Ознакомительная версия.
Теперь никто не оспаривал преданности Морриса и Джека, однако сомневающиеся выдвинули новый тезис: «Соло» продолжалось настолько долго, что Советы должны уже обо всем догадаться. Они используют операцию в качестве удобного средства контрабанды денег, а Морриса и Джека — как невольных проводников дезинформации.
В ответ у Бойла и Лэнтри возникло несколько вопросов. Разве Советы хотели, чтобы ФБР вплоть до последнего цента знало, сколько денег передается американской компартии? Разве хотели они дать возможность ФБР в любое время разжечь антисоветский скандал, доказав, что американская компартия содержится и оплачивается из-за рубежа, и тем окончательно ее уничтожить? Разве Брежнев, Суслов, Пономарев, Мостовец и другие советские лидеры стали бы постоянно тратить время на общение с американским шпионом? Посвятили они коммунистических правителей Восточной Европы в свой план как союзников или позволили свободно беседовать с Моррисом, не говоря, что он шпион? А как насчет Гэса Холла? Того проинформировали, что его ближайший помощник работает на ФБР? А что насчет КГБ? Делился бы комитет с ФБР через Джека своими самыми сложными технологиями и способами связи? И где вся эта дезинформация — хотя бы один пример?
Ну, отвечали скептики, если Советы еще не осознали, что операцию контролирует ФБР, то вскоре непременно поймут, потому что продолжительность и успех «Соло» случайность исключают.
Когда ФБР уведомило Киссинджера об этих опасениях — что «Соло» может быть или стать средством дезинформации в руках Советов и что пора подумывать о прекращении операции