Ознакомительная версия.
Я замедлила шаг и принялась пересчитывать этажи подозрительно знакомого мне здания. Если их окажется двадцать, значит, это, действительно, он, наш отель.
Один, два, три, четыре…
Считать на ходу с такого дальнего расстояния было сложно. Глаза слезились от яркого солнца, нагретый воздух большого города дрожал от жары и выхлопных газов.
Один, два, три, четыре, пять…
Тьфу ты, черт!
Несколько раз я сбивалась со счета, несколько раз пересчитывала. Пересчитывала до тех пор, пока не получилось двадцать.
Двадцать? Двадцать. Двадцать!
Нет, это невозможно!
Неужели я нашла его? Нашла случайно?! В громадном, чужом, многомиллионном городе… Не зная адреса!
Вот так вот запросто шла, шла и нашла?! Это нереально! Это полный абсурд! Этого не может быть!
Я посмотрела на Алсуфьева. Видит ли он?
Он не видел. Тяжело загребая ногами, он шел, рассеянно скользя взглядом по зеркальным витринам магазинов, шел, погруженный в свои мысли, полностью отрешившись от мирской суеты многоголосой Нанкин Роуд.
«Устал», — виновато подумала я.
Еще бы ему не устать! Это я в Китае на отдыхе, порхаю, как беспечная птичка, не зная забот.
А он, бедный, все эти дни работает. Сплошные совещания-заседания, переговоры и деловые встречи.
К тому же переезд этот дурацкий на поезде. Одних только чемоданов сколько перетаскать пришлось!
И зачем я так много шмоток с собой всегда набираю? Уму непостижимо! Натолкаю вечно барахла… Дальше некуда! Чтобы закрыть чемодан, крышку коленом подпирать приходится.
Идиотка несчастная!
Вполне могла бы в этой поездке обойтись парой деловых костюмов да парой джинсов с футболками. Знала ведь, что еду не с мужем.
Это Славочка у нас любитель поднимать тяжести. И дома, и на даче по всем углам гири понаставлены.
Одним чемоданом меньше, одним чемоданом больше — моему благоверному без разницы. Он привык.
Алсуфьев же мало того что неспортивный, так он еще и холостой! Тяжело ему с дамскими чемоданами с непривычки приходится.
Нет, он, конечно, крепится, виду не подает. Но я-то не слепая, все вижу!
Видела ведь, что он уж часа два, как начал томиться. Как только свернули с респектабельной солидной набережной Бунд на шумную, пеструю Нанкин Роуд, так он и заскучал.
Правду сказать, я его понимаю. С непривычки от такого обилия магазинов любой заскучает.
Мне ведь тоже непросто. Вон сколько роскошных универсальных магазинов, и в каждый хочется зайти!
И не просто зайти посмотреть, пробежавшись по холодку из конца в конец, да проехаться на эскалаторе, а рассмотреть все товары внимательно, с чувством, с толком, с расстановкой. А потом из этого насмотренного что-то выбрать, из выбранного что-то примерить, из примеренного что-то купить.
А я терплю! Жалею Алсуфьева. Понимаю, что для него все эти магазины и магазинчики — клиническая смерть.
Я это понимаю. Поэтому взяла себя в руки и остановилась уже после захода в третий универмаг. Сказала себе: «Хватит, Наташечка, потерпи. Потерпи, моя дорогая, до завтра. Завтра утречком пойдешь одна, без Алсуфьева, и нашопишься всласть. Будем считать, что сегодня у тебя разведка боем!»
Я шла и не сводила глаз с серой громады заинтриговавшего меня здания.
Все-таки странно, что у нас дома нет ни одной фотографии «Пикарди»! Согласитесь, столько времени прожить в гостинице и не удосужиться ее сфотографировать, это противоестественно! Ведь в тот период своей жизни мои родители увлекались фотографированием.
У нас дома целый семейный альбом с фотографиями из Китая. Это мы на отдыхе в Циндао, это на званом обеде у директора завода, это на концерте, это Татуля кормит рыбок в Ханчжоу, это мама на шелковой фабрике в Сучжоу, здесь папа с учениками на ходовых испытаниях, папа там, мама сям, я повсюду….
И ни одной фотографии на фоне «Пикарди».
Я взяла Алсуфьева под руку. Не хотела пропустить момент, когда мы подойдем настолько близко, что можно будет прочитать название отеля. Я ни минуты не сомневалась в том, что это наш отель, и так и шла с открытым ртом, дожидаясь, когда смогу крикнуть Сергею:
— Смотри! Пикарди!!!
Сюрприза для Алсуфьева у меня не получилось. Сам виноват. Все испортил!
Оторвавшись от созерцания собственных ботинок, он неожиданно вскинул голову и, радостно всхлипнув, удивленно сказал:
— Наташечка!
— Да, вижу я. Вижу! Давно уже вижу! А ты только сейчас заметил?
