— Выходит, вся надежда на Фишера. — Бернсдорф собрал с тарелки шкварки. — Да, а что мы ему предложим? Нищету, пытки и банановую войну вместо сафари?
— Нет. Острый сюжет. Настоящих противников режима. Вы найдете в этой книге пять имен легендарных герильерос. Трое или четверо из них погибли. Но имя Кампано упоминается постоянно, на протяжении многих лет. Никто но знает, где он скрывается. Появляется, наносит удар по правительственным войскам — и словно растворяется в пространстве… Разве он не герой для нашего фильма?
Бернсдорф поднял руку, прерывая Кремпа. У него было такое чувство, что идея, которую он уже схватил за хвост, вот-вот ускользнет,
— Вы — документалист, я — из игрового кино, и обращать друг друга в свою веру мы не будем. И все-таки… Почему бы нам не слетать туда и не разыскать этого Кампано? Разузнаем о нем все: откуда он взялся, как складывалась его жизнь, где он сейчас, а вы будете документально снимать все этапы нашего «следствия». И с божьей помощью в один прекрасный день он предстанет перед нами где-то в джунглях.
Кремп пощипывал свою бородку.
— Кроме того, мы снимем там несколько драматических сцен из его жизни. Пригласим не профессионалов, а любителей, чтобы все было как в жизни. И обе линии свяжем, чтобы они совпали по времени.
«Самое тяжелое как будто позади», — думалось Бернсдорфу. Согласие Фишера представлялось ему пустой формальностью. Кто сможет устоять перед такой киноидеей, кого она не подкупит?
Когда они собирались ехать, Ундина сказала:
— Его вилла в Вальдтрудеринге. Ждет он меня одну, так что вам лучше подождать немного в машине.
— Покори его своей красотой! — пошутил Бернсдорф.
А Кремп спросил:
— Думаете, мы можем рассчитывать?..
— Ну, разумеется! Он только и мечтает, чтобы его покорили и завоевали.
…Им никогда не суждено было испытать большего единодушия, чем в это мгновение.
Обитую кованым железом дверь виллы открыл сам Фишер, грузный мужчина с пышной седой шевелюрой. «Значит, передумала, поэтому и приехала». сказал себе он, объясняя причину визита Ундины. Помогая ей снять пальто, он ощущал себя помолодевшим. Ему нравилось это хрупкое создание, украшение его фирмы, но сблизиться с ней он никогда не пытался. Здравые принципы не должны знать исключений.
Проводив Ундину в гостиную, предложил выпить. Ундина отпила шерри.
— Вас очень огорчило бы, если бы вместо Кении мы отправились… например, в Гватемалу?
Не ответив на вопрос, Фишер взял из шкафа толстый справочник, нашел нужную страницу и прочел вслух:
— «Теплоходом из Генуи двадцать дней, самолетом из Франкфурта через Канаду — пятнадцать часов до Мехико, оттуда ежедневные рейсы местных авиалиний… Сервис, включая билеты туда и обратно, в первом классе пять тысяч марок». Полетим? Или поплывем?
— И вы согласны отказаться от сафари?
— Зачем нам сафари? Ты права. Гватемала — это то, что нужно. Руины майя, вечная весна, лучший кофе в мире. Как ты додумалась?
— Там можно снять фильм. — Сердце Ундины забилось. — Игровой фильм… Маленькая съемочная группа: мы с вами и еще двое.
Он захлопнул справочник.
— Ах, вот оно что…
Все пропало, Фишер отказал, это ясно. Провал своего плана она восприняла с острой болью, когда услышала вдруг голос Фишера:
— Если эти люди ждут в машине, пригласи их.
Эрвин Фишер был профессиональным военным, в двадцать пять лет входил в состав десантно-диверсионной группы, потом отбивал атаки новозеландской пехоты в Монте-Кассино, где и оставил ногу. После войны учился в торговой школе, служил мелким страховым агентом, торговал подержанными автомобилями. И однажды ему повезло: принадлежавший ему участок земли, на котором стояли жалкие развалины, понадобился муниципалитету под застройку. На полученные в виде возмещения деньги он основал акционерное общество «Мозаика» и, не обладая для начала даже скудными профессиональными познаниями, начал медленно, но верно подниматься на гребень волны кинорекламы. Он «сам себя сделал».
И вот сейчас, на вершине успеха, Фишер решил уйти на покой. Вот-вот вовсю громыхнет кризис, так что о каких дивидендах может идти речь? «И никто не скажет, зацветет ли яблонька опять», — как поется в песне. Во всяком случае, былого не вернешь… А эти пришли к нему с идеей фильма.
— Мы рассчитываем обойтись весьма скромной суммой, — сказал Бернсдорф. — Наличными тысяч двести, не больше.
— Я знаю, господа, район Карибского моря входит в моду. Итальянцы повторно снимают на Гаити историю с «Баунти», с сотней голеньких негритяночек… Но Гватемала? Самая дорогая страна в том районе! Ее валютная единица приравнивается к доллару.
— Курс доллара падает, — заметила Ундина.
