Хрущев рассказал на Пленуме, какова была цель такой «дружбы»: «Некоторые говорили: как же так, Маленков часто под руку ходит с Берия… Хрущев с ним также ходит… Я считаю, что до поры до времени это хождение нам пользу принесло и было нужно. В четверг (25 июня) мы — Маленков, я и Берия — ехали в одной машине, хотя мы знали, что он интриган, что меня интригует против Маленкова и против других… Прощается он, руку жмет, а я ему тоже отвечаю «горячим» пожатием: ну, думаю, подлец, последнее пожатие, завтра в два часа мы тебя подожмем. (Смех.) Мы тебе не руку подожмем, а хвост подожмем. С таким вероломным человеком только так надо было поступить. Если бы мы ему сказали хоть немножко раньше, что он негодяй, то я убежден, что он расправился бы с нами… Похоронит тебя, речь произнесет: «Здесь покоится деятель партии и правительства». Он способен на это. Он способен подлить отраву» («Известия ЦК КПСС», 1991, № 1, с. 158; выделено мною. — А.А.).
Хрущев признался, что с вероломным Берия он поступил вероломно. Искусству вероломства их учил сам Сталин, которого они лишили жизни и власти тоже вероломно. Каков учитель, таковы и ученики.
Подготовленно к публикации С. Николаевым
Что Сталин был в панике, свидетельствует и семейная хроника. Так, тетка Светланы Аллилуевой, Евгения Аллилуева, рассказала о своей встрече со Сталиным в августе 1941 года (через два месяца после начала войны): «Я никогда не видела Иосифа таким подавленным и растерянным. Я приехала к нему, думая найти поддержку, надеясь, что он подбодрит меня… Каков же был мой ужас, когда я нашла его самого я состоянии, близком к панике» (Светлана Аллилуева. Только один год. Harper & Row, 1969, с. 324).
Мое удивление было беспредельным, когда, будучи заведующим орготделом Чеченского обкома партии, я совершенно случайно прочел предназначенную шифровке шпионскую информацию нашего начальника спецсектора Соковых против первого секретаря обкома партии, члена ЦКК Хасмана.
Все военные знали об этом надзоре (даже в войну) и вовсе им не возмущались. Вот характерное свидетельство генерала армии Штеменко о его разговоре с маршалом Тимошенко, в штаб которого он был назначен:«Тимошенко: Теперь понял, что ты не тот, кем я тебя считал. Штеменко: А кем же вы меня считали? Тимошенко: Думал, что ты специально приставлен ко мне Сталиным» (Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М., Воениздат, 1968, с. 277).
Когда вконец распоясавшегося главу этой академии академика Лысенко спросили, почему вся западная генетика — ложь, а каждое его дилетантское слово — истина, кто ему дал патент на безгрешность, Лысенко невозмутимо заявил: «Я отвечаю. ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил» (Лысенко Т. Д. Агробиология. 1949, с. 645).
Таким образом Сталин не только скрывал собственные преступления, но еще и зарабатывал в глазах народа «моральный капитал». Вот, например, что он говорил о Ежове авиаконструктору А. Яковлеву:
«Однажды за ужином Сталин заговорил:
— Ежов — мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяным. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли» («Цель жизни». М., 1970, с. 509).
Рассказ дошел до меня в 1970 году, но он относится к периоду между XXII съездом и свержением Хрущева. Правдоподобность его увеличивает и тот факт, что когда (в 1972 году) я рассказал эту версию человеку, хорошо информированному о внутренних делах КПСС, — председателю Исполнительного бюро НТС Е. Р. Романову, — то он сообщил мне о таком же, по сути, рассказе, полученном им и только в деталях расходящемся с моим. Мы эти рассказы получили из разных источников и в разное время.
Интересное совпадение: Хрущев, который никогда не ссылался на классиков, в одной из своих антисталинских речей цитировал как раз это произведение Пушкина, говоря, что «злодей не может быть гением».
Ленин резко поставил вопрос перед XII съездом о снятии с поста Сталина и исключении из партии Дзержинского и Орджоникидзе за «грузинское дело». Сталин считал, что Ленин преследует его из-за интриг своей жены — Крупской, — и начал угрожать ей исключением из партии. Тогда Ленин порвал отношения со Сталиным в следующем письме к нему: «Товарищу Сталину. Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением. Ленин. 5 марта 1923 г.» (ПСС, т. 54, с. 329–330). После этого Ленин жил еще около десяти месяцев, но ответа от Сталина так и не дождался.
«Краткий курс» написан самим Сталиным и должен был составить содержание пятнадцатого тома его Сочинений (см.: Сталин И. Соч. М., 1946, т. 1, с. VIII).
В известном советском кинофильме сталинского времени «Сталинградская битва» есть такая сцена. Происходит совещание в главной квартире главнокомандующего Сталинградским фронтом, несколько маршалов и генералов сидят за столом; главнокомандующего вызывают к прямому проводу, находящемуся тут же. Он нехотя берет трубку, но, как только услышал, с кем имеет дело, становится «смирно» и, обращаясь к присутствующим, говорит: «У провода товарищ Сталин!» Маршалы и генералы как по команде вскакивают со стульев, становятся во фрунт и стоят без движения, как статуи, до конца разговора.