Мы с Мухой переглянулись, я спрятал бинокль в карман плаща, и мы вернулись на трибуну. По нашим расчетам, ждать оставалось недолго.
И точно, минут через сорок в руках режиссера Кыпса ожила «уоки-токи».
— Слушаю! — нервно бросил Кыпс.
— Марик, тут такие дела, — раздался голос помрежа. — Разведчик проник в штаб и уволок полковника.
— Как — уволок?! — завопил Кыпс. — Куда?!
— Не знаю, он запер нас в блиндаже.
— А охрана?! Охрана где?!
— Не знаю, мы не можем выйти из блиндажа.
Генерал-лейтенант выхватил рацию из рук режиссера:
— Капитана Каупа!
— Сейчас развяжем, — пообещал помреж.
— Медлер! — рявкнул генерал-лейтенант.
— Слушаю вас, — вытянулся порученец.
— Всю массовку с этого берега — туда. Перекрыть отходы. Включить электростанцию, осветить берег всеми прожекторами! Выполняйте!
— Есть выполнять!
— Капитана Каупа ко мне!
— Есть капитана Каупа к вам!
Взвыл движок электростанции, осветители развернули все софиты на противоположный берег. Человек двадцать солдат, бивших баклуши на этом берегу, кинулись выполнять приказ. По железу понтонного мостика загремели сапоги, через пять минут весь левый берег был усеян фигурами в немецких шинелях и стальных касках. Вспыхнули прожектора и на том берегу. В их свете черными тенями замелькали солдаты.
— Вот подлюка! — сказал Муха.
— Генерал, вы играете не по правилам, — обратился я к Кейту.
Он даже не счел нужным взглянуть в мою сторону. Зато ответил внук национального героя Эстонии:
— А генералы никогда по правилам не играют. Они их меняют по ходу дела. Как выгодней. Поэтому из военных не получилось ни одного выдающегося шахматиста. Там не сходишь конем через всю доску. А хочется.
— Томас Ребане! — осадил его национал-патриот. — Вам не к лицу высказывать такие замечания в адрес эстонских воинов!
— А я-то при чем? — удивился Томас. — Они сами обосрались.
Шутки шутками, а положение у Артиста было аховое. Вернуться на этот берег с «языком» ему не дадут. Так что в его положении я плюнул бы на «языка», будь он даже и штандартенфюрер СС, выпотрошил бы его на месте, прикончил и уходил задами. Впрочем, в данном конкретном случае потрошить и приканчивать не было необходимости.
Некоторое время я был уверен, что Артист так и сделал, но неожиданно с того берега донесся рык танкового дизеля. Один из «тигров» окутался черным дымом, выполз из капонира, волоча за собой маскировочную сеть, и начал медленно спускаться по крутому откосу. На него полезли эсэсовцы, замолотили «шмайссерами» по броне. «Тигр» остановился и крутанул башней, сметая стволом с брони отважных легионеров. Потом вновь взревел дизелем и ринулся вниз, набирая скорость. Воды речушки раздались под его пятидесятитонной махиной.
«Тигр» взлетел на низинный берег и замер в угрожающей близости от трибуны: мощный, свирепый, в клубах пара и черном чаду солярки, с длинной 88-миллиметровой пушкой, с фашистской свастикой на квадратной башне, с мокрой маскировочной сетью, которая висела на нем, как невод. Он был похож на злобное чудовище, вы-рвавшееся из темных глубин истории.
Двигатель заглох. С лязгом открылся люк. Из него появилась сначала немецкая каска, потом шинель с погонами роттенфюрера, а затем и сам Артист в полной эсэсовской форме. Он спрыгнул на землю, вынул из кармана шинели красноармейскую пилотку, выжал ее, старательно расправил и надел вместо каски. Потом поднялся на трибуну, вскинул к пилотке руку и отрапортовал обалдевшему режиссеру Кыпсу:
— Товарищ генерал, ваше приказание выполнено. «Язык» взят.
Кыпс вспомнил, вероятно, обещание Артиста разобраться с ним, юркнул за спину генерал-лейтенанта Кейта и оттуда спросил:
— Где же «язык»? Где он?
— А там, в танке. Пусть его вытащат, а то мне надоело с ним валандаться. Он не тяжелый, но больно уж длинный. Неудобный для транспортировки.
К «тигру» кинулись капитан Медлер с помрежем и через несколько минут извлекли на свет божий высокого худого человека в мундире офицера СС. Руки его, будто вытянутые по швам, были примотаны к телу шнуром, а во рту торчал кляп из его собственной форменной фуражки. При этом создавалось впечатление, что он пытался съесть фуражку, но высокая тулья и лакированный козырек в рот не пролезли и теперь торчали наружу вместе с фашист-ской кокардой.