Приход этой троицы и предложение Ундины растревожили его, в нем ожила и затрепетала предпринимательская жилка. Что ж, они вполне могут оказаться серьезными партнерами. Людей типа Кремпа он поначалу всегда инстинктивно сторонился, зато у Бернсдорфа большое имя в мире кино, и ему лучше знать, кого взять в операторы.
Пришлось еще выслушать рассказ Кремпа о народном сопротивлении, неоколониализме, режиме ПР и прогрессивном кино. Фишер сухо улыбнулся.
— Подобные планы обычно терпят провал. С чего вы вообще взяли, что в Гватемале вам разрешат снимать такой фильм?
— Правительство Гватемалы заинтересовано в том, чтобы мир знал о его демократичности.
— Что вы и намерены опровергнуть?
— Господин Фишер, давайте говорить откровенно, — сказал Бернсдорф. Представим себе, что нас ждет неудача. Но вы лично ничего не теряете. Судите сами. Мы еще первого кадра не снимем, а уже так раздуем в ведомостях сумму затрат, что небу жарко станет. Выпишем, к примеру, сорок тысяч за сценарий, который между делом настрочит господин Кремп совершенно бесплатно. А кто сможет проверить, какой гонорар мы платили тамошним актерам, массовке и техперсоналу?
Такие речи и слушать приятно; Фишер знал, что Бернсдорф дело говорит.
— Денежные расчеты будут по вашей части, — сказал Кремп. — Нам безразлично, сколько вы будете нам платить. Для нас главное — снять фильм.
Фишер промолчал. Последние слова Кремпа вызвали в нем явную неприязнь. Он терпеть не мог людей, подчеркивавших свое бескорыстие. От таких только и жди подвоха.
— Не сердитесь, шеф, — тихо проговорила ему на ухо севшая рядом Ундина.
В продолжение разговора она несколько раз не соглашалась с Кремпом, поправляла его, вот и теперь тоже. Фишер чувствовал, что она на его стороне, а не на их… Нет, не хочет он больше встречать Новый год в одиночестве! Лучше уж с ними, пусть их пока и заносит на поворотах. А он-то на что? Чтобы они не натворили глупостей!
— Хорошо, я согласен. Мы можем лететь через три дня.
Из бортовых динамиков, вмонтированных в верхние панели, доносился голос стюардессы — мягкий, успокаивающий, чуть хрипловатый из-за помех: «…Мы подлетаем к острову Ньюфаундленд. Летим на высоте одиннадцать тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час».
Бернсдорф закрыл глаза. Как бы там ни было, он ощущал прилив сил. Наконец опять в пути, идет по, следам человека, которого зовут Кампано и о котором известно лишь то, что он остался верен своим убеждениям до самого последнего часа. А почему, собственно, «последнего»? Кто сказал, что Кампано убит? Таких данных нет, а значит…
Эрвин Фишер попросил стюардессу принести рюмку коньяка. От некоторых фраз в зеленой книжке, которые отчеркнул Кремп, ему становилось не по себе. «Двадцать восемь арестованных „левых“ подверглись неслыханно жестокому обращению; так, например, Карлос Соса Варильяс был сначала распят, а затем кастрирован». Фишер перелистал несколько страниц. «Трупы были выброшены из самолета над Тихим океаном». Читать дальше нет никакого желания, голова его от всего этого разболелась.
В сетках кресел торчали свежие газеты, и Фишер достал одну из них. «Ю.С. ньюс энд Уорлд рипорт». В глаза бросился заголовок: «Избирательная кампания в Гватемале происходит в атмосфере насилия. Жертвами ежедневно становятся три — четыре человека». Перегнувшись через кресло, он протянул газету Кремпу.
— Как-никак выборы, — сказал тот. — А не военный режим! Военные выборов не проводят.
Четыре часа утра. А по местному времени десять вечера. «Через пятнадцать минут мы будем над Мексиканским заливом в районе Нового Орлеана», — негромко проговорила стюардесса. Фишер мелкими глотками отхлебывал горячий кофе из чашки. Не в состоянии сосредоточиться на чем-то определенном, он опять раскрыл зеленую книжку.
Красный карандаш Кремпа заставил его прочесть следующие строки: «Революционные вооруженные силы (ФАР) усилились с притоком студентов университетов. Постепенно ФАР становятся военной организацией коммунистической партии, хотя формально ей и не подчиняются. Герильерос похитили целый ряд видных лиц, чтобы обменять их на политических узников. Отдельные уголовные элементы, воспользовавшись неразберихой, в свою очередь, провели ряд похищений, выдавая их за акции ФАР и требуя выкупа. В 1967 году выяснилось, что глава этой банды похитителей и шеф уголовной полиции — одно и то же лицо». Последнее предложение не было подчеркнуто, но крепко засело в голове Фишера. В его воображении начали возникать одна картина за другой. Шеф полиции — похититель! Классический гангстерский сюжет с серьезной политической подоплекой… А если это решить в комедийном, гротесковом плане? Он так и слышал взрывы хохота в зале. Люди ходят в кино либо для того, чтобы отгадывать загадки, либо чтобы посмеяться. Жизнь и без того достаточно сложна…
