Ознакомительная версия.
— Нет, там и пытаться нечего… буржуа до мозга костей. Вот они действительно состоятельная семейка.
— Ну, положим, ты тоже не из люмпенов, скажем прямо.
— При чем тут я? Во-первых, я со своей социальной средой порвал. Во-вторых, я мужчина. Женщинам вообще нечего делать в революции, это дело мужское.
— Ты давай лопай, революционер, — сказала Астрид. — Ужасно стал тощий, этак ведь и до революции не доживешь.
— Я не тощий, я сухощавый, — с достоинством возразил Лагартиха, так же быстро управившись со вторым сандвичем. — Сплошные мускулы. То, что называется — атлетическое сложение.
— Скажите, какая скромность, — Астрид сделала гримаску. — Ну что, супермен, идем купаться? Или ты еще не восстановил свои увядшие силы?
— Я тебе покажу «увядшие силы», — сказал Лагартиха. Схватив Астрид в охапку, он крутнул ее в воздухе и, перекинув через плечо, бодрой рысью побежал по песку.
— Только не здесь, рог Dios [4]! — в панике закричала она, колотя его по спине кулаками — Освальдо, нас ведь посадят, а тебя выдадут Аргентине — кто тогда будет свергать тирана… Ай! Я больше не буду, не буду!
Наградив насмешницу еще парой увесистых шлепков, он бросил ее в воду, потом вернулся к тому месту, где лежала их одежда, и съел третий сандвич. Поплавав немного — вода действительно оказалась холодной, — вернулась и Астрид.
— С дамами так не обращаются, — сказала она, — хотя я и не в обиде — понимаю, что заработала. Слушай, но как, оказывается, легко пробудить в человеке первобытные инстинкты! Всего-навсего два сандвича, надо же. А если скормить тебе хороший ростбиф, да еще с кровью, а? Страшно подумать.
— Уж не хочешь ли ты сказать… — угрожающе начал Лагартиха.
Астрид на всякий случай быстро отодвинулась и молитвенно сложила руки.
— Нет-нет, что ты, вовсе нет! Ты ведь знаешь, нам всегда было так хорошо вместе.
Что-то в ее тоне заставило Лагартиху насторожиться.
— Было? Что значит — «было»? При чем здесь прошедшее время?
— Ну… просто так. Впрочем, дело в том, что я, наверное, скоро уеду.
Лагартиха приподнялся на локте.
— Ты — уедешь? В Европу, что ли?
— Нет, нет, не так далеко. Просто я нашла работу, переводчицей, и это будет связано с поездками. Не знаю; надолго ли.
— Переводчицей? А в какой фирме?
— Самое интересное, что я и понятия об этом не имею, — Астрид засмеялась. — По-моему, это просто компания жуликов. Какие-то международные аферисты.
— Послушай, я тебя серьезно спрашиваю!
— На этот раз я не шучу, Освальдо, ну правда же. Они называют себя этнографической экспедицией; шеф у них француз, совершенно шикарный тип, потом один итальянец и один не то поляк, не то югослав, в общем откуда-то оттуда. Очень сдержанный, молчаливый и большой специалист по всяким шпионским штучкам. Представляешь — такой микрофон, ты его нацеливаешь на определенного человека и за сто метров прекрасно слышишь, что он говорит шепотом. У них вообще всякое оборудование, им занимается поляк. А итальянец — Маду мне его представил как этнографа, но если он этнограф, то я — Софи Лорен… Просто трепло. Ужасно испугался, когда узнал, что я занималась антропологией. Я спрашиваю, кого они собираются изучать, а он говорит: аймаров и гуарани. Представляешь? Я чуть не сдохла! Так и хотелось сказать, что прихватили бы уж заодно и папуасов…
— И ты что, всерьез собралась с ними ехать?
— А почему бы и нет. Знаешь, что они еще сказали? Что здесь есть германоязычные индейцы, которые ни бум-бум по-испански…
— Они-то жулики, это ясно. А вот ты — дура.
— Вероятно, — охотно согласилась Астрид. — Но дуракам жить веселее, ты не согласен? Разве тебе не веселее свергать тиранов, чем зубрить римское право?
На этот раз Лагартиха не обиделся.
— Все-таки не понимаю, что это тебя потянуло к каким-то проходимцам.
— Предельно просто: меня заинтересовал их шеф. Мсье Филипп Маду! Ах, Освальдо, если бы ты его видел…
— Ты сейчас опять получишь.
— Ну, милый, нельзя же злоупотреблять физическим превосходством, все-таки я женщина. Стыдитесь, кабальеро! И потом ты зря подозреваешь меня в дурных намерениях.
— Нечего и подозревать, ты их провозгласила достаточно ясно.
— О, ты не так понял! А впрочем, тебе-то что?
— Хорошенькое дело! Кому же, если не мне?
— Да никому! Я достаточно взрослый человек, чтобы отвечать за свои поступки… и вести себя так, как считаю нужным.
