Факир был пьян и фокус не удался, - хихикнул кто-то ехидным голосом из дальнего угла.
Суицид включил свет, поднял на уровень груди левую руку ладонью вверх и громко приказал:
Все встали вдоль стены по периметру и показали левую ладонь. Когда я брал на кухне кастрюлю, то попросил, чтобы Небалютись намазал ее постным маслом и сажей. Все, у кого левая рука в масле и саже, не виноваты. У кого рука чистая, тот побоялся прикоснуться к кастрюле и только подержал над ней руку. У него грязная совесть. Я прошу человека с чистой левой рукой выйти на середину.
Сорок пар глаз устремились к Губернатору, но тот гордо показал черную ладонь. На середину умывальника, пряча руки в карманы, нехотя вышел тощий, сутулый зек по кличке Шмыгло.
Мой грех, - повинился он. - Не судите строго.
На этот раз я тебя прощаю, - махнул рукой Суицид. - Но эту ночь ты будешь спать на матрасе Губернатора. И стекло с постели не убирай. Можешь спать в робе. А тем, с чьей подачи ты его насыпал, передай, что я уже забыл то, что они только начинают понимать. А сейчас волоки гармошку и конфеты.
Шмыгло облегченно вздохнул и поплелся в барак.
Суицид положил на тумбочку две пачки чая и кивнул Губернатору.
- Завари две трёхлитровки и угости эту ботву. Когда все улягутся, у меня к тебе будет серьёзный разговор.
После отбоя, ближе к полуночи, Суицид растолкал Губернатора и отвел в курилку. Протянув педофилу пачку сигарет, он тихо пропел:
Закури, ты друг мой, закури.
А потом чифирку завари.
Мне сегодня бежать до зари.
Так давай же мой друг закури.
Тыквенная голова непонимающе потер лысину, откашлялся и спросил:
Заварить чаю?
Я уже заварил, - ответил Су. - Пусть запарится.
Он указал на обвернутую полотенцем алюминиевую кружку.
Хапнем по пару глотков на прощанье и расход по мастям и областям.
Как расход? - встревожился педофил. - Тебя на другую зону переводят?
Мне не нужен их перевод - усмехнулся Су - я сам себя перевожу. Только мне пора не на другую зону, а на свободу. Надоела жизнь собачья. А впереди еще пятнадцать январей. Лучше рискнуть и быть вольным, чем среди этих курей чалиться. Ну, а застрелят, значит не судьба.
А как же я? - забеспокоился Тыквенная голова - я же тут пропаду.
Я тебя за тем и разбудил. Если свободу любишь, цепляйся мне на хвост. У меня уже все на мази. К утру уйдем туда, где нет конвоя и труда. На наш фарт метель и снег нам в подмогу.
Су сделал два больших глотка, затянулся сигаретой и спросил:
У тебя на воле как с деньгами? Есть в тайничке что-нибудь на черный день? Или ты такой же пусто-порожний, как и я?
Губернатор радостно улыбнулся.
Имеется столько, что тебе и не снилось. И не только в электронном варианте, но и наличкой зеленой. Вытащи меня из этого ада. В долгу не останусь. Не то удавлюсь.
Самоубийство - это тоже побег. Но, в этом случае, мера преждевременная. Но, ты правильно мыслишь, тут тебе не место. Они тебя рано или поздно продырявят. Их сорок, а ты один на льдине.
Су протянул педофилу кружку.
На, хапни горячего и выполняй все, что я скажу беспрекословно.
Губернатор согласно кивнул головой и большими глотками осушил кружку до дна.
Возьмёшь в раздевалке четыре телогрейки, - продолжил Суицид. - Уложишь по две на наши нары и с изгибами укутаешь одеялом. Чтобы до подъема нас не кинулись. Как управишься, мигом во двор. Я буду ждать тебя в углу локального сектора, у угловой вышки. И прихватни из тумбочки пакет с халвой, так нам будет веселей в дороге. Когда будем бежать, повторяй про себя: «Это сладкое слово — халва», и уже завтра мы ковырнем твой тайник и будем стоять выше Яшки Косого. А он был авторитет серьёзный, и с большими деньгами. Братва его уважала.
Снегопад усиливался, видимость была минимальной и только два прожектора с угловой вышки, бившие вдоль заваленного снегом предзонника, слегка разгоняли темноту и давали возможность ориентироваться в пространстве.
Су откопал из сугроба вещмешок, быстро переоделся в белый комбинезон с капюшоном и жестом приказал сделать тоже самое напарнику, выросшему из темноты. Тыквенная Голова согласно кивнул, подошел в плотную и протянул Суициду пакет с халвой.
