— Кто вы, черт возьми?
Зентнер в зеленовато-голубом вельветовом спортивном костюме сидела с ногами на софе, сжимая пульт дистанционного управления телевизором. Он был настроен на Си-эн-эн. Шла передача, разоблачающая ее коллегу — Кардинала Хьюберта Болдуина.
Джонсон протянул удостоверение, Зентнер взяла его и стала разглядывать.
На столике, инкрустированном слоновой костью, стоял поднос с завтраком: апельсиновый сок, гренки с мармеладом, чай. Гренки были нетронуты, от сока неприятно пахло. Запах Холленд узнала почти сразу же. Там была водка — и в большом количестве.
На экране репортеры осаждали дом Болдуина в фешенебельном районе Мемфиса.
— Что вам нужно? — спросила Зентнер.
Холленд помнила ее блестящие пронзительные глаза по встрече в Дубках. Теперь они снова уставились на нее.
— Вы... та, что допустила убийство Чарли!
Холленд промолчала. Зентнер определенно была пьяна.
— Вижу, вы следите за событиями, сенатор, — вкрадчиво сказал Джонсон, указав подбородком на телевизор.
— Это чушь! — Зентнер пришла в ярость. — Все будет опровергнуто. Вы не знаете Болдуина. Он крепкий орешек.
— Возможно, — ответил Джонсон. — Но теперь его песенка спета. Можете не сомневаться.
— Я могла бы лишить вас работы за эти слова!
— В другое время — возможно, сенатор. Я видел улики — все до единой. Болдуин крепко влип. Пожалуй, теперь самое время внести ясность.
— Вы не имеете здесь никаких полномочий, заместитель директора. Уайетт Смит знает, где вы? Если я сейчас позвоню...
— Это дело рук Крофта, не так ли? — негромко произнесла Холленд.
Шагнув вперед, она уставилась в испуганные глаза Зентнер.
— Я с вами не разговариваю! — пронзительно выкрикнула та.
Холленд села на потертую кожаную оттоманку:
— Крофт старался для вас, так ведь? Подослал убийцу к Уэстборну... ради вас и остальных Кардиналов.
— Вы сошли с ума! — прошептала в испуге Зентнер. — Сами не знаете, что несете!
— Ошибаетесь, сенатор. Я тоже доверяла Крофту. Пока он меня не предал.
— Предал вас?
— Вы не знали, что он подсылал ко мне убийцу? Вряд ли я поверю этому, сенатор.
Холленд пристально смотрела в искаженное отчаянием лицо Зентнер, распухшее от бессонницы и водки, с толстым слоем поплывшей косметики.
— Вы использовали Крофта, сенатор. Уэстборн держал вас всех на коротком поводке. Мог делать с вами все, что вздумается. Должно быть, очень неприятно, когда тебя шантажирует кто-то из своих.
И вот Крофт предлагает вам выход. Берет весь риск на себя. Говорит, что вы можете заполучить дневники Уэстборна. Вы, не раздумывая, соглашаетесь. Что бы ни запросил за это Крофт, цена в любом случае не была слишком высокой.
Только все вышло не так. Крофт не сказал вам, что дневники у него. И кормил вас обещаниями. До последней минуты. — Холленд указала на телевизор: — Вот вам еще одно свидетельство. Крофт смешивает Болдуина с грязью, дабы доказать, что дневники у него, и продемонстрировать, на что способен, если вы не станете плясать под его дудку.
Холленд внезапно поняла, что сказала, и у нее перехватило дух. Эти слова явились огненным откровением, выплавленным в тигле убийств и обманов. Они таились в ее подсознании, им требовался лишь толчок, чтобы слиться друг с другом.
Только не совершила ли она ошибки, выложив сразу так много?
— Я права, не так ли, сенатор? — уверенно сказала она, не давая ей передышки.
Зентнер выронила телевизионный пульт. Рука ее, сжимающая стакан, дрожала так, что лед постукивал о стенки. К губам прилипла апельсиновая мякоть.
— Вы ничего не знаете, — пробормотала она. — У вас нет никаких доказательств.
Холленд глянула на Джонсона; тот кивнул.
— Ошибаетесь, сенатор. Думаю, Крофт не сказал вам, в какой форме Уэстборн вел дневники. Они на дискетах. Из-за этих дискет и совершено убийство.
Зентнер резко вскинула на нее взгляд.
Отлично. Клюнула.
— Да-да, сенатор. Крофт убедил вас, что существует единственная дискета и, если он завладеет ею, вам до конца жизни нечего бояться — не будет ни вопросов, ни сомнений в вашем могуществе, ни намека о ваших прошлых делишках. Но он солгал. Видите ли, дневник записан на двух дискетах. Он завладел одной и сейчас использует ее. Другая у нас.
