На лбу у актера сверкали мелкие капельки пота, и, подумал Нортон, несколько капелек истины сверкало в том, что он сказал.
– Как тебе стало известно?
– О чем?
– Что Донна была беременна?
– Это разузнал мой адвокат. Как, не знаю. Я плачу ему большие деньги, чтобы он разузнавал всякую всячину.
Мимо них проходил косматый парень в комбинезоне, он нес гирлянду детских воздушных шаров.
– Почем они? – спросил Нортон.
– По доллару, братец, – сказал парень.
– Это грабеж, братец, – в тон ему ответил Нортон.
– Цены поднимаются вверх, дружище. Тонна резины сейчас стоит восемьдесят долларов.
– А они поднимаются?
– Что?
– Шары. Поднимаются они над этим жадным миром? Ну, летают?
– А, конечно. Так высоко, что не углядишь.
Нортон вручил парню потемневшие полдоллара с профилем Кеннеди, две монеты по двадцать пять центов и выбрал ярко-голубой шар. С минуту он забавлялся им, дергал за веревочку, заставляя плясать перед глазами, потом выпустил и стал смотреть, как шар поднимается над деревьями. Через несколько секунд ветер подхватил его и понес к Белому дому.
– Что это должно означать? – устало спросил Филдс.
– Проверяю локаторы Белого дома, – ответил Нортон. – Смотри, сейчас в небо взовьются десять «фантомов», и шарику конец. Слушай, почему ты не приехал ко мне на работу?
– Что?
– Почему ты не захотел приехать ко мне и рассказать это у меня в кабинете? Почему выбрал парк? Очень любишь белок?
– Не люблю юридические конторы, – ответил Филдс. – Я провел в них слишком много времени. Видеть их не могу.
«Это, – подумал Нортон, – самое разумное из того, что сказал актер».
Филдс достал из кармана платок с монограммой, снял очки и вытер лоб. Под глазами у него появились круги, а на лице морщинки, которых при прошлой встрече не было.
– Бен, последний месяц был у меня тяжелым. Но теперь я сказал тебе правду, и на душе стало легче. Делай, что хочешь, хоть убей меня, но это правда!
Нортон зевнул.
После долгой паузы актер спросил:
– Черт возьми, скажешь ты что-нибудь?
– Что тут говорить? Рассказ замечательный. Только я тебе не верю.
– Не веришь? – Филдс, казалось, совсем упал духом.
– Не обижайся.
– Слушай, я даю тебе слово…
– Вот что, Джефф, может быть, именно может быть, я поверил бы тебе, если бы ты выложил свою историю под дулом пистолета. Но я не верю данайцам, дары приносящим.
– Бен, право же, я не понимаю тебя. Я прилетел черт знает откуда, чтобы сказать тебе правду, а ты…
– Ладно, ладно, не начинай все сначала. Дальше дело мое. Пока, Джефф.
Нортон встал, потянулся и пошел прочь, но актер догнал его.
– Подумай, Бен, у тебя есть основания для подозрений, но подумай. Я не хочу, чтобы мы были врагами.
– Мы не враги, – сказал Нортон. – Ты мой любимый актер. И еще У. С. Филдс. Вы не родственники?
– Бен, я должен сказать тебе еще кое-что. Подожди минутку.
Нортон повернулся к актеру и увидел за его спиной статую редко вспоминаемого польского патриота. «Вот что нужно Америке, – подумал он, – побольше польских патриотов. Где ты, Костюшко, теперь, когда мы нуждаемся в тебе?»
– Я приобрел киностудию, – сказал актер. – У нас закончено пять фильмов. На каждом надеемся заработать от двух до десяти миллионов. Денег у меня столько, что я подумываю основать какой-нибудь благотворительный фонд. Вот только адвокаты сводят меня с ума. Они приспособленцы – алчные, мелкие реакционеры…
– Молодцы, – сказал Нортон.
– Слушай, мне нужен молодой, умный, порядочный человек, способный наблюдать за всем делом, человек, которому я могу доверять, способный дать толковый совет…
– И этот человек будет грести бешеные деньги, а я самый подходящий для этой работы, так ведь? О, Джефф, Джефф, как данаец, дары приносящий, ты новый Аристотель Онассис.
Актер как-то осел, словно получив пинок в живот. Нортон осознал, что очень рад этому, что в нем пробуждается садист. Над ним уже столько людей брало верх, что было истинным наслаждением взять верх над кем-то, хотя бы над этим несчастным дурачком.
