— Вы хвалите ВУК, но ведь он противоречит всем общечеловеческим нормам.
— Тем, кто ценит общечеловеческие нормы, ВУК не страшен.
— Но ведь общеизвестно, что ужесточение наказания не приводит к снижению преступности.
— Наказание не должно быть ни жестоким, ни мягким. Оно должно быть адекватным деянию, молодой человек.
— А чем определяется адекватность?
* * *
«Последнее время милицейские сводки удивляют даже видавших виды оперативников: по Москве ширится с каждым днем вал вымогательств. В этот самый „окупаемый“ вид криминального бизнеса втягиваются все новые и новые „предприниматели“.»
Криминальная хроника, № 17, 1994 г. * * *
— Обстановкой в стране. При разных обстановках наказание за одно и то же преступление должно варьироваться. В мирное время — три года тюрьмы. В военное — расстрел. А мы живем в военное время. Вы говорите — ужесточение наказания, я говорю — доведение его до адекватности. А знаете ли вы, господин гуманист, что рэкету подвергаюсь не столько я, сколько вы. И малоимущие граждане.
— Я?
— Да, да. Вы. Вам ведь надо кушать. Вы покупаете продукты питания. Так вот, мы, коммерсанты, закладываем в стоимость товара и сумму, которую выплачиваем рэкету. Так что вымогают деньги у вас, а мы только посредники между вами и вымогателями. Они постоянно повышают размер дани, а мы постоянно повышаем цену на товар. И это одна из причин инфляции. Так-то. Не знаю, действительно ли инквизиция святая, но делает она святое дело.
* * *
Санкт-Петербург. 18 января в 3 часа ночи нарядом милиции для проверки была остановлена автомашина «Жигули», которая буксировала автомашину «мерседес». При осмотре салона и багажника иномарки обнаружены упакованные в брезент трупы (!) семерых мужчин с огнестрельными ранениями.
Созданной оперативно-следственной группой в результате наступательной работы установлено, что убийство было организовано директором филиала производственно-коммерческой фирмы «Петрократор» с целью пресечения вымогательства со стороны одной из преступных группировок.
Криминальная хроника, № 17, 1994 г. * * *
— Это ваше субъективное мнение.
— Мнение-то субъективное, да только все известные мне коммерсанты так считают. Где бессилен суд, там неизбежно должен возникнуть самосуд. Такова диалектика, как любил говорить первый и последний президент СССР.
«За один час я дважды услышал одну и ту же мысль из уст двух разных по социальному статусу людей. ад Надо будет посоветовать Сане послать тройку ребят к бизнесменам да послушать их мнение на этот счет», — подумал я. — Лев Ефимович, с вами очень интересно беседовать, но время у меня ограничено.
— Как и у меня.
— Поэтому вот вам моя визитка. Если будет что нового по инквизиции, вы уж не сочтите за труд звякнуть. Можно домой.
— Непременно, молодой человек.
Когда я уже был в дверях, он кинул мне вдогонку:
— А денежки для рэкетиров я на всякий случай держу наготове.
Я пошел по улице Островского, мысленно переваривая услышанное. Итак, преступники больше не появлялись. Почему они не пришли за деньгами? И зачем нужно было заходить ночью в офис, если там они ничего не тронули? Все это выглядит если не странно, то, во всяком случае, необычно. Конечно, заслуги инквизиторов в том, что рэкетиры больше не появлялись, нет. Это ясно. Просто что-то спугнуло вымогателей. Что? Непонятен также смысл ночного визита.
Я остановился возле подворотни большого дома в конце улочки, чтобы закурить сигарету, и, ища по карманам зажигалку, случайно посмотрел во двор. То, что я в следующие секунды там увидел, бросило меня в пот. Из подъезда трехэтажного кирпичного домика, расположенного во дворе, вышел высокий мужчина и подошел к серым «Жигулям». Через несколько секунд он сел в машину и включил зажигание. Стекла на «Жигулях» были зеркальными, поэтому я видел его только несколько секунд, но их мне было достаточно, чтобы я его узнал. Я узнал бы его из тысячи, из десяти тысяч схожих мужчин. Это был детина, который возил меня к президенту, верный помощник Кота, чья могила находилась на Кунцевском кладбище возле могилы его шефа. «Жигули» выехали из подворотни и повернули направо, на Ордынку. Я чуть было не помчался за ними следом. Наконец, закурив и сделав три глубокие затяжки, принялся осмысливать положение. Покойник оказался липовым. А Кот? Скорее всего, когда Темная Лошадка убирал свидетелей, этому удалось ускользнуть. Приобрести новые документы для него не ахти какая сложность. Видимо, в машине с Сидоренко сидел кто-то другой, а поскольку трупы остались неопознанными, ему удалось скрыться.