Холленд видела, что Зентнер дрожит, но не жалела ее. Подалась поближе, чуть вздернула подбородок и разрушила все ее надежды:
— О вашей избирательной кампании, сенатор. В последнюю минуту вы сокрушили соперника заявлением, что у него есть незаконные доходы, с которых он не платит налогов. Финансовая инспекция это подтвердила. Ваш соперник утверждал, что невиновен, но его никто не слушал... и потому он покончил с собой...
Только на счете лежали не его деньги — след вел из сан-францисского банка «Голден уэст файненшл» со счета, который принадлежал вам. Деньги перевели за границу, отмыли в панамских банках, потом вернули в нашу страну и положили на счет, где, без ведома вашего соперника, уже значилась его фамилия. — После паузы Холленд спросила: — Припоминаете, сенатор?
Со всеми подробностями, которые узнала до того, как Пастор забрал у нее дискету, Холленд перечислила названия банков, в которых побывали эти деньги, даты, когда они поступали. Данные она называла не спеша, словно игрок в покер, медленно открывающий карты, чтобы унизить противника.
Зентнер пришлось поверить, что Холленд способна доказать это и еще многое. Однако все было бы потеряно, если бы калифорнийка потребовала показать дискету. Холленд надеялась, что нетрезвое состояние этой женщины сыграет им на руку.
Зентнер нашарила пачку сигарет, достала одну, зажгла. Курила молча, пока не накопилось полдюйма пепла, и не обратила внимания, когда тот упал на ее спортивный костюм.
— Если я сдам Крофта, то что получу за это? — спросила она, глядя в окно.
— Это будет зависеть от министра юстиции, — вмешался Джонсон. — Возможно, даже от президента. Я помогу тем, что в моих силах.
Зентнер фыркнула:
— С вашими возможностями? Утешительного мало.
— Большего вам не получить, Барбара.
Холленд удивилась фамильярности Джонсона. Но тут же поняла: последние секунды перед капитуляцией — наиболее затруднительные. Они с Джонсоном подвели Зентнер к черте, но переступить ее она должна была сама.
Сенатор оглядела комнату. Ее рассеянный взгляд напомнил Холленд человека в опустевшем, некогда родном доме, пытающегося найти напоминание о хороших временах в голых, безмолвных стенах.
— Нужно решать, с кем ты, — пробормотала Зентнер. — Я всегда себе так говорила. — И подняла взгляд на Джонсона: — Ваша взяла.
Джонсон пошел в другой конец комнаты звонить по телефону. Холленд напрягла слух и услышала, что он разговаривает с министром юстиции, предлагает ей на время забыть о скандале в Теннесси и нанести визит Зентнер.
Потом позвонил Смиту; затем дежурному в Капитолии.
— Директор у себя, — сказал он Холленд. — Кэти говорит, читает твой рапорт.
— Разрешите мне поехать.
За настойчивостью Холленд Джонсон уловил мольбу.
— Разрешите, — повторила она. — Я знаю, где искать. И привезу ее вам.
Джонсон заколебался, потом кивнул:
— Возьми с собой Брайента. Как только окажешься внутри, поддерживай со мной постоянную связь. И сразу же уходи, если ее не окажется на месте.
Беспокойству в его голосе Холленд значения не придала. «В конце концов, — подумала она, — я еду в одно из безопаснейших мест на земном шаре».
Когда Холленд села на пассажирское место, отопление в фургоне работало вовсю. Она подышала на пальцы, внезапно вспомнив, как холодно было в доме Зентнер.
— Вы действовали молодцом.
Холленд улыбнулась Брайенту. Он слушал все по радио на тот случай, если ситуация выйдет из-под контроля.
— Быстро сообразили, что к чему, — сказал Брайент.
Холленд откинулась на спинку кресла и уставилась в ветровое стекло.
— Все дело в разоблачении Болдуина по телевидению. Я задумалась, почему это происходит именно сейчас. И смогла найти единственный ответ: Крофт запаниковал. Предать этот материал гласности он мог только из страха, что кто-то развяжет язык. И решил, смешав Болдуина с грязью, запугать прочих.
Брайент потянулся к рычагу переключения передач, но, пораженный словами Холленд, так и не перевел его.
— В ту ночь в Дубках Кардиналы, препираясь с Уэстборном, знали, что даже если он отдаст им дискеты, то все равно будет убит, едва они уедут. И у всех их будет прекрасное алиби. Каждый покидал усадьбу в сопровождении эскорта секретной службы. — После паузы она добавила: — В ту ночь мы охраняли убийц.
Теперь Брайент понял, какие чувства бушуют в душе Холленд. В их мире предатели считались дерьмом.
