Ознакомительная версия.
— Извините, пожалуйста, — пробормотал я, — мне нужен господин Цфасман.
— Простите, кто говорит?
— Это подполковник Литвинов из службы охраны. Я хотел уточнить один вопрос.
— Простите, это о финансировании базы?
— Нет. По другому делу. — Извините, как вы назвались?
— Подполковник Литвинов из службы охраны. — Женщина, очевидно, мучительно думала, соединять ли меня с шефом.
— Все же по какому вы вопросу? — спросила она.
— Он сам знает, — уклонился я от ответа. Скажи такому церберу, что по личному, она сразу повесит трубку.
— Подождите минуту, — сказала она, — я попытаюсь его найти.
— Хорошо, — согласился я и секунд двадцать ждал, пока она вдруг не сказала: — Марк Александрович на проводе.
— Слушаю вас, — раздался голос банкира. Очевидно, он ехал в машине, я услышал сигнал водителя.
— Извините меня, Марк Александрович, — сказал я, даже не зная, что полагается говорить в таких случаях. — Я по поводу лечения.
— Какого лечения?
— Мальчика. С вами уже говорил Семен Алексеевич…
Едва я назвал это имя, банкир как с цепи сорвался.
— Никто со мной не говорил! Никакого мальчика я не знаю. И Семена Алексеевича не знаю. И про лечение первый раз в жизни слышу.
— Извините, — ошеломленно сказал я, — но…
— Я же вам русским языком говорю — ничего не знаю. И мне никто не звонил. Извините меня, но это недоразумение. До свидания.
— До свидания, — сказал я машинально. Меня словно током ударило. Получалось, что Семен Алексеевич мне врал, когда говорил, что договорился о спонсорской помощи со Цфасманом. Но этого не может быть! Какой смысл ему врать? Тогда получается, что врет банкир. Судя по его реакции, это вполне логично. Но почему он так испугался? Может, боится, что убийство Семена Алексеевича свяжут с его именем? Ничего не понимаю.
В этот момент я думал не столько о чувствах банкира и даже не о погибшем начальнике, сколько об Игоре, которого нужно спасать. Выход один: срочно найти человека и сдать ему мою квартиру. Хотя бы на один год. Или на два. В этом случае денег может хватить, думал я, совершенно выбитый из колеи непонятной для меня выходкой Цфасмана.
Я встал и отправился в другой кабинет, куда столько раз заходил, когда был жив его хозяин и где работали сейчас Зоркальцев и Кислов. Они тщательно обыскивали весь кабинет Семена Алексеевича, надеясь обнаружить в нем хоть какие-нибудь следы, которые могли нам помочь.
В сейфе лежали обычные материалы, о которых я знал. Вернее, они были не совсем обычными. Секретными и совершенно секретными. И ничего, что могло бы навести нас на разгадку тайны убийства. Я остановился рядом и смотрел, не вмешиваясь в работу коллег. Настроение у меня было такое паршивое, что не хотелось даже ни с кем разговаривать.
— Стоило более основательно поговорить с его женой, — заметил Зоркальцев. — Возможно, она могла подсказать нам какие-нибудь детали.
— Ты же видел, в каком она была состоянии, — возразил я ему. — Нет. Ничего нельзя было расспрашивать. Да я и не хотел. Пусть Лобанов завтра с ней поговорит.
Зоркальцев не стал возражать, продолжая осмотр. В записной книжке-календаре, которая лежала на столе, было помечено несколько фамилий. В том числе и моя. Моя была подчеркнута.
— Вы вчера заходили к Семену Алексеевичу? — спросил меня Зоркальцев, читая фамилии и поднимая голову.
— Заходил. И даже два раза, — сказал я, отходя к окну.
— Странно. Около вашей фамилии он поставил вопрос, — показал на книжку Зоркальцев. — Видимо, он что-то хотел у вас узнать. Или ему что-то было непонятно?
— Наверное, что-то было непонятно, — ответил я, поворачиваясь к нему. Подошел ближе к столу и взглянул на эту чертову книжку. Так и есть, пунктуальный Семен Алексеевич записал мою фамилию и рядом поставил большой знак вопроса. Милый, добрый человек. Он действительно хотел мне помочь и не забыл о том, что нужно позвонить банкиру. Я увидел, как от моей тянется длинная черта к другой фамилии — так и есть, Цфасман. Марк Александрович.
— И здесь есть черта, соединяющая вашу фамилию с фамилией Цфасмана, — показал мне на запись Зоркальцев.
— Может быть, вы говорили о нашей базе? — спросил Кислов, оборачиваясь к нам. Он как раз в это время вытаскивал книги из книжного шкафа.