– Вот что я скажу тебе, Джефф. Ты просчитался. Или тот, кто толкнул тебя на этот обман. Ты говоришь, я молод, умен и порядочен. Нет. Может, я сравнительно молод и относительно умен для юриста, но не порядочен. Я был порядочным, это правда. Но в последнее время преобразился. Будто Кларк Кент, входящий в телефонную будку и выходящий оттуда сверхчеловеком. Полная луна восходит, мой друг, и доктор Джекил превратился в мистера Хайда. Под этой кроткой внешностью таится кровожадный зверь, готовый за цент разорвать твое прекрасное горло. Больше никто не возьмет надо мной верх, приятель. Передай это тем, кто послал тебя сюда. Скажи, что терпение у меня лопнуло и на луне будет кровь. А теперь убирайся, пока я не сломал тебе шею.
Он оставил актера и пошел через Джексон-плейс на красный свет. Проезжавший автомобиль с визгом затормозил, и водитель обложил Нортона всеми словами. Однако Нортон пропустил их мимо ушей. Его пьянила вновь обретенная ярость, и впервые за долгое время он чувствовал себя прекрасно.
К вечеру, когда Нортон вернулся домой, охватившее его чувство ярости почти угасло. Он попал под внезапный ливень, не смог поймать такси и, насквозь мокрый, последние пять кварталов до дома шлепал по лужам. Уже подойдя к подъезду, он заметил, что в доме горит свет. Это могли быть либо Гейб, либо полиция. Ни та, ни другая перспектива Нортона не вдохновляла. Открыв дверь, он увидел лежащего на диване Гейба, репортер то откусывал заусенцы, то потягивал нортоновское пиво. Одет он был в грязный костюм с жилетом, на лбу красовался багровый кровоподтек.
– Как ты вошел? – спросил Нортон и, сняв мокрый пиджак, бросил его в спальню.
– Поставь на двери приличные замки, – ответил Гейб, – а то какой-нибудь вор подгонит грузовик и очистит квартиру.
Нортон плюхнулся в кресло и стал снимать ботинки.
– Ладно. Гейб, что произошло вчера ночью?
– Включи радио, – прошептал репортер. – В доме могут быть микрофоны.
Нортон включил приемник, настроился на музыкальную программу, и в комнате зазвучал концерт Моцарта. Потом придвинулся с креслом поближе к Гейбу.
– Произошло то, бестолковый ты сукин сын, что я чуть не погиб из-за тебя, – сказал Гейб. – Там был какой-то молодчик с пистолетом.
– Черт возьми! Кто такой?
– Он не представился. Может быть, ты знаешь его?
– Как он выглядел?
– Рост пять футов восемь-девять дюймов. Вес сто пятьдесят фунтов. Волосы черные, коротко остриженные, справа пробор. Лет сорока пяти. Косоглазит, рожа какая-то самодовольная.
Нортон покачал головой.
– Это описание подходит ко многим.
– В одном из кабинетов горел свет. Должно быть, он сидел там.
– Гейб, когда я уходил, свет везде был погашен. В каком кабинете, ты говоришь?
– Слева за поворотом, возле мужского туалета.
– Этот кабинет пустует. Там слышно, как в туалете шумит вода. Обычно его отводят новичкам.
– У этого типа резкий гнусавый голос. Он говорит, как гангстеры в старых фильмах: «Ты у меня на мушке», и прочее в том же духе.
В памяти у Нортона что-то шевельнулось, но мысли его были заняты только тем, что у него мокрые ноги и нужно принять аспирин.
– Не знаю, Гейб, – сказал он. – Кого-то напоминает, но не могу вспомнить, кого. – Он нагнулся и стал снимать липнущие к ногам носки. – Гейб, значит, все сорвалось. Ты рисковал понапрасну?
– Я этого не сказал! – резко ответил Гейб. – Вот тебе кое-что.
Он полез в портфель и протянул Нортону рукопись. Нортон глянул на титульный лист, ахнул и торопливо открыл следующую страницу. Сверху было написано: «Глава первая», и начиналась она так:
«Линда Хендерсон приехала в Вашингтон ветреным весенним днем 1968 года, хотя, очевидно, в это время туда никому ехать не стоило».
Нортон отложил рукопись.
– Это роман Донны, – сказал он. – Тот самый, что, по словам Филдса, был похищен из его кабинета. Как он мог попасть в кабинет к Уиту?
Гейб пожал плечами.
– Может, его похитил кто-то из людей Стоуна. Может, кто-то украл и продал Стоуну. Хорошо бы это выяснить.
– Выясню! – заявил Нортон. – С утра первым же делом зайду к нему.
Гейб всплеснул руками.
– Бестолочь, можешь ты хоть раз пошевелить мозгами? Ты спросишь, откуда у него рукопись, он ответит, что кто-то неизвестный прислал ее по почте. Потом он спросит, откуда ты про нее знаешь. Что ты ответишь? Что ее похитил твой приятель?
Нортон вздохнул.
– Ты прав, Гейб. Я в таких делах новичок. Слушай, сегодня произошла странная история. Внезапно приехал повидать меня Джефф Филдс.