Молодец, - похвалил Су. - Быстро натягивай комбинезон и одевай рюкзак, в нем наша гражданская сменка. Как управишься, ползи за мной.
Су упал в снег и пополз вдоль контрольно-следовой полосы, отделенной от зоны несколькими рядами колючей проволоки.
Сзади натужно сопел Губернатор.
Он дернул Су за ногу и поравнявшись, прошептал:
Кажется, мы ползем не в тут сторону. Впереди, за забором промзона.
Все нормально, - ответил Су. - Пойдем через промзону. Это самый длинный и трудный путь, но нас там никто не ждет. По ночам промзона пустует и охраняется слабее.
Губернатор стащил рюкзак и начал разворачиваться вспять.
Это все равно, что чесать левое ухо правой рукой. Так нам придётся дважды миновать ограждение. Чурка с вышки может застукать и срезать из «Калаша». Я возвращаюсь.-прошипел беглец.
Су обхватил его за шею и кольнул заточенным трёхгранным напильником в грудь.
Ползи рядом, псятина троекуровская. Тебе назад дороги нет.
Уткнувшись головой в колючую проволоку, Су достал кусачки и перекусив несколько звеньев, сделал в заборе узкий проход.
Лезь первым, - подтолкнул он напарника. - Я за тобой. И постараюсь поставить проволоку на место.
Промзона встретила беглецов неприветливо. Слепые окна пустующих цехов смотрели враждебно и подозрительно, а цеха напоминали заброшенные склепы.
Сворачивай к тарному цеху, - скомандовал Су. - Прихватим по паре ящиков.
Поравнявшись с бетонным забором, Су прислонил ящики к ограждению, подтянулся и, обдирая руки в кровь, перекусил нижний ряд колючки и спрыгнул обратно.
Вперед, - скомандовал он педофилу. - За забором воля или смерть, что почти одно и то же.
Когда беглецы оказались в трех километрах от лагеря, Су достал пакет с халвой, откусил большой кусок, прожевал вместе со снегом и протянул напарнику.
Это сладкое слово — свобода, оно слаже самой сладкой халвы, - выдохнул он. - Воистину, кто не был лишен свободы, тот не знает ей цены. Быстро переодеваемся и в путь. Дорога каждая минута.
Эпилог
Полтора года после побега все складывалось удачно. Получив от Губернатора обещанный гонорар, Суицид сделал полный набор документов, осел в заштатном городке и больше года занимался плаванием. Хотелось понять, что почувствовал Мартин Иден в свои последние минуты. Почти ежедневные тренировки дали неожиданный и противоположный результат. Су и думать забыл о самоубийстве. Тело стало сильным, упругим, гибким, как в молодости и пропала седина. Казалось, что таймер в его организме включил обратный отсчет. Он с удовольствием заметил, что когда проплывал пятикилометровую дистанцию, ему вслед с интересом смотрели молодые пловчихи. Су со средней скоростью проплывал не меньше ста бассейнов в день, добавляя дистанцию и не чувствуя усталости.
«Если так пойдет, я через полгода смогу переплыть ла Манш, - подумал он. - А на обратном пути можно будет ограбить банк в Германии. Надо только подтянуть немецкий».
Открывающиеся возможности радовали душу, и мысли о самоубийстве уходили куда-то далеко в будущее.
«Думаю, что самомокруху нужно перенести на сто первый год жизни. И ни на день раньше», - сказал он сам себе.
Когда стопка губернаторской зелени пошла на убыль, Су зашевелился и начал искать работу. И тут, как из под земли, вынырнул Витька Лепешка и сделал заманчивое предложение, от которого нельзя было отказаться.
На следующий день они отправились в загородный дом к заказчику. С этого момента все и закрутилось не в ту сторону. Вместо заказчика их встретила оперативная группа, и небо им показалось с овчинку. Через сутки старший группы отвел Суицида и Лепешку в подвал и вручил каждому по листу бумаги.
Двое мне не нужны. В город я повезу только одного. Того, кто больше напишет явок с повинной. Второго зачистим при попытке к бегству. Вас разведут по отдельным комнатам и время пошло.
За свою беспокойную и не совсем праведную жизнь Суицид побывал во многих передрягах, но, ни разу не попадался на такую мякину и ему уже давно так не доставалось. Разбитая голова ныла тупой саднящей болью, и казалось, что этому не будет конца. Распухшими пальцами левой руки он пошатал зубы и подумал: «Если буду жить, я верну себе старую кличку «Левша», с ней мне жилось веселей. А «Суицид» мне что-то не на фарт».
