоило. Квартира хорошая, отделанная, утепленная, шумоизоляцию тоже сделали. Лифт, хоть и скрипучий, но работал исправно, так что на свой пятый этаж девятиэтажки добирался Виктор Васильевич без проблем. Короче, мой дом – моя крепость.
Однако в этот день звезды ему явно изменили. Лифт не работал. Кнопочка не светилась и на все нажатия никак не реагировала. Кряхтя и тихо матерясь, Санин побрел на свой пятый этаж. К счастью, по дороге никто не встретился. Возле двери он остановился, хотел позвонить, но потом подумал, что вероятнее всего Арина уже укатила на свой концерт. Он достал ключ и повернул его в замке. В прихожей щелкнул выключателем, и луч света моментально выхватил мужскую кожаную дубленку и тяжелые ботинки. Со стороны спальни раздались какие-то звуки. Виктор Васильевич, не раздеваясь, с прытью, которую трудно было заподозрить у шестидесятивосьмилетнего мужчины, бросился туда.
Они его тоже услышали. Крупный мужчина с гривой темных волос и с большими выпученными глазами, путаясь в штанинах, натягивал брюки. Любимая жена Санина, Альбина, успела набросить на себя халат и стояла у дальней стенки, отгороженная от дверей широкой супружеской кроватью. Администратор Альбины Завертайло (а это был он), был выше и крупнее Санина, но известного блогера это не смутило. Он с лету врезал Завертайло в подбородок. Администратор крутнулся волчком, но устоял, и мимо Санина опрометью выскочил в коридор. Тот бросился за ним. Сзади что-то визжала Альбина.
Завертайло, проявляя чудеса ловкости, схватил дубленку и ботинки и рванул в сторону двери. Один ботинок попал под ноги Санину, и Виктор Васильевич, теряя драгоценные секунды, пнул его в сторону выхода. Завертайло успел открыть дверь и выскочил в проем. Ботинок последовал следом за ним. Любовник пробежал один проем вниз, приостановился и громко крикнул в сторону открытой двери:
– Сумасшедший! Пошел в… задницу!
Санин не преследовал его. Виктору Васильевичу стало тяжело дышать, и он вернулся в квартиру:
Альбина снова уселась на кровать, и, как показалось Санину смотрела на него совершенно бесстыже.
– Что уставилась? – сказал он, пытаясь успокоить одышку. – Собирай манатки и вали отсюда.
– Чего ради? – ответила она. – Я здесь прописана.
– Ну и что? – сказал Санин. – Я тебя на улице подобрал и привел в свою квартиру. Так что, больше терпеть тебя здесь не хочу.
– Это я из тебя человека сделала, – зло парировала Альбина. – Вспомни, каким ты был? Грязным, измученным, жить не хотел. Поэтому мой тебе совет: не пори горячку, херней не страдай из-за ерунды. Обсудим все и продолжим жить. Я ведь знаю, что ты не дурак, а мужчина продуманный.
– Я – мужчина!!! – взревел Санин. – И не позволю так над собой издеваться. Не уходишь – я уйду. А разговаривать будем через юриста, а не успокоишься – через полицию.
Он развернулся и вышел из квартиры. Санин пешком спустился вниз, где понял, что погорячился. Но гордость и кипучий нрав вырвались наружу впервые за долгие годы, и Санин был, с другой стороны, даже горд тем, что так смело повел себя. И все же, все же…
Он остановился и задумался. Ехать ему было особо некуда. Разве что к сыну, но после сегодняшнего инцидента делать это явно не хотелось. Может вернуться – мелькнула позорная мыслишка и сразу же исчезла. Показывать слабость перед женой ему не хотелось. Близких друзей у Виктора Васильевича не было. Спать в машине было не с руки.
На улице между тем окончательно стемнело. Санину захотелось есть. Он решил пройтись до ближайшего магазина, тем более, что мозги на морозце не мешало проветрить. Срывался мелкий снег. Он повернул за угол. Продавщицы здесь знали его, он любил позубоскалить с ними. Но брать хлеб, колбасную нарезку и, к примеру, минералку ему совсем не хотелось. Поехать что ли в ресторан? От этих мыслей у него разболелась голова, он прошел еще дальше – до угла следующего дома и зашел в аптеку. Купил таблетки и поллитровку «Нарзана». Мысль посмотреть таблетки в бардачке машины даже не пришла к нему в голову. Виктор Васильевич свернул за угол соседнего дома и прошел к беседке, стоявшей в глубине двора, уселся на скамейку и выковырнул таблетку. Кинул ее в рот и запил «Нарзаном» из горлышка. Откинул голову назад и сделал еще один глоток.
Тени появились откуда-то сбоку.
– Дядя, закурить не найдется?
– Не курю и никому не советую, – зло ответил Санин, не поворачивая голову.
– А дядя-то грубиян, – сказал совсем тонкий мальчишеский голос и Виктор Васильевич, наконец, обернулся. Их было трое. Двое совсем мелких, а третий худой и повыше. Санин с грустью понял, что нынче с ними он уже никак не справится. Эх, вернуть бы хоть лет с десяток.
Он постарался быть максимально миролюбивым, хотя внутри все клокотало. Надо бы их запомнить, а потом найти, мелькнуло у него в голове. Он встал, сжимая бутылку за спиной:
– Да, нет, я ничего. Я уже ухожу.
– Ну, давай пятеру и уходи себе, – ответил высокий.
Санин шагнул из беседки и почувствовал удар по голове. Вязаная шапочка была слабой защитой, он упал практически сразу, а перед глазами запрыгали разноцветные искорки. Ему еще пару раз досталось по ребрам, и Виктор Васильевич скрючился, выронив на снег стеклянную бутылку. У него торопливо обшарили карманы, и, видно, успокоились, вытащив портмоне с несколькими сотнями и мелочью. (Карточки и