Выкурив сигарету, я вошел в подворотню и направился к дверям особняка, из которого вышел несколько минут назад «покойник». Особняк в стиле прошлого века. Но я помнил, что еще год назад его здесь не было. На окнах решетки. Все окна закрыты плотными шторами. У двери вывеска: «Частный институт социальных исследований».
Следующие три дня я с восьми утра и до шести вечера добросовестно торчал возле этого загадочного Института социальных исследований, в надежде на то, что «покойник» появится еще раз. Тщетно. На четвертый день я был уже на кладбище возле могил. Они были завалены еловыми ветками. Фотографии, покрытые полиэтиленовой пленкой, были укреплены в головной части каждой могилы. Со средней на меня смотрел насмешливыми глазами Кот в форме полковника госбезопасности. Словно издевался. Нервы мои были в таком напряжении, что я едва подавлял желание начать разрывать могилу, на которой стояла фотография детины. Дождавшись момента, когда рядом никого не было, я сунул ее в портфель.
Через час я уже сидел в кабинете генерального директора «Терры» и пил растворимый кофе с печеньем.
Мне пришлось минут тридцать терпеливо выслушивать взгляды на жизнь мудрого господина Смолицкого, прежде чем на прощание задать ему вопрос, из-за которого я и приехал.
— Да, кстати, Лев Ефимович. Вам этот человек незнаком?
Смолицкий долго изучал фотографию, с которой я успел содрать пленку.
— Нет, впервые вижу.
— Может, все-таки встречали? Он бывает в ваших краях.
— У меня фотографическая память, молодой человек. Я его вижу в первый раз.
— А «жигуля» серого цвета с зеркальными стеклами вы здесь на вашей улице не видели?
— Я не видел, но уборщица из кафе говорила мне, что мои ночные гости приезжали на машине с зеркальными стеклами.
Я чувствовал себя как рыбак, который после часового ожидания подцепил на крючок щуку.
— Лев Ефимович, дорогой. Если случится так, что этот «жигуль» здесь опять появится, дайте мне знать. Только звоните сразу.
Он внимательно и несколько испуганно посмотрел сначала на фотографию, затем на меня.
— Вы думаете, что они опять нагрянут?
— Кто?
— Рэкетиры.
Я заставил себя рассмеяться.
— Да нет, что вы. Скажу по секрету, в расчете на вашу порядочность. На таких «Жигулях» ездит любовник моей жены. Хочу с ним познакомиться.
— Это он?
Лев Ефимович ткнул холеным пальцем с розовым отполированным ногтем прямо в глаз «покойнику».
— Он, — со вздохом сказал я.
— Понимаю. Дело деликатное. Чем смогу, помогу.
— Я на вас надеюсь.
Затем, чтобы не дать времени Льву Ефимовичу начать излагать свою точку зрения на проблемы семьи и брака, я поспешил уйти.
Придя вечером домой, я уселся в свое любимое кресло и, разложив бумаги на журнальном столике, принялся рисовать схемы ситуации в логической и временной последовательности:
А. Незадолго до смерти Кот сформировал идею о создании нелегальной карательной организации и начал ее формировать.
Б. После смерти Кота его сподвижник воспользовался обстановкой и стал одним из руководителей нелегальной организации, созданной его покойным шефом.
В. Святая инквизиция действует под крышей Института социальных исследований.
Я рисовал возможные схемы тайной организации. Чертил стрелочки и квадратики. Разрабатывал все новые варианты. Лег в постель я только в первом часу ночи и еще долго ворочался, прежде чем мне удалось заснуть. Не стану детально описывать кошмары, которые начали меня мучить сразу же как только я заснул. Снились покойники, кладбище, Лев Ефимович Смолицкий, который почему-то угрожал мне ножом, и прочая чушь. Но больше всего снились живые трупы в подъезде. Проснулся я внезапно на левом боку лицом к стене и тут же обнаружил, что забыл выключить лампу, которая стояла на журнальном столике, где так плодотворно работалось накануне. Перевернулся, сел на диване и застыл с открытым ртом.
Вольготно развалившись в моем любимом кресле, поедая мои конфеты, внимательно изучал мои логические выкладки о Святой инквизиции призрак Константина Павловича Сидоренко, покойного помощника президента Российской Федерации по особым поручениям.
