Сама цепь соединяла застёгнутый на его левой руке стальной обруч с вмонтированной в стену скобой. В двери, дотянуться до которой он не мог, имелся глазок, через который за заключённым могли наблюдать незаметно для него.
В замке Форбса они долго и горячо обсуждали одну важную проблему: нужно или нет снабжать Мартина следящим устройством.
Современные радиомаяки настолько миниатюрны, что их можно имплантировать под кожу, не нарушая при этом эпидермис. Размер некоторых такого рода устройств не больше булавочной головки. Источник энергии не требуется -им достаточно тепла крови. Но радиус их действия ограничен. Ещё хуже то, что радиомаяк можно обнаружить с помощью сверхчувствительного детектора.
— Эти люди далеко не глупцы, — подчёркивал Филлипс. Его поддерживал коллега из контртеррористического отдела ЦРУ.
— Некоторые из них получили самое лучшее образование, — говорил Макдональд. — Они отлично разбираются в современных высоких технологиях, особенно в том, что связано с компьютерами.
Все соглашались с тем, что если Мартина подвергнут обыску с применением высокотехнологичных детекторов и найдут хоть что-то, его ждёт неминуемая и скорая смерть.
Результатом обсуждения стало твёрдое решение: никаких «жучков». Никаких передатчиков.
Похитители вернулись через час. И опять в капюшонах. Мартина подвергли долгому и тщательному обыску. Сначала сняли всю одежду. Её отнесли в соседнюю комнату.
Никто не заглядывал ему в рот. Никто не просовывал палец в задний проход. Все делал сканер. Дюйм за дюймом они прошлись по его телу в поисках чужеродной субстанции. Прибор пискнул только раз. Мартина заставили открыть рот и внимательно осмотрели пломбы. Больше не нашли ничего.
Они вернули ему одежду и двинулись к выходу.
— В гостинице остался мой Коран, — сказал пленник. — У меня нет ни часов, ни молельного коврика, но сейчас должно быть время молитвы.
Старший пристально посмотрел на него через прорези в капюшоне, однако не произнёс ни слова. Тем не менее через пару минут он вернул пленнику коврик и Коран. Мартин поблагодарил своего тюремщика.
Пищу и воду приносили регулярно. Каждый раз, когда дверь открывалась, узнику молча приказывали отступить. Поднос ставили там, где он мог его взять.
Первый допрос последовал через три дня. На голову Мартину снова надели капюшон. Его провели по двум коридорам. Когда мешок сняли, Мартина ждал сюрприз. За длинным обеденным столом сидел молодой, элегантно одетый, симпатичный, с доброжелательным выражением лица мужчина, похожий на менеджера по кадрам какой-нибудь крупной компании.
— Не вижу смысла ни в масках, — сказал он на прекрасном арабском, — ни в вымышленных именах. Меня, кстати, зовут доктор Аль-Хаттаб. Так что никаких тайн. Если я смогу убедиться, что вы тот, кем себя называете, мы с радостью примем вас. В таком случае вы нас не предадите. Если же у меня возникнут сомнения, тогда, боюсь, вам придётся умереть. Так что давайте не будем притворяться. Итак, вы Измат Хан. И вы действительно тот, кого называют Афганцем?
«Их будут интересовать две вещи, — предупреждал на инструктаже Гордон Филлипс. — На самом ли деле вы Измат Хан и тот ли вы Измат Хан, который участвовал в бунте в тюрьме Кала-и-Джанги. Или же пять лет в Гуантанамо превратили вас в кого-то другого».
Глядя на улыбающегося араба, Мартин вспомнил слова Тамиан Годфри. Не надо бояться бородатых крикливых проповедников, говорила она. Опасайтесь других — гладко выбритых, одетых в западные костюмы, курящих сигары, пьющих спиртное и ухаживающих за девушками. Берегитесь тех, кто так похож на нас. Они — люди-хамелеоны, прячущие за улыбками злобу и ненависть. Они по-настоящему опасны. Как же она называла их? Да, такфирами.
— Афганцев много, — сказал он. — Кто называет меня Афганцем?
— Ах да, вы же были отрезаны от мира. После событий в Кала-и-Джанги о вас узнали многие. Вы не знаете меня, но я много слышал о вас. Из лагеря «Дельта» освободили несколько человек. Все они высоко о вас отзываются. Говорят, что вы не сломались. Верно?
— Мне задавали вопросы. Я рассказал им о себе.
— Но вы не рассказали о других. Вы никого не выдали. Не упоминали других имён. Так о вас говорят.
— Они уничтожили мою семью. Истребили почти весь мой род. Разве можно наказать того, кто умер?
— Хороший ответ, друг мой. А теперь давайте поговорим о Гуантанамо. Расскажите о Гитмо.
