Воскресным утром пятнадцатого октября, в своем номере отеля «Мэдисон» в Вашингтоне, Дональд Каббин выдержал двухчасовой допрос команды экспертов, возглавляемой Питером Мэджари. Ему помогали Чарлз Гуэйн, Оскар Имбер, два профсоюзных экономиста и очень высокооплачиваемый юрисконсульт профсоюза, который в последний момент решил сменить нейтралитет на поддержку Каббина.
Вопросы сыпались один за другим. Если ответ им не нравился, они подсказывали лучший. Прошлись по истории с «Федералист-Клаб», его пьянству, политическим взглядам, религиозным убеждениям, действиям на посту президента в прошлом, настоящем и будущем. Не оставили без внимания и один из самых щекотливых вопросов: почему такой старик, как он, цепляется за власть? Вопросы были жесткие, циничные, въедливые, но Каббин на удивление хорошо справился с большинством из них.
В штаб-квартире «Комитета ради прогресса» в отеле, на углу Четырнадцатой улицы и Кей-стрит, Микки Делла подверг Хэнкса той же экзекуции, разве что вопросы были еще более циничными. Два часа спустя он кивнул.
— Годится.
Похвала редко слетала с губ Микки.
Без четверти час Койн Кенсингтон курсировал между кухонькой и кофейным столиком, выставляя на него еду, которая помогла бы ему продержаться в течение часовой передачи «Весь мир смотрит» и последующей трансляции футбольных матчей. Кенсингтон не хотел, чтобы голод помешал ему наслаждаться происходящим на телеэкране.
Поэтому на кофейном столике с трудом разместились полфунта салями, фунтовая коробка крекеров, три полфунтовых куска сыра: швейцарского, чеддера и «монтери джек», два шоколадных торта с орехами, банка с оливками, огромный пакет картофельных чипсов, банка орешков, нарезанная ломтями буханка ржаного хлеба, тарелка с жареными цыплятами и миска картофельного салата. Последнее путешествие Кенсингтона к холодильнику добавило ко всему этому кварту топленого молока и большую банку маринованных огурчиков.
Без десяти час в дверь позвонили. Когда Кенсингтон открыл дверь, перед ним предстал Уолтер Пенри, в синем двубортном кашемировом пиджаке, темно-серых брюках и белой рубашке.
— Заходи, — Кенсингтон отступил в сторону. — Я уже начал волноваться, что ты опоздаешь.
— Никогда в жизни.
— Если ты голоден, можешь перекусить, — Кенсингтон указал на кофейный столик.
— Нет, благодарю.
— В холодильнике есть пиво.
— От пива не откажусь.
— Если тебе не трудно, возьми его сам. А то я целый день на ногах.
— Конечно, конечно, — Пенри достал банку пива, стакан решил не брать, зная, что старик любит смотреть, как он пьет из банки.
Глотнул пива, наблюдая, как толстяк устраивается на диване, чтобы легко дотянуться до кофейного столика.
— Прибавь громкость и садись.
Пенри шагнул к цветному телевизору с большим, двадцать четыре дюйма по диагонали, экрану, повернул верньер звука, а затем устроился в удобном кресле.
— Так ты думаешь, передача будет интересной?
— Должна быть, — ответил Пенри. — На это мы потратили десять тысяч долларов.
* * *
В своей гостиной в Балтиморе Трумен Гофф включил телевизор и вернулся к статье в «Нью-Йорк таймс», живописующей перипетии борьбы между Каббином и Хэнксом. В последнем абзаце указывалось, что Каббин будет голосовать в отделении номер один в Питтсбурге, членом которого состоял с самого начала, а Хэнкс — в штаб-квартире профсоюза в Вашингтоне. Гофф вырезал статью из газеты и положил в бумажник.
Из кухни появилась его жена с двумя банками пива. Одну дала Гоффу.
— Хочешь послушать эту болтовню?
— Собираюсь.
— Они только и делают, что кричат друг на друга.
— Иногда доходит до драки.
— Когда ты завтра уезжаешь?
— Точно не знаю. Около десяти.
— По приезде в Линчберг не забудь передать матери привет от меня.
— Хорошо. Деньги тебе нужны?
— Нет. Хватит тех, что ты мне уже дал.
В студию, что располагалась в северо-западной части Вашингтона, Дональд Каббин прибыл в лимузине, принадлежащем профсоюзу. За рулем сидел Фред Мур, рядом с ним — Келли Каббин. Его отец расположился сзади, между Оскаром Имбером и Чарлзом Гуэйном. Откидные сиденья заняли Питер Мэджари и Тед Лоусон.
Сэмми Хэнкса подбросил к студии Микки Делла в своем «форд-галакси», купленном им пять лет тому назад.
— Пусть все видят, как Каббин, в отличие от тебя, сорит профсоюзными денежками, приводя с собой целую толпу, — пояснил он Хэнксу свое решение.
