— В телеграммах ничего нет. Катанийский корреспондент об этом не сообщает. Странно… А вы уверены?
— Час тому назад я разговаривал с Катанией.
— Простите, генерал. — Он уже позабыл и о духоте, и о скуке воскресного августовского дня: когда у покойника погоны со звездами, генералы не звонят журналистам. — У вас такое высокое звание, а я… простой журналист, и мы с вами едва знакомы. К тому же я здесь сегодня совершенно случайно… Что все это значит?
Несколько мгновений трубка молчит, потом снова слышится сбивчивая речь Фульви. Алесси изо всех сил прижимает трубку к уху, словно боится упустить хоть слово.
— Из Катании мне передали, что он застрелился из-за карточных долгов. И еще там замешаны женщины…
— А вам эта версия кажется неубедительной?
Генерал говорит быстро, явно стараясь перейти от вещей, давно и хорошо известных, к главному:
— Два года тому назад вы занимались историей с «гепардами». Мне известно, что на вас оказывали давление, но вы не поддались, и потому я считаю вас человеком, заслуживающим доверия.
История с «гепардами». Дело о трехстах миллиардах. Поговаривали, что одних взяток было роздано двенадцать миллиардов, и не кому-нибудь, а министрам и генералам, двое из которых вышли из игры, покончив с собой. В этой истории были замешаны американские и западногерманские секретные службы, между которыми происходили постоянные стычки. Но наружу тогда ничего так и не вышло.
Алесси выступил с серией статей после того как генеральный штаб потребовал дополнительных закупок на двести миллиардов лир, которые следовало изыскать, не обременяя военного бюджета. Но Италия уже вступила в период жесткой экономии и завинчивания гаек по части налогообложения, и новые танки ей были не по карману.
Алесси не рассчитывал, что его статьи смогут помешать заключить сделку или сорвать ее. В подобных случаях такой малостью не обойдешься.
— Я хотел бы понять вас лучше, генерал. Те мои статьи… Вы хотите сказать, что считаете меня человеком, докапывающимся до истины не только в историях с самоходками, но и в историях с мертвыми генералами? Или что смерть полковника Гуараши и скандал с «гепардами» как-то связаны между собой?
— Я спросил вас только, известно ли вам что-нибудь о смерти полковника Гуараши, дорогой мой Алесси. Этот человек несколько лет тому назад работал со мной.
— А я вам ответил: нет, не известно. Точно так же, как мне не было ничего известно о «гепардах». Что нужно выяснить теперь?
В тоне журналиста звучит вызов, но ответ генерала сух и в то же время уклончив:
— Журналист не я, а вы… Я отрываю вас от работы. Простите, не буду больше мешать…
Алесси пытается еще раз забросить удочку:
— Надеюсь, мы с вами скоро увидимся, генерал…
— В ближайшие дни я буду просматривать вашу газету.
Разговор окончен. Алесси, немного подумав, набирает девятку.
После нескольких гудков коммутатор наконец отвечает. — Соедини-ка меня с нашим корреспондентом в Катании.
Генерал Армандо Фульви, услышав щелчок в трубке, еще какое-то время не опускает ее, чтобы убедиться, не раздастся ли в ней какой-нибудь посторонний звук. Конечно, это был рискованный шаг. Но вдруг сработает? В том, что журналист теперь пойдет по следу, генерал уверен. А другие? Как прореагируют они? Наклонившись, генерал массирует ляжки, икры йог. От нервного напряжения свело мышцы. Руки тоже ноют. Генерал поднимается из-за стола. В ожидании звонка от Страмбелли он не находит себе места. Страмбелли — однокашник, они вместе учились в академии, и судьба развела их только в конце войны: сначала Страмбелли был заброшен на Балканы, потом его депортировали немцы… Фульви встряхивается, отгоняя неприятные воспоминания. Снова встретились они в сорок седьмом, в Модене, где оба проходили специальную подготовку. С тех пор судьба вела их, можно сказать, параллельным курсом.
Генерал меряет шагами комнату, размахивая руками, чтобы немного размяться. Ладони у него вспотели. Он машинально пытается сунуть руки в карманы, забыв, что на нем одни трусы. Потом идет в кухню: нужно как-то справиться с волнением. Вынув из морозильника бифштекс, кладет его на тарелку, чтобы он оттаял, моет под краном небольшой пучок салата. Есть не хочется, но при его гастрите перекусить необходимо, ведь неизвестно еще, когда соизволит явиться Франка. И вообще, лучше занять себя каким-нибудь обыденным делом — иногда это помогает справиться с нарастающей тревогой, снять напряжение.
