— Легких у нас не бывает, Гарри. Трудности — хлеб наш насущный. Это говорил еще сам Джон Эдгар Гувер. Мы с этого живем и кормимся. Так что этот поп — как его там?..
— Патер Дубинский из церкви святой Троицы в Джорджтауне. Туда ходят все высокопоставленные католики.
— И ты туда пойдешь, Гарри. На неси доброму патеру дружеский визит. Узнай, что ему стало известно от старого Ноя. Если окажется, что ему известно то, что знать не полагается, мы изыщем возможность убедить его держать язык за зубами.
— Шеф, вы же знаете, что я сделаю все, что можно. Но у нас маловато шансов.
— У нас есть все шансы. Ты только найди правильный подход. Черт возьми, Гарри, я же не приказываю тебе идти к нему безоружным. Прежде всего тщательно проверь его. Эти божьи люди ничем не отличаются от других. Ты ведь знаешь нашу аксиому — каждому человеку есть что скрывать. И этому попу тоже не чуждо ничто человеческое. У него должны быть пороки. Или были. Может, он пьет. Или грешит в чулане с восемнадцатилетней горничной. А может, у него мать коммунистка. Что-нибудь всегда найдется. Приди ты к такому божьему человеку с чем-нибудь, в чем он не исповедался, и прижми его этим — заговорит он у тебя как миленький.
Тайнэн замер на секунду, глядя прямо перед собой.
— Дело чертовски серьезное, Гарри. Слишком мы близки к победе, чтобы все потерять. Оставь все другие дела и займись в первую очередь этим.
— Слушаюсь, шеф, считайте, что все уже в порядке.
Вернувшись после похорон полковника Бакстера в ФБР, Вернон Т. Тайнэн быстро прошел к себе в кабинет. Здесь почти два часа провел он за письменным столом, изучая свежую информацию, а затем, ровно в 12.45, вынул из сейфа для сверхсекретных документов папку с грифом «Для служебного пользования» и энергично зашагал к лифту…
Была суббота. А в этот день каждую неделю, с тех пор как он стал директором ФБР, Тайнэн неукоснительно соблюдал священный ритуал — ездил к матери в поселок для состоятельных престарелых.
Несколько лет спустя после смерти Джона Эдгара Гувера он узнал, что Старик жил вместе со своей матерью Анной-Марией вплоть до самой ее смерти. Гувер всегда относился к матери с лаской и почтением, и для Тайнэна это был пример, достойный подражания.
— …Буду ровно через час, — сказал он шоферу и вышел из машины у дома, где приобрел для матери комфортабельную четырехкомнатную квартиру.
В подъезде Тайнэн проверил, включена ли сигнализация. Нет, не включена. Придется снова сказать матери, что сигнализацию надо включать даже тогда, когда она сидит дома. В эти дни разгула хулиганов и бандитов мерами безопасности пренебрегать никак нельзя. Эта мразь не остановится перед тем, чтобы похитить мать директора ФБР и потребовать за нее немыслимый выкуп.
Отперев дверь, Вернон зашел в прихожую. Мать, как обычно, сидела в мягком кресле перед цветным телевизором.
— Здравствуй, мама, — сказал он.
Не глядя в его сторону, Роз Тайнэн помахала ему рукой и продолжала сосредоточенно смотреть на экран, не в силах оторваться от любимой передачи. Вернон подошел к ней и поцеловал напудренный лоб. Она ответила быстрой улыбкой и приложила палец к губам:
— Передача вот-вот кончится. А ланч уже готов. Снимай пиджак, — и снова приклеилась глазами к телевизору, схватив себя за бока и трясясь от смеха.
Тайнэн с гордостью подумал: «Если бы Эдгар Гувер смог увидеть эту картину!»
И уж конечно, его сыновние заботы получили бы одобрение Старика.
В свои восемьдесят четыре года Роз Тайнэн была здорова, как абхазка, — нет, нет, Абхазия нам не пример, там коммунисты! — как крестьянка из Вилькабамба — вот это лучше.
Наконец передача кончилась. Выключив телевизор, Роз Тайнэн взяла сына за руку и отвела в столовую.
— Сейчас будем обедать.
— Мама, у тебя опять была отключена сигнализация. Ты не должна ее выключать… Ради меня.
— Я иногда забываю. Постараюсь больше этого не делать.
— Очень тебя прошу.
— Как дела на службе?
— Веселее некуда. Сегодня хоронили Ноя Бакстера. Я нес гроб.
— Да, да. Бедная Ханна. Одно утешает, что у нее остались сын и внук. Надо мне ей позвонить.
Они строго следовали сложившемуся ритуалу своих субботних встреч. Сначала Роз Тайнэн сообщила сыну все сплетни о своих соседях. Потом подробно пересказала содержание фильма о мужчине, сиротке и собаке, который показывали на неделе. Затем рассказала о полученных и написанных ею письмах.