— Э-э-э…
— Ну что? Что скажешь, Сережа? Ты тоже так думаешь? Это, правда, он?
— Посмотрим, — уклончиво сказал Алсуфьев и прибавил шагу.
Я припустила следом за ним. Серое здание притягивало нас как магнит. Мы спустились в подземный переход, чтобы перейти на другую сторону проспекта с оживленным автомобильным движением, затем пересекли небольшую площадь, усаженную деревьями, перешли еще одну оживленную улицу и остановились как вкопанные.
— Park Hotel, — потерянно прочитала я надпись над входом.
— Park Hotel, — эхом повторил Алсуфьев. — Мы ошиблись, Наташечка. Это не наш «Пикарди».
— Что значит ошиблись, Сережа? — Оптимистично возразила я. — Я не могла ошибиться. Я уверена, что уже видела это здание когда-то. Определенно видела.
— Конечно же, видела, Наташечка. Это же «Парк Отель», известнейший отель колониального Шанхая. Он назывался так с тридцатых годов прошлого века, с момента постройки. О нем столько написано! Взять те же мемуары Натальи Ильиной. Ты ведь читала!
— Ну и что, что читала? Может быть, его переименовывали. Временно. Знаешь, как это бывает? Когда в Шанхае жили русские белоэмигранты, мемуары которых мы читали, он назывался «Парк Отель», а когда жили мы с родителями — «Пикарди», а сейчас опять называется «Парк Отель». — Я вопросительно посмотрела на Алсуфьева.
Он неопределенно пожал плечами:
— Есть еще кое-что, — устало сказал он, — на что я сразу не обратил внимания. Посмотри! — Он развернул меня спиной к отелю. — Видишь? Дорога? А в «Пикарди» дороги не было. Там перед входом был сквер. Помнишь?
— Круглый? — Меня не так-то легко сбить с толку.
— Круглый.
— С чугунной оградой?
— С чугунной оградой.
— А это, по-твоему, что?! — Я торжествующе показала на небольшой полукруглый сквер на другой стороне улицы. — Смотри! Даже решетка чугунная сохранилась!
— Не думаю, что это та же самая решетка, Наташечка.
— Ну, почему ты такой скучный, Алсуфьев? Я тебя умоляю. Ведь столько лет прошло. Не могло же все остаться без изменений! Согласись, что в целом все очень похоже. Окна, например. В «Пикарди» были такие же окна, как здесь. Я помню, что любила сидеть на подоконнике и смотреть на улицу, на этот вот сквер.
— Разве я спорю, Наташечка? Это действительно очень похоже на нашу гостиницу. Вот только название…
— Зачем напрасно спорить, Сережа? Давай, зайдем внутрь и там все узнаем. Мне кажется, я помню, как выглядит холл. Мы сразу поймем, если это не наш отель. Вот увидишь!
— Наташечка…
— Подожди, подожди, не перебивай, я сама его опишу, а ты скажешь потом, так ли это на самом деле. Ты ведь постарше Сережа, я на твою память больше полагаюсь. Может, я это все себе напридумывала в своих детских фантазиях на тему из прошлого. Подожди!
Я зажмурилась (чтобы отрешиться от шума улицы и настроиться на нужную волну) и представила, как у входа в отель стоит маленькая девочка в легком синем пальтишке с пелеринкой и вязаном капоре.
Значит, я попала в зиму. Ни летом, ни весной, ни даже осенью в Шанхае в вязаной шапочке не походишь. Здесь ведь субтропики, пальмы растут, чего вы хотите?
Девочка постояла, задрав кверху голову в пушистой оранжевой шапочке, полюбовалась на плывущие по небу тучи, а потом шагнула вперед и потянула на себя тяжелую дубовую дверь…
Стоп! Вру! Этого я не помню. Я не помню, чтобы тянула дверь на себя. И вообще, я не помню, как открывались тогда двери в отель.
Я открыла глаза и внимательно посмотрела на блестящие вращающиеся двери «Парк Отеля».
Нет, тогда вход выглядел иначе. В этом я уверена.
Вполне возможно, двери были именно такими, какими я их только что себе представила — добротными и внушительными, как в сталинских высотках из старых советских кинофильмов.
Вот только открывала я их не сама. За меня это делал кто-то другой: либо мама, либо папа, либо мой непременный паж Алсуфьев.
Я с сомнением посмотрела на задумавшегося приятеля.
— Сережа, когда мы здесь жили, то дверь открывал швейцар?
— Что? — встрепенулся он.
— У входа раньше стоял швейцар? — Я ткнула пальцем в стоящий у входа вазон с цветами.
— Нет, прости, я задумался, швейцара в нашем отеле не было. Был сторож, охранник, его называли по-разному. Кому как вздумается. Он стоял у ворот и не пропускал на территорию посторонних. Здесь раньше ограда была, если помнишь. Сторож открывал нам ворота или калитку, а двери постояльцы открывали сами.
Ознакомительная версия.