Накрыв для себя часть стола, генерал откупоривает бутылку пива. Слава Богу, холодное. Прежде чем наполнить стакан, он делает жадный глоток прямо из бутылки.
Продолжая держать стакан в руке, генерал слегка присаливает мясо в ставит сковородку на плиту, а когда бифштекс подрумянивается, убавляет огонь до минимума и накрывает сковородку крышкой.
И тут из груди генерала вырывается что-то вроде короткого смешка: до чего же нелепая ситуация. Шестидесятилетний генерал Армандо Фульви, без пяти минут главнокомандующий корпусом карабинеров, стоит в трусах и майке, с вилкой в руках и, прислонясь к кухонной двери, ждет, когда поджарится замороженный бифштекс, а там, в кабинете, на пустом письменном столе лежит зловещая штуковина — пистолет, совсем как свернувшаяся на солнышке черная ядовитая змейка, готовая нанести смертельный удар.
— Черт побери, почему же не звонит Страмбелли?
Генерал начинает делать глубокие вдохи, стараясь как можно дольше задерживать воздух в груди, и медленные выдохи — как учили его делать, когда он был еще новобранцем. Потом он снимает сковороду с огня и ставит ее на стол. А мясо-то жесткое. Первые куски он глотает почти не жуя и даже не ощущая вкуса. Внезапно раздается звонок. Сначала генерал не может понять — телефон это или кто-то звонит у двери. Сколько раз он собирался сменить дверной звонок. Звук совершенно одинаковый. После второго звонка он поднимается. Тяжелая ручка ножа, задев край тарелки, оставляет царапину на фаянсе.
В своем кабинете на Румынском бульваре командующий корпусом карабинеров генерал Эльвино Фаис нервно барабанит пальцами по столу. Полковник Моидзо доложил ему о звонке какого-то журналиста, интересующегося обстоятельствами смерти полковника Гуараши в Катании. А Фаис ничего об этом не знал. Он сам позвонил в Катанию, и ему с извинениями и ссылками на какие-то малоубедительные причины сообщили, что начальник отдела уголовной полиции покончил жизнь самоубийством у себя в кабинете вечером, два дня назад, но историю эту решили не разглашать, чтобы не поднимать шумихи вокруг мотивов самоубийства. Составлена секретная докладная записка, которую генерал обязательно получит не позднее понедельника. Причины? Азартные игры и женщины. Главным образом, карточные долги. Намекнули, что речь идет о векселях на несколько миллионов. Имеются и кое-какие письма.
Генерал с досадой бросил трубку. Потом потребовал, чтобы Моидзо принес ему личное дело полковника Гуараши. К очередному званию Гуараши был представлен недавно и сразу переведен в Катанию. Раньше он занимал высокий пост в одном из подразделений секретной службы при министерстве обороны.
Снова звонит телефон. Генерал поднимает трубку и молча слушает. Слушает до конца, не перебивая. Господи, еще один?
Верстальщик Луиджи устало мотает головой. Шум такой, что ему приходится напрягать голос:
— Здесь на пятой полосе у меня не хватает места для рекламы: размер три на двадцать четыре. Ума не приложу, что делать, и никто не хочет подсказать.
Алесси сейчас ненавидит его всей душой. Не так уж часто забывают вовремя дать верстальщику рекламу, но уж если такое случается, он устраивает целую трагедию. Алесси понимает, что надо потянуть время.
— Посмотрим-ка, что на следующей полосе, — говорит он.
Луиджи, продолжая мотать головой, тянется к нему через стол с газетной полосой в руке.
— На. Что хочешь, то и делай.
Вот черт, это же он назло. Еще небось и злорадствует, думает Паоло и кричит в ответ:
— А я что могу? Все уже сверстано, не ломать же полосу.
Верстальщик ищет сочувствия у наборщика, покуривающего сигарету в ожидании, когда ему наконец скажут, что все-таки делать:
— Он у нас человек ученый, пусть подумает, мне-то что, я — рабочий класс.
А, да ладно, черт побери. Тем более что завтра в это время газета все равно уже будет в вокзальных сортирах. Одно утешение.
Духота невыносимая. Из-за непрерывного грохота машин приходится кричать. Настоящий сумасшедший дом.
— Убери заметку Де Сены, на ее место как раз и встанет твоя реклама.
Де Сена, корреспондент из Таранто, прислал свою заметку на прошлой неделе и уже трижды звонил, возмущался, что ее не ставят. Заметка дерьмовая, да и платят ему сущие гроши, но должен же человек получить хоть какое-то удовлетворение. Значит, жди завтра четвертого звонка, с жалостью к самому себе думает Алесси, глядя, как наборщик ломает уже сверстанную и подписанную полосу.