Настала очередь Вернона. Он рассказал ей о президенте Уодсворте. Затем о двух убийцах, числившихся в списке десяти наиболее опасных преступников, которых задержали в Миннеаполисе и в Канзас-Сити.
Обед закончился точно по расписанию. Через десять минут пора уезжать.
— Ну что, мама, ты готова посмотреть папку?
— Всегда готова, — широко улыбнулась она.
Встав из-за стола, он прошел в гостиную и вернулся с палкой в руках.
Десятиминутное пение материалов из этой пайки было его обычным субботним подарком матери. Это была недельная сводка донесений агентов ФБР о личной жизни знаменитостей — в основном сведения о дебошах, пьяных скандалах и сексуальных извращениях.
И опять Тайнэн подумал, что Джон Эдгар Гувер одобрил бы его поведение. Ведь это он, Гувер, положил начало сбору информации об интимной жизни выдающихся американцев и регулярно поставлял материал подобного рода президенту Линдону Б. Джонсону, чтобы высшему чиновнику страны было что читать на сон грядущий…
Провожая сына, Роз Тайнэн внимательно посмотрела ему в глаза.
— Ты плохо выглядишь. У тебя масса забот, сынок?
— Страна переживает трудные времена, мама. Многое надо сделать. Не знаю просто, что будет, если не удастся провести тридцать пятую поправку.
— Ты-то понимаешь, что нужно народу, — сказала мать. — Я как раз недавно говорила миссис Гросман, соседке сверху, что мой сын знал бы, как навести порядок, будь он президентом.
Открывая дверь, Тайнэн подмигнул матери:
— Может, в один прекрасный день я и стану чем-то большим, чем президент.
День у Кристофера Коллинза выдался тяжелый. Пытаясь наверстать время, занятое похоронами Бакстера, он работал без обычного часового перерыва на обед. И лишь сейчас, сидя с женой и двумя близкими друзьями у беломраморного камина в зале ресторана «1789 год» на 39-й улице в Джорджтауне, он впервые почувствовал, как сильно проголодался.
Отрезая кусок за куском от утки под апельсиновым соусом, Коллинз взглядом проверял, довольны ли его выбором блюд Рут и Поль Хилльярды.
Крис тепло посмотрел на Поля.
Они были знакомы много лет. Коллинз помнил Хилльярда членом городского совета Сан-Франциско в те времена, когда еще сам работал адвокатом в Калифорнии. Всплыло в памяти, как они тогда три раза в неделю играли вместе в ручной мяч, вспомнил он и что был шафером на свадьбе Хилльярда. И вот годы спустя они в Вашингтоне: он — министр юстиции, его друг — сенатор от Калифорнии…
— Как тебе вино, Поль? — спросил Коллинз. — Между прочим, калифорнийское.
— Разве ты не видишь — я отдал должное, — ответил Поль, показывая пустой бокал. — Лучшее свидетельство качества наших виноградников.
— Налить еще?
— Калифорнийского с меня достаточно, но вот поговорить с тобой о Калифорнии я не прочь. Ведь именно у нас и будет все решаться.
— Решаться?.. А, ты о тридцать пятой!
— После вчерашнего голосования в Огайо мне беспрерывно звонят из Калифорнии. Весь штат гудит.
— И что же говорят?
Хилльярд раскурил трубку.
— Судя по тому, что я слышал, перевес на стороне ратификации. В конце недели в поддержку поправки собирается выступить губернатор.
— Президента это порадует, — заметил Коллинз.
— Говоря между нами, они заключили сделку, — пояснил Хилльярд. — По истечении своих полномочий наш губернатор намерен баллотироваться в сенат. Поддержка Уодсворта ему просто необходима, но президент всегда относился к нему с прохладцей. Вот они и договорились по-деловому. Губернатор поддержит поправку, если президент потом поддержит его кандидатуру на выборах в сенат. — Поль помолчал и добавил: — Плохо дело.
Коллинз, доедавший последний кусочек утки, даже перестал жевать.
— Что ты хочешь этим сказать, Поль? Почему плохо? Я думал, что ты за тридцать пятую.
— Я не был ни за, ни против. В некотором роде сохранял позицию бесстрастного наблюдателя. И думаю, в глубине души ты придерживаешься такой же позиции. Но теперь, коль скоро решение свалилось на наши головы, я склонен действовать.
— На стороне противников поправки?
— Да.
— Не спеши, Поль, — нервно сказала Рут Хилльярд. — Надо подождать и посмотреть, как к ней относится народ.
— Мы никогда не узнаем, что думает народ, пока народ не узнает, что думаем мы. Толпа ведь ждет от своих вождей совета: что правильно, а что неправильно. В конце концов…
