Ознакомительная версия.
— Да, Боре скромности не занимать! С кирзовой рожей и в калашный ряд, — хмыкнул Остащенко.
— Мы — военная контрразведка! Станем там, где надо! — бросил в ответ Кочубей.
Быстроног узнал Николая, и белозубая улыбка появилась на его загорелом лице. Выше среднего роста, русоволосый, со жгуче-темными глазами, легкий в движениях, он выглядел гораздо моложе своих тридцати пяти лет.
— Как долетели? — ответив крепким рукопожатием, поинтересовался он.
— Нормально! Если не считать того, что от Юриного храпа самолет чуть не развалился, — пошутил Кочубей и насторожился, когда из УАЗа вышел пассажир.
— Тимур из Службы безопасности Абхазии, — представил коллегу Быстроног.
Среднего роста, худощавый, Тимур мало походил на выходца с Кавказа. Из-под густой шапки рыжевато-бронзовых волос на Кочубея и Остащенко смотрели голубые глаза. Большой с горбинкой нос не портил суховатого с правильными чертами лица. Ранняя седина, усыпавшая виски, и рубец на шее говорили о том, что Тимуру пришлось хлебнуть горя в своей жизни. Сдержанно поздоровавшись, он отошел в сторону.
— Как, Коля, все идет по плану? — поинтересовался Быстроног.
— Да. Следующим рейсом прилетает Штабист, — подтвердил Кочубей.
— Схема работы прежняя?
— До трапа его ведет московская наружка, а здесь подключаемся мы.
— Понятно! Как распределимся по маршруту?
— Тебе с Тимуром виднее.
— Мы принимаем его на выходе и ведем до автобуса. Водила и старший — наши люди, поэтому любой контакт Штабиста не останется без внимания.
— А как после поста на Псоу?
— Там ребята Тимура присмотрят.
Тот кивнул головой и подтвердил:
— Все будет нормально!
— Что со связью?! — уточнял Кочубей.
— Специальная, — и Тимур продемонстрировал болтавшийся за плечом громоздкий ящик.
— У меня не лучше. Военная, без такой-то матери не докричаться, — с сарказмом произнес Быстроног.
— Как всегда, связь есть, но не работает, — посетовал Остащенко и предложил: — Коля, лучше перейти на мобильники?
— Решено! — согласился Кочубей и распорядился: — Передай Тимуру фото Штабиста.
Юрий открыл кодовые замки на кейсе с аппаратурой спутниковой связи, вытащил пластиковый пакет с фотографией Стельмаха и отдал Тимуру.
— Ну что, Боря, теперь вперед! Не будем глаза мозолить! — поторопил Кочубей и вместе с ним и Остащенко сел в УАЗ. Тимур отправился на служебную стоянку, там, в стареньком мерседесе, его поджидали трое крепких и живых, словно ртуть, парней.
— Трогай, Женя! — распорядился Быстроног.
Через двадцать минут они подъехали к пограничному переходу Псоу. Перед ним было настоящее столпотворение. Быстроногу не помогли ни красные корочки удостоверения, ни командирский голос. Фруктово-овощная река подхватила УАЗ и медленно понесла его к полосатому шлагбауму. Она «плескалась» в битком набитых капроновыми мешками москвичах, жигулях и тарантайках, растекалась золотисто-коричневыми ручьями по наспех сколоченным торговым прилавкам, чавкала и сочилась бурыми ручьями по асфальту. Через сорок минут они, наконец, добрались до поста. Сержант-пограничник усталым голосом потребовал:
— Документы!
Тут же за его спиной возникла алчная физиономия в мышином мундире. В воздухе мелькнула красная корочка — удостоверение Быстронога, и таможенника как ветром сдуло. Пограничник, не став проверять документы, нажал на кнопку, и шлагбаум взлетел вверх. Они въехали на мост и через сотню метров оказались на абхазской стороне. Здесь повсюду о себе напоминала прошедшая гражданская война. Посеченные осколками стволы платанов и эвкалиптов походили на тела зараженных чумой. По обочинам валялись ржавые остовы машин. Закопченными глазницами-окнами печально смотрели на мир брошенные дома. Казалось, смертоносное дыхание войны убило все живое.
— Да, натворила война тут бед! — проводив взглядом изрешеченную пулеметной очередью автобусную остановку, печально произнес Кочубей.
— Если бы только здесь! А в Чечне? В Грозном камня на камне не осталось! — напомнил о другой трагедии Остащенко.
— Мерзавцы-политики! Всех бы их к стенке!
— Ага! За ними такие «бабки» стоят, что тебе, Коля, и не снились!
— Юра, не все деньги решают. Это им еще аукнется.
— Коля, Юра, давайте не будем о грустном. Лучше обратите внимание вон на ту гору, — и Быстроног махнул рукой на вершину, густо поросшую сосновым лесом.
— Гора как гора, ничего особенного, — пожал плечами Остащенко.
