После того как Мюллер узнал диагноз своей болезни, все дела ушли куда-то в сторону. Он, конечно, понимал, что надо принимать какие-то меры, чтобы восстановить нормальную работу в Асике, где уже подготовлен к пуску цех по производству «сомы» — осталось только заложить в компьютер АСУ дискету с программой, и акции «Биохим (Азия)» взлетят ввысь, но Мюллеру все больше не нравилась эта затея с «сомой». Хотя брат (он, кстати, должен сегодня вечером вновь прилететь в столицу) всегда говорил, что «сома» — это тот подарок, который тысячелетия ждало человечество, погрязшее в постоянных распрях, войнах, зависти и губительных страстях. Мюллер не понимал, что же тогда останется человеку и не превратится ли он в такое же домашнее растение, которое хотят сделать из него самого женевские профессора? Именно этот вопрос, всегда где-то подспудно висевший у него на совести, Мюллер и решил еще вчера выяснить окончательно. Он знал, что в йога-центре у этого лохмача-кудесника ведутся какие-то опыты, с помощью которых изучают использование «сомы» на людях, но о результатах экспериментов ничего конкретного ему не было известно. Очевидно, послезавтра на заседании Общества наследников Ост-Индских компаний, которое на этот раз решено почему-то провести в международном храме медитации в трех часах езды от столицы, все и прояснится.
Его раздумья прервал приезд Смита и Маршалла. Мюллер из окна спальни увидел, как подъехал знакомый ему серый «мерседес», как открылись ворота, пропуская машину во двор. Он решил не переодеваться и выйти, как есть — в стеганом домашнем халате, да и времени переодеваться не было — гости уже вошли в дом и ждали его внизу в гостиной.
Увидев появившегося в дверях гостиной Мюллера в домашнем халате и тапочках, Смит и Маршалл обменялись недоуменными взглядами. Им было, конечно, известно, что их немецкий приятель очень часто закладывает лишнее, но встречать в таком виде гостей — это что-то новое. Они ждали, что Мюллер сейчас извинится за свой нелепый вид, но тот как ни в чем не бывало, поздоровавшись, плюхнулся в кресло, даже забыв предложить своим гостям сесть. Те, еще раз многозначительно переглянувшись, без приглашения сели рядом на диван.
— Дорогой Ганс, — начал Смит, — времени у нас у обоих сейчас в обрез, да, думаем, что и тебе некогда с нами рассиживаться, поэтому — сразу к делу. Нам стало известно, что «Биохим (Азия)» столкнулась с серьезными трудностями и курс ее акций стремительно падает. — Смит заметил, что Мюллер слушает как-то безучастно. Он откашлялся и продолжил: — Поэтому мы считаем необходимым поддержать тебя и твою компанию, которая, как мы знаем, стоит на пороге важного события — начала выпуска этого чудодейственного бальзама — «сомы». Мы купим акций «Биохим (Азия)» на десять миллионов анн каждый. Но перед этим хотели бы из первых рук получить от тебя информацию о состоянии дел на заводе в Асике и о том, как будут развиваться события дальше.
«Ах, вот зачем вы, мои друзья, пожаловали так спешно ко мне. Почуяли, где жареным пахнет, и решили отхватить себе солидный кусок? Ну что ж, из того, что есть, вы не самые плохие ребята, так веселитесь, пока есть желание и возможность», — подумал Мюллер, а вслух сказал:
— Вы все правильно рассчитали и можете спокойно делать, что задумали, наша компания не подведет. Думаю, что сразу после рождества новый цех начнет выдавать продукцию. Вот все, что я могу вам сказать. Не знаю, правда, нужна ли такая продукция людям, но это я постараюсь выяснить в ближайшее время.
В дверях гостиной показался слуга с подносом.
— Нет, нет, — увидя его, сказал Смит, — мы сейчас уже уходим.
— Ганс, ты можешь гарантировать успех операции «Сома»? — спросил до того хранивший молчание Маршалл. — Ведь ты сам понимаешь — деньги мы вкладываем немалые и хотели бы во всяком случае их не потерять.
— Гарантировать я ничего не могу, но знаю, что к успехе этой операции заинтересованы не только вы. Поэтому думаю, что ваши акции принесут немалые прибыли уже в ближайшее время. А что до слухов о национализации, то не обращайте на них внимания, — ответил Мюллер.
Смит встал, за ним поднялся и Маршалл. Мюллер еще несколько мгновений задержался, сидя в кресле, затем тоже резко поднялся, протянул по очереди руку каждому из гостей.
— Надеюсь, что мы с вами встретимся в Анандпуре.
Смит и Маршалл одновременно закивали головами.
Проводив гостей, Мюллер вновь поднялся наверх, зашел в кабинет, сел за стол в рабочее кресло. «Интересно, — подумал он, — ни один из нас за эти дни даже словом не обмолвился о том, кто же убил Бенджамина. А ведь сделал это кто-то из близко знавших его, во всяком случае кто-то из Общества наследников Ост-Индских компаний». Он достал из ящика стола начатую бутылку виски и стакан, налил и, не разбавляя, выпил.