Впервые за два месяца Хэнкс и Каббин столкнулись лицом к лицу у дверей студии. Подозрительно оглядели друг друга, словно гадая, не выхватит ли кто спрятанный в кармане нож. Наконец Каббин буркнул:
— Привет, Сэмми.
— Добрый день, Дон.
— На кого ты ставишь?
Хэнкс изумленно воззрился на Каббина.
— Разумеется, на себя, — торопливо ответил он.
— Я про футбол, дурачок, — и Каббин проследовал в студию.
Микки Делла пристроился к Питеру Мэджари.
— Я удивлен, что ты решился выползти из чащобы на свет божий.
— Ах, Майкл, как приятно тебя видеть, — последовал ответ. — Мне-то говорили, что тебя отправили в дом престарелых.
Нил Джеймс радушно встретил гостей, пожал им руки и отправил гримироваться. Девушка, что работала с Каббином, сказала, что выглядит он, как актер. Та, которой достался Сэмми Хэнкс, в отчаянии прикусила губу.
— Может, наденем на меня бумажный пакет? — предложил Сэмми.
Когда Дональд Каббин вышел из гримерной, Чарлз Гуэйн отвел его в сторону.
— Один совет, Дон. Отвечайте покороче и не вступайте с ними в перепалку.
— Как насчет милой шутки после того, как меня представят? Раз уже столько говорили о моих городских клубах, может, мне сразу добавить к ним и мои гольф-клубы?
Гуэйна аж перекосило.
— Пожалуйста, Дон, не надо. Никаких шуток. Держитесь с чувством собственного достоинства.
— По-вашему, в этом нет ничего забавного?
— Нет.
— Как скажете, — ответил Каббин, решив про себя, что от шутки не откажется, если подвернется благоприятный момент. Шутки снимают напряжение, подумал он.
Питер Мэджари увел его от Гуэйна.
— Будьте добры к Сэмми, Дон, — прошептал он. — Не слишком напирайте на него.
— Что значит не напирайте? Я просто обязан как следует приложить этого сукиного сына.
Мэджари печально улыбнулся.
— Просто запомните мои слова, Дон. Пожалуйста. Проявите доброту. Сострадание.
— О чем, собственно, речь?
Мэджари пожал плечами и вновь печально улыбнулся.
— Запомните мои слова, — повторил он.
После того, как Каббина увели на съемочную площадку, Тед Лоусон подошел к Питеру Мэджари.
— Ты ему сказал?
— Во всяком случае, намекнул.
— Рискованная затея, — в голосе Лоусона слышались нотки сомнения.
— Все получится, — ответил Мэджари. По тону чувствовалось, что он хочет убедить в этом и себя. — Я думаю, все получится.
Келли Каббин сидел рядом с Фредом Муром, наблюдая по экрану монитора, как гости и репортеры занимают свои места.
— Старина Дон отлично смотрится по ти-ви, не так ли, Келли? — спросил Мур.
— Ты абсолютно прав.
— Сегодня он лишь дважды приложился к бутылке. Я предложил ему промочить горло, когда мы подъезжали к студии, но он отказался.
— Ты сама доброта, Фред.
На съемочной площадке четверка репортеров, прозванных Живоглотами, расселась за полукруглым столом, установленным на возвышении. На гостей, а скорее, жертв, как называл их Нил Джеймс, они смотрели сверху вниз. Гостей усадили на простые стулья с прямой спинкой. Руки они могли положить только на колени, что придавало им испуганный вид. Каббин, однако, знал, что делать с руками. Сидел он, расправив плечи, вскинув подбородок, положив ногу на ногу. Правая его рука покоилась на левой ноге, а левой он сжимал запястье правой. Зрители сразу понимали, что перед камерой сидит уверенный в себе человек, с хорошо развитым чувством собственного достоинства.
Сэмми Хэнксу оставалось воспользоваться единственным оружием, оставшимся в его распоряжении: обаятельной улыбкой. Так что она не сходила с его лица, за исключением моментов, требующих серьезности. Что же касается рук, то он держал их прижатыми к бокам. Микки Делла подумал, что Сэмми похож на человека, ожидающего, что его вот-вот привяжут к электрическому стулу.
Нил Джеймс расположился за маленьким столиком, стоявшим на возвышении между гостями. Благодаря круглой, как у херувима, физиономии выглядел он гораздо моложе своих сорока шести лет. Он тоже часто улыбался. И обычно за сладчайшей из улыбок следовал наиболее коварный вопрос.
Репортеров Джеймс отбирал не столько за их внешность или журналистский талант, но за умение не стесняться в вопросах. До того, как они начали регулярно появляться в его передаче, все четверо занимали крохотные пенальчики в Национальном доме прессы и писали для провинциальных газет Луизианы, Техаса, Айдахо и Небраски. Теперь двое из них, Рэй Соллман и Роджер Крим, вели собственные колонки, перепечатываемые десятками газет по всей стране, а двум другим, Френку Феликсу и Арнольду Тиммонсу, заказывали статьи такие журналы, как «Плейбой» и «Эсквайр», хотя Тиммонс полагал, что он заслуживает и большего.