— Не совсем так, Юра. На ней находится дача Сталина.
— Да?! И что, там все осталось, как при Сталине?
— Даже его гвоздь!
— Гвоздь Сталина? Я про него еще не слышал. Ну-ка, ну-ка, расскажи, Боря, — оживился Кочубей.
Быстроног сделал значительное лицо и изрек:
— О! Это известная история!
— Боря, не томи, расскажи! — насел на него Остащенко.
Тот подмигнул Кочубею и начал рассказ:
— Этой истории скоро будет семьдесят лет. Началась она с Нестора Лакобы — председателя Совнаркома Абхазии. В конце двадцатых он построил на Черной реке гостевой домик, а к тридцатому отгрохал дачу, по нынешним временам, можно сказать, хибару. Принимать ее приехал Сталин в компании с Берией и Власиком — начальником личной охраны. Сталин прошел по всем комнатам, но так и не сказал ни слова и уже на выходе потребовал от Власика, чтобы тот принес молоток и гвозди!
Власик пулей слетал в подсобку, принес не только их, а и веревку.
Сталин посмотрел на него и сказал:
— Заставь дурака богу молиться, так он и лоб разобьет! — затем забрал у Власика молоток, выбрал самый большой гвоздь и заколотил в панель у входа.
Берия не удержался и спросил:
— Товарищ Сталин, а зачем здесь гвоздь?
— А затем, Лаврентий, чтобы таких мудаков, как Мержанов — тоже мне архитектор нашелся, за яйца подвесить. Я что, чукча в чуме, чтобы по таким хоромам в тулупе расхаживать!
Остащенко от души посмеялся и предложил:
— Боря, заедем и заберем гвоздь, чтобы чьи-то яйца остались целы?
— Вот и ты туда же, — с улыбкой ответил Быстроног. — Таких охотников там уже сколько перебывало, что бедняга комендант замучился гвозди закупать, — и, бросив взгляд на гору, с грустью произнес: — А если без шуток… То на этой даче Сталин, а может, сам дьявол выбрал Берию главным «всесоюзным палачом», и здесь же решилась судьба Лакобы.
— О, я этой истории еще не слышал, расскажи! — заинтересовался Кочубей.
— Ребята, а вы не боитесь? Дух Берии до сих пор в этих местах бродит.
— Боря, мы не из слабонервных, давай про Берию, — отмахнулся Юрий.
— Что, соскучился?
— Боже упаси!
— А вот его на той встрече точно не было, — с улыбкой заметил Быстроног и перешел к рассказу:
— Произошло это осенью то ли тридцать первого, то ли тридцать третьего.
— Не важно, нам с ними детей не крестить и за одним столом не сидеть, — подгонял Юрий.
— А вот для Лакобы те посиделки закончились плохо. Случилось это позже — в тридцать шестом, а тогда он был в фаворе у Сталина. Тот подчеркивал эту близость и подшучивал: «Я — Коба, а ты — Лакоба».
— А с чего Сталин к нему такой любовью воспылал? Сына родного Якова отказался обменять на фельдмаршала! А тут какой-то партийный князек?
— Было за что. Лакоба ему очень помог после смерти Ленина, когда началась борьба за власть, — пояснил Быстроног, и его снова потянуло на мистику: — Хотите верьте, хотите нет, а Абхазия для Сталина была счастливым талисманом.
— Первый раз слышу? — удивился Кочубей.
— В 1906 году на сухумском рейде Сталин с боевиками провел «экс» — взял кассу в 20 тысяч рублей золотом на пароходе «Цесаревич Георгий». Полиция все выходы перекрыла, но так и не нашла ни денег, ни Сталина.
— Чего захотели. С Кавказа выдачи нет! — напомнил Кочубей.
— Да, лихие были ребята. Потом, в октябре семнадцатого, вывернули всю Россию наизнанку, — заключил Юрий и поторопил Быстронога: — Боря, так чем же Лакоба помог Сталину?
— Помог и еще как! Если бы не он, то еще неизвестно, кто после Ленина стал бы хозяином в стране.
— Да ладно?! Тебя послушать, так Абхазия с Лакобой — пуп земли.
— Я этого не говорил! Если не хотите слушать — я молчу.
— Хотим! Давай дальше, — попросил Кочубей.
— Ладно! — согласился Быстроног и вернулся к рассказу. — В конце декабря двадцать третьего конкурент Сталина — Троцкий заболел странной болезнью. Врачи ничего не могли понять, и в январе двадцать четвертого по настоянию Сталина он вместе с женой отправился на лечение в Абхазию. В Сухуме их встретил Лакоба. И вот тут все самое интересное начинается! Перед приездом Троцкого, 18 января, Лакоба получил личные письма от Дзержинского и Орджоникидзе. Серго Орджоникидзе ему писал… Здесь Быстроног сделал паузу, достал из-под сидения книгу Станислава Лакобы «Очерки политической истории Абхазии» полистал и зачитал:
Ознакомительная версия.