— Командир 20-й Эстонской дивизии СС штандартенфюрер СС Альфонс Ребане, — представил его Артист и обернулся к «языку». — Извини, старина. Сам понимаешь, импровизация. Надеюсь, я не очень тебя помял?
Он финкой разрезал шнур, вытащил изо рта «языка» фуражку и нахлобучил ее на голову актера. Потом обратился к Кыпсу:
— Как тебе такой финал битвы на Векше? А вам, генерал? «Эсты, эсты!» Говно на палочке ваши «эсты»!
Мужественное лицо генерал-лейтенанта Кейта побагровело. По-моему, замечание Артиста ему не понравилось.
— Не везет генералу с «Эстом», — проговорил национал-патриот Янсен, обращаясь к Генриху Вайно. — То у него люди тонут. То его сержантов подстреливают старики-охранники. То они сами себя сажают в лужу, как сейчас.
— Не везет, — согласился Вайно. — Я только не понимаю, в чем причина: в «Эсте» или в самом Кейте?
К помосту по понтонному мостику подкатил штабной уазик, из него выскочил молодой офицер в эстонской форме. Голова у него была перевязана свежим бинтом.
— Господин генерал, капитан Кауп по вашему приказанию прибыл! — доложил он.
— Вы идиот, Кауп! — рявкнул генерал-лейтенант Кейт. — Вы опозорили весь свой отряд! Весь «Эст»! Вы доказали полную свою никчемность!
— Он не виноват, — вступился за капитана Артист. — Откуда он мог знать? Идет легионер и идет. А когда понял, бился, как лев. Мне даже пришлось его слегка успокоить.
— Я разговариваю не с вами! Я разговариваю с моим офицером! — отрезал Кейт. — У вас было сто человек! Сто! И вы не смогли перехватить одного паршивого русского лейтенанта!
— Вы бы поосторожней насчет паршивых русских лейтенантов, — хмуро посоветовал Артист.
Но генерала несло:
— Вам, капитан Кауп, командовать не отрядом «Эста», а чистить солдатские нужники! Да, солдатские нужники! Это, вероятно, единственное, на что вы способны!
— Господин генерал-лейтенант, — снова вмешался Артист. — В армиях всего мира не принято отчитывать офицеров в присутствии подчиненных. Ваше право сделать ему любой втык, но только наедине.
— Я не нуждаюсь в ваших советах!
— А это не совет, — возразил Артист. — Это напоминание об офицерской этике.
— Молчать! — гаркнул Кейт. И, не сдержавшись, добавил почему-то по немецки: — Russische Schwein!
— Если быть точным, вам следовало бы сказать: «Judische Schwein», — поправил Артист.
Он помолчал и довольно мирно произнес:
— А теперь, генерал, вам придется извиниться. Я, возможно, приму ваши извинения. Да, скорее всего приму. Понимаю: вы расстроены и все такое. Будем считать, что это просто сорвалось с вашего языка. Брякнули. Бывает. А теперь сожалеете. Вот и скажите об этом. Вслух.
— Я никогда ничего не брякаю! — взревел Кейт. — И никогда не сожалею о сказанном!
— Прискорбно, — сказал Артист. — В таком случае я вынужден вам ответить.
— Сенька! — завопил я.
Но было поздно. Коротким снизу Артист врезал по левой скуле генерала открытой ладонью, вложив в удар всю силу своей обиды на подло обманувшую его творческие надежды судьбу. К счастью, своего отношения к фашизму он не стал выражать этим ударом, иначе бы должность командующего Силами обороны Эстонии стала вакантной. Звонкой оплеухи не получилось, но генерал отлетел к низким перильцам помоста, в воздухе мелькнули его начищенные ботинки, и сам генерал исчез из поля зрения почтеннейшей публики. Как говорят в боксе, вылетел за пределы ринга.
Артист констатировал:
— Будем считать, что извинения принесены. И я их принял.
— Охрана! — дурным голосом заорал порученец командующего и начал судорожно рвать из кобуры пистолет. Но, как часто бывает в таких случаях, петелька не расстегивалась, пистолет застрял. Два спецназовца были расторопнее. Они вскочили на помост и направили на Артиста десантные «калаши». Капитан Медлер извлек наконец свой ПМ и нацелил в Артиста. Ствол «макарова» дрожал крупной дрожью.
Артист быстро огляделся. Я понял ход его мыслей: капитан не в счет, как разобраться с этими двумя гусаками, он уже понял, а теперь прикидывал маршрут отхода.
Муха дернулся было к нему, но я остановил:
— Охренел?! Трупов сдуру навалят!
— Отставить, — приказал я Артисту.
Он молчал.
— Отставить! — повторил я. — Не понял?
Артист наконец расслабился и буркнул:
— Есть отставить.
Из-за перилец извлекли генерал-лейтенанта Кейта. Он нацелил на Артиста палец, прыгающий, как ствол пистолета капитана Медлера:
— Арестовать! На гауптвахту!