Зазвонил телефон. По пронзительному длинному звонку Мюллер определил — междугородний. Звонил Генрих из Гамбурга. Он сообщил, что через час вылетает и вечером будет уже у него. Мюллер посмотрел на бутылку, налил еще полстакана, залпом выпил и спрятал бутылку в стол — напиться он успеет ночью, после того как встретит брата. «Хорош брат, — усмехнулся про себя Мюллер, — при случае прикончит, и рука не дрогнет. Не дай бог узнает о том, что сказали врачи, — вмиг упрячет в клинику».
Генрих очень напоминал ему покойного отца — такой же властолюбивый, уверенный в себе. Брата постоянно в последнее время окружали какие-то подозрительные люди. Он стал часто ездить в Южную Африку, Латинскую Америку, страны «золотого треугольника», завел контакты с самыми отвратительными диктаторами в Черной Африке, исламскими фанатиками. По сути он же, Генрих, руководил в последние месяцы подготовкой к пуску опытного цеха на заводе в Асике, а Ганс лишь исполнял, притом без особого рвения, его поручения, не вдаваясь в подробности тех планов, которые задумал Генрих вместе со своими друзьями.
Все началось лет двадцать назад. До этого все считали, что секрет изготовления основной компоновки «сомы», с таким трудом добытый отцом Мюллера где-то здесь, на Востоке, был безвозвратно потерян. Но каким-то путем «Биохиму» вновь удалось его заполучить, как понял в свое время Ганс Мюллер, не без участия Джай-бабы. Это он раздобыл древнюю табличку с зашифрованной на ней формулой изготовления «сомы». Правда, сначала никто не мог расшифровать письмена, выбитые на дощечке, сделанной из неизвестного материала. Пришлось для этого подключить суперкомпьютер, который тоже трудился почти три месяца, прежде чем выдал свой результат. Теперь расшифрованная формула переведена на язык компьютера и дискета с ее записью хранится в главном сейфе «Ориент бэнк», шифр замка которого не известен по отдельности никому. Джай-баба, Браун из «Кэпитал корпорейшн» и он знают каждый по четыре цифры кода и только вместе могут открыть замок. Древняя же табличка хранится у Джай-бабы, который, как говорят, с ней ни на минуту не расстается и везде возит ее с собой.
Мюллер переоделся, поднялся к себе в кабинет и начал перебирать бумаги. У него уже стало привычкой брать работу на дом, чтобы в спокойной обстановке, потягивая из стакана виски, просмотреть письма и счета. Судя по поступившим вчера документам, «Кэпитал корпорейшн» проявляет все большую заинтересованность к делам его компании. Мюллер знал, что Генрих уже давно дружит с двумя руководителями этой корпорации, а просто так его старший брат и шага не сделает, тем более не заведет дружбу с каким-то «латиносом».
— К вам господин Вардан, шеф, — раздался в дверях голос дворецкого.
Мюллер бросил взгляд на настольный календарь — нет, они сегодня не договаривались о встрече, и тем более здесь, дома.
«Тоже, наверное, решил сделать бизнес на «соме»», — подумал он, а вслух произнес: — Пусть войдет.
Мюллер не особо жаловал этого газетного магната — уж очень он был скользкий — всегда с приторной улыбкой на лице и колючими темно-карими бегающими глазками.
— Добрый день, господин Мюллер. — Вардан как бы частями вкатывался неторопливой мягкой походкой в кабинет — сначала появились его руки, сложенные лодочкой на огромном животе, затем плечи и только потом слегка откинутая назад голова.
Мюллер тоже не спеша вышел из-за стола, и они сошлись где-то посредине, между дверью и письменным столом, повиснув друг у друга на плечах. Закончив эту уже порядком поднадоевшую Мюллеру, но принятую и местных кругах процедуру приветствий «старых друзей», они сели в кресла у камина. Но здесь, к удивлению Мюллера, Вардан не стал, как обычно, интересоваться его здоровьем, долго и занудно спрашивать о всяких житейских мелочах, а сразу перешел к делу, по которому он, говоря его словами, «решился побеспокоить столь занятого человека».
Вардану беседа с этим вконец спившимся немцем тоже была не совсем приятна. Он, выходец из высокой касты брахман, питал к иностранцам как к людям, стоящим вне касты, то есть фактически неприкасаемым, чувство, граничившее с отвращением. Его дед, родоначальник нынешней могущественной семейной династии Варданов, наверняка не опустился бы до того, чтобы идти в дом иностранца. Но если это и произошло бы, то он в течение недели подвергал бы себя очищению от скверны, в том числе пил «панчгавию» — специальную смесь из молока, творога, топленого масла, помета и мочи коровы. Но времена меняются, и по воле судьбы Вардану приходилось часто не только встречаться с иноземцами, но и сидеть с ними за одним столом. Правда, в таких случаях он вспоминал, что их дальний предок, один из приближенных могущественного правителя всей Бенгалии, тоже в свое время был вынужден общаться с иноверцами — купцами английской Ост-Индской компании. И именно в результате этого общения он накопил то огромное состояние, которое позволило затем внуку построить в начале этого века первый в стране металлургический завод, давший начало основанию промышленной группы семейства Вардан.