Относительно того, что случилось с ним на кубинском полуострове, Мартина проинструктировали самым тщательным образом, начиная со дня прибытия, 14 августа 2002 года, когда первые пленные, голодные, томимые жаждой, грязные, пропахшие мочой, с завязанными глазами и скованные кандалами так, что некоторые потом неделю не могли поднять руки, ступили на бетонную полосу аэродрома превращённой в тюрьму американской базы. Изнеможённые, с обритыми головами, одетые в шутовские оранжевые робы, спотыкающиеся и падающие в темноте…
Доктор Хаттаб подробно записывал все его ответы старомодной чернильной ручкой. День уже клонился к вечеру, когда он, исчерпав вопросы, закрыл блокнот, убрал ручку, достал из папки фотографию и с вежливой улыбкой посмотрел на пленника.
— Знаете этого человека? Видели его когда-нибудь?
Мартин покачал головой. Со снимка на него смотрел генерал Джеффри Д. Миллер, сменивший в должности начальника лагеря генерала Рика Баккуса. Последний нередко присутствовал при допросах, но генерал Миллер полностью полагался в этом деле на бригаду следователей ЦРУ.
— Правильно, — кивнул Хаттаб. — Вы и не могли его видеть, потому что на вас в наказание за нежелание сотрудничать надевали колпак. А вот он, как следует из рассказа одного из наших вышедших на свободу друзей, вас видел. Теперь постарайтесь припомнить, когда условия содержания начали улучшаться?
Разговор продолжался до позднего вечера. Наконец араб поднялся.
— Мне нужно многое проверить. Если вы говорите правду, мы продолжим разговор через несколько дней. Если нет, боюсь, мне придётся отдать Сулейману соответствующие инструкции.
Мартина отвели в камеру. Доктор Хаттаб, снабдив охранников последними указаниями, поспешно уехал на скромной арендованной машине. Он вернулся в отель «Хилтон», многоэтажное здание которого элегантно высится над глубоководной бухтой Эль-Сакр, переночевал и выписался ранним утром следующего дня. Теперь на нём был отличного покроя кремовый костюм. Его английский, когда он обратился за билетом в кассу «Бритиш эйруэйз» международного аэропорта Дубая, был безупречен.
Али Азиз Аль-Хаттаб родился в Кувейте, в семье крупного банковского служащего. По стандартам Залива это означало, что его ждёт безоблачное, обеспеченное будущее и недоступные подавляющему большинству привилегии. В 1989-м его отца назначили заместителем управляющего Банка Кувейта в Лондоне. Семья уехала с ним, избежав таким образом несчастий, связанных с вторжением годом позже на их родину Саддама Хусейна.
В Лондоне пятнадцатилетний Али Азиз, к тому времени уже неплохо владевший английским, поступил в британскую школу, которую закончил через три года с прекрасными оценками. Когда семья собралась вернуться в Кувейт, он предпочёл остаться и продолжить учёбу в техническом колледже. По прошествии четырех лет юноша получил степень магистра химического машиностроения и нацелился на докторскую.
Именно в Лондоне он начал посещать мечеть, где попал под влияние злобной антизападной пропаганды и прошёл то, что в средствах массовой информации называют «процессом радикализации». Результатом активного промывания мозгов стало то, что двадцатиоднолетний молодой человек превратился в фанатичного сторонника «Аль-Каиды».
Его взял на заметку один из многочисленных «охотников за талантами», предложивший перспективному парню посетить Пакистан. Али Азиз согласился и, проследовав из Пакистана в соседний Афганистан через Хайберский перевал, провёл шесть месяцев в одном из тренировочных лагерей «Аль-Каиды». Там же его наметили на роль «слипера» — глубоко законспирированного агента, который должен ждать своего часа, оставаясь в Англии и не привлекая внимания властей.
Вернувшись в Лондон, Али Азиз последовал примеру многих других: обратился в посольство и, заявив об утрате паспорта, получил новый документ, в котором отсутствовал штамп о пересечении пакистанской границы. Своё полугодовое отсутствие он объяснял поездкой на родину, к семье, и даже близкие друзья не догадывались о его пребывании в Пакистане, не говоря уже об Афганистане. В 1999-м ему предложили место преподавателя в бирмингемском университете Астона. Ещё через два года силы англо-американской коалиции вторглись в Афганистан.
Несколько недель Али Азиз прожил в состоянии, близком к паническому, опасаясь разоблачения и неминуемого ареста, но никаких следов посещения им тренировочного лагеря террористов не сохранилось — глава кадрового отдела «Аль-Каиды» Абу Зубайда успел сделать своё дело. Оставшись вне подозрений, доктор Хаттаб вскоре стал главным агентом «Аль-Каиды» в Соединённом Королевстве.