— Ну и веди, черт с тобой, — сказал Лагартиха притворно равнодушным тоном. — Можешь ехать куда угодно и с кем угодно.
— Нет, это мне нравится! — воскликнула Астрид. — Кабальеро устраивает сцену ревности! Освальдо, милый, в каком веке ты живешь? Или ты, может, решил на мне жениться?
— Бог меня не допустит до подобного безумия, — Лагартиха истово перекрестился и поцеловал ноготь большого пальца.
— Тогда почему тебя беспокоит моя нравственность?
— Твоя безопасность, идиотка! Ехать в сельву с какой-то бандой, это же надо додуматься.
— Ну, видишь ли, не нужно понимать так уж буквально. Может, они и жулики, но не того типа, который ты имеешь в виду. Во всяком случае, не думаю, чтобы у них были планы продать меня в бордель. На мне много не заработаешь, дудки. Видишь, у тебя даже не возникло мысли сделать мне предложение.
— Тут совсем другие причины, — возразил Лагартиха. — Ты мне нравишься, и прекрасно это знаешь. А жениться я вообще пока не намерен, мое призвание — политика.
— Вот и спал бы с нею, — ехидно посоветовала Астрид. — Со своей роскошной политикой!
— Предпочитаю с тобой.
— Прекрасно, я ничего не имею против. Но мы с самого начала договорились, что это будет честная игра. Ты не стесняешь меня, я не стесняю тебя, и уж ревновать тут глупо. Согласен? Доедай сандвичи, они все равно пропадут. Тебе нужны деньги?
— Спасибо, я постараюсь разжиться у кого-нибудь из ребят. Если повезет, приглашаю в «Копакабану», — нужно же отпраздновать твое новое знакомство.
— Отличная мысль. Если не удастся достать денег, возьмешь у меня.
— Еще этого не хватало!
— Да взаймы, взаймы, чего кипятишься, — Астрид сняла темные очки и перевернулась на живот. — А пока я посплю. Ты еще будешь купаться?
— Пожалуй, разок окунусь.
— Ну, проваливай.
Лагартиха пошел купаться. Вернувшись, он растянулся рядом с Астрид и как бы невзначай положил руку ей на поясницу.
— Кабальеро, — сказала девушка сонным голосом, — вы на общественном пляже…
— Но это вполне целомудренное объятие, — возразил он, придвигаясь поближе. — Именно так Дафнис мог обнимать Хлою.
— Скажешь это полицейским… и проследи, чтобы фраза попала в протокол. Послушай, убери руку! Тебе что, голову напекло?
Лагартиха неохотно повиновался.
— Сколько еще в тебе мелкобуржуазных предрассудков, — вздохнул он. — И подумать, что вы — вообще все европейцы — считаете нас отсталыми…
— Плевать на предрассудки, я не хочу фигурировать в скандальной хронике. Не можешь ты, что ли, потерпеть до вечера?
— Еще как могу. Вообще должен сказать, что женщины занимают в моей жизни весьма второстепенное место.
— Оно и видно, мой Дафнис.
— Да, именно второстепенное, представь себе. Это просто как необходимая разрядка, понимаешь? Так мы идем вечером в «Копакабану»?
— Я же сказала, что приглашение приняла с благодарностью. И даже предлагаю финансировать это дело!
— Не беспокойся, я выколочу что-нибудь из своих ребят. Менендес Каррильо, например, он ведь мне должен почти триста национальных. А сам ездит в Пириаполис играть в рулетку, ну не сволочь?
— Просто гад, — сочувственно сказала Астрид. — Может, он продался тирану?
— Нет, этого я не думаю, провокаторы ведут себя осторожнее. Просто никакого чувства ответственности Однажды проиграл деньги из партийной кассы, представляешь?
— Представляю. Вы его предайте суду тайного трибунала — за растрату сумм, предназначенных для революции. Заочный приговор, потом удар кинжалом в темном переулке, это же так романтично. А я могу сыграть роль приманки — назначу ему свидание…
— Опять идиотские шуточки, — с неудовольствием сказал Лагартиха.
— Какие шуточки, милый, речь идет о жизни человека. Даже если это рогоносец, не платящий долгов и проигрывающий партийные деньги. Нет, мне его жалко, может у него нет в жизни других радостей? Не нужно убивать, пусть себе играет в рулетку, ты просто выцарапай у него сотню пиастров на сегодняшнюю оргию.
— А потом ко мне?
— Да уж куда от тебя денешься…
— И все-таки я не очень представляю себе, как мы сможем ее использовать, — сказал Полунин. — И будет ли от нее вообще польза. Что будет опасность — это точно.
— Конкретно? — спросил Филипп. Он отошел от окна и посмотрел на Полунина, лежащего на кровати. Тот на ощупь нашел на полу пепельницу, раздавил окурок и сцепил кисти рук под затылком.
Ознакомительная версия.