— Нет, не помню, — быстро ответил я, снова отвернувшись. Ну не стану же я им рассказывать, как меня только что кинул этот банкир. Не хочет он давать деньги, ну и пусть ими подавится. Он ведь кинул не только меня одного, но и покойного Семена Алексеевича. Зачем я буду его память тревожить, выставлять его в таком виде? Он ведь деньги просил для лечения моего сына. А если узнают, что вообще просил деньги, то еще пойдут всякие разговоры. Формально он не имел права звонить банкиру, с которым у нас были деловые контакты, не должен был просить деньги. Это можно счесть завуалированной формой взятки. Вообще любая спонсорская помощь всегда подозрительна. Ну не объяснишь ведь каждому, что деньги нужны на святое дело.
— Секретарь дала нам список сотрудников, которые вчера к нему приходили, — продолжал Зоркальцев, — у него вчера вечером было несколько наших сотрудников.
— Сколько времени они беседовали? — спрашиваю я, уже примерно зная, каким будет его ответ, и заранее оттягивая тот вопрос, который я должен ему задать.
— Смотря кто. Некоторые задерживались, некоторые выходили сразу.
— Кто задерживался больше всех? — я обязан задать именно такой вопрос.
— Вы, — прямо отвечает Зоркальцев. Я успеваю заметить и взгляд Кислова. — Только вы заходили к нему два раза и оба раза задерживались больше чем на десять минут.
— У меня было к нему много дел, — ответил я уклончиво, стараясь увести разговор от этой темы. — А кто еще?
— Вот список, — протягивает Зоркальцев. Я взял список. Облонкова среди них нет. Впрочем, он бы и не пришел сюда, в кабинет. По своему статусу он стоит гораздо выше, и Семен Алексеевич мог только напроситься к нему в кабинет. Зоркальцев ничего больше не спросил, но мне очень не понравился его взгляд. .Он так пристально на меня посмотрел, словно считал меня главным подозреваемым. Но все неприятности только начались. Откуда мне было знать, что они уже нарастали целой лавиной, которая должна была обрушиться на меня и поглотить.
— Он куда-нибудь выходил? — спросил я. — Нужно узнать, куда он выходил и на сколько. Кстати, почему Симы нет в приемной?
— Ее вызвал Дубов. Он как раз сейчас допрашивает ее вместе с Лобановым, — пояснил Кислов.
В отличие от сумрачного Зоркальцева Кислов производит более приятное впечатление. Открытое, чистое лицо, цепкий, умный взгляд. Даже волосы отпускает чуть длиннее обычных, вольнее, чем принято в нашей службе. Впрочем, он молод, а в его возрасте все простительно.
Они продолжали обыск, словно этого неприятного быстрого разговора между нами и не было. В кабинете можно было найти немало интересного, но ничего такого, что могло бы дать ниточку к истоку преступления. Если не считать той самой записной книжки, в которой моя фамилия была связана с фамилией Цфасмана. Зоркальцев и Кислов продолжали обыск, а я смотрел на лежавший теперь передо мной календарь. Получалось все же, что банкир врал. Именно его фамилия содержалась в списке дел. И фамилия, и имя-отчество.
Я уже тогда думал, что объяснять ничего нельзя. Получалось, что за счет покойного я свои личные проблемы решал. Я сидел и смотрел на эту жирную черту, соединившую наши две фамилии, и размышлял об Игоре. Меньше всего я думал в этот момент о стервеце банкире.
— Интересно, — вдруг сказал Кислов, — кто такой этот Цфасман? Вы его не знаете?
— Нет, — ответил я, продолжая смотреть на эту жирную черту. — Кажется, банкир, который финансировал строительство нашей базы.
— Точно, — кивнул Зоркальцев, — я слышал его фамилию. А почему Семен Алексеевич соединил его фамилию с вашей?
— Не знаю, — сказал я, заставляя себя не смотреть на эту запись, — не могу понять.
Я встал и снова подошел к окну, заметив в отражении переглянувшихся Зоркальцева и Кислова. Я думал об Игоре и видел черту. Черту, которую провел Семен Алексеевич, соединяя мою фамилию с фамилией Цфасмана. И этой чертой предопределил две наши судьбы.
Когда день начинается удачно, настроение уже не могут испортить никакие досадные сбои. Позвонивший ему помощник сообщил, что все в порядке, и Марк Александрович, ничего не уточняя, положил трубку. Он знал, как важно принять участие в проекте, который сулил такие бешеные деньги. Каждый вложенный рубль оборачивался в итоге десятикратной прибылью. И когда в полдень раздался звонок по его мобильному сотовому телефону, он взглянул на трубку, чтобы узнать заранее, кто именно ему позвонит. Абонент предложил принять участие в очень прибыльном деле несколько лет назад. Теперь он же планировал новую операцию. Марк Александрович взял трубку.
Ознакомительная версия.
