с голодухи человек начинает развивать свой интеллект, потому что сытому такие заморочки явно ни к чему… Нет, нам это не подходит! – и заглотнул тарталетку с паюсной икрой. – Да вы закусывайте, милейший, а то смотрю, у вас после третьей рюмки уже крыша съехала.
Ну что поделаешь, пришлось ответить должным образом:
– У меня тут возникло подозрение, что всех несогласных с вашей точкой зрения намерены отправить на Колыму, а сами будете плавать в собственном соку, как сельдь иваси в консервной банке.
Слово за слово, и понеслось! Кто-то визжит, кому-то стало плохо… Последнее, что помню, это та приставучая девица, которая всё выпытывала, чем зарабатываю себе на жизнь… И вот напоследок словно бы присосалась к уху и кричит:
– Если ты сейчас меня не изнасилуешь, я тебя убью!
Ей невдомёк, что у меня после этой пьянки вряд ли что-нибудь получится.
Только к полудню я пришёл в себя после вчерашнего. Вдруг раздаётся звонок в дверь. Открываю – там опять эта соседка, на этот раз с незнакомым мужиком. Лысый, с внушительным брюшком и несомненной значительностью на лице, да и одет по последней моде. У Версаче, что ли, отоваривается? Тут она мне и говорит:
– Здравствуйте! Это мой папа.
– Да, вот зашли к вам по-соседски.
Как-то он себя назвал, но я всё равно имён не в состоянии запомнить. И протягивает бутылку коньяка. Не выгонять же незваных гостей – пришлось достать рюмки, кое-какую закуску сообразил и жду, что дальше будет.
Поговорили о том, о сём, о ценах на нефть и как хорошо в сентябре на Бали и на Сейшелах. А затем папаша неожиданно спросил:
– Вы хорошо себя чувствуете? Голова не кружится? Бессонницей в последнее время не страдаете?
– С чего вдруг такие странные вопросы?
– У вас усталый вид. Лицо бледное и зрачки слишком сужены… Мне это совсем не нравится.
– Вы врач?
Соседка поясняет:
– Папа работает в крупной фармацевтической компании. Он может достать любое лекарство, таких в аптеке не найти. Вы не стесняйтесь, расскажите всё, как есть.
– Да ничего особенного, только вот псы иногда мерещатся.
Папаша почесал загривок.
– Помнится, у Эжена Ионеско носороги бегали по городу. А у вас голодные псы…
– Увы, реальность гораздо примитивнее фантазии.
– К реальности ваши псы не имеют никакого отношения.
Вот и он о том же. Никто не верит, но как не верить собственным глазам?
– Предлагаете не обращать внимания на то, что происходит?
– А почему бы нет?
– Пробовал, не получается.
Я молчу и жду – может, что-нибудь подскажет… А он только губами шевелит, словно бы пытается сформулировать диагноз.
– Ну что ж, я бы порекомендовал курс медикаментозных инъекций. Полежите пару недель под капельницей и всё как рукой снимет…
Он продолжал ещё что-то говорить, а в моей голове что-то щёлкнуло, словно бы некий выключатель сработал. Я вспомнил больничную палату и лицо врача, склонившегося надо мной, и как наяву слышу его гнусавый голосок:
– Вы видите то, чего на самом деле нет. Это ненормально! Вот вам клинический диагноз, а заодно и приговор. Назначу вам курс внутривенных инъекций, и через пару месяцев всё станет на свои места. Будете, как свеженький огурчик, прямо с грядки, с жёлтеньким таким цветочком на одном конце.
Это шутки у него такие. А мне-то каково?..
Есть подозрение, что и папаша, и тот врач заодно, действуют по кем-то заданной методе. А я для них всего лишь пациент, заранее обречённый на то, чтобы послушно исполнять их волю. Но почему? Кто это допустил?
Тем временем папаша пытается внушить, что без помощи врачей человечество обречено на вымирание:
– Вот мы разработали общенациональную программу под названием «Health and Hospital», сокращённо, He&Ho или ХиХо, как кому понравится. Скоро этот логотип появится на всех товарах отечественного производства, от кастрюль до грузовых автомобилей. Всё для того, чтобы люди не забывали о своём здоровье! А знаете, сколько мы в ХиХо вложили сил, какие финансовые средства на неё затрачены?
Не знаю, и знать этого не хочу! Потому что ни о чём таком я не просил. А папаша продолжает:
– Думаете, нам всё это нужно? Нет, мы пытаемся внушить, что только медицина сможет сделать вашу жизнь долгой и счастливой!
Ничего себе перспектива – дожить до ста лет, лёжа под капельницей или сидя в инвалидной коляске. Если уж пришла пора, тогда уж сразу, без всех этих припарок, клистиров и резекций! Я бы так и сказал этому «спасителю нации», но его уже не остановить:
– А сколько мы сил тратим на разработку новых препаратов! Тысячи специалистов денно и нощно трудятся над их созданием… И для чего? Для того, чтобы вы сказали, мол, и так пройдёт. Выходит, работаем напрасно?
– Ну, не совсем так. Есть немало людей, которые ведутся на рекламу…
– И правильно делают! Мы выделяем на рекламу огромные средства, чтобы лекарства не лежали на аптечной полке до тех пор, пока срок годности истечёт. А вы… Вот чем вы лечитесь, к примеру, от простуды?
– Малина, мёд, грейпфрут. Ну и злым луком регулярно дышу…
Папаша словно бы дар речи потерял – размахивает руками, тычет в меня пальцем, словно бы обращаясь к нации: «Вы посмотрите на этого диссидента, отщепенца и отступника!» Тут и соседка встряла в разговор:
– Папа вам ещё не всё сказал. Ведь я пожертвовала артистической карьерой ради того, чтобы реализовать его идеи…
– Так вы учёный, а не журналист?
Смутилась.
– Вы меня неправильно поняли. Моя обязанность заключается в том, чтобы следить за выполнением контрактных обязательств всех наших партнёров по программе «Health and Hospital». Это касается и телевидения, и печатных СМИ, и интернета… По нашему заказу даже киностудии дорабатывают сценарии, вставляя в каждый фильм несколько сцен в больничной палате или в морге. И всё это для того… Впрочем, папа уже сказал, а вот вы почему-то не хотите нас понять.
Она и впрямь огорчена. А у меня такое впечатление, что где-то я всё это уже слышал… Но где, когда?
Видя, что у дочки ничего не получается, папаша, немного отдышавшись, снова обрёл дар речи и способность к агрессивному внушению:
– Вы кончите жизнь в страшных мучениях где-нибудь под забором, и уже никто не сможет вам помочь.
Да меня уже достали все эти их речи, внушающие страх! «Минздрав предупреждает»… Шли бы вы куда подальше со своими наставлениями!
Не помню, как выпроводил «дорогих гостей»… Папаша упирался, настаивал на госпитализации, но я его уже слушал. Когда ушли,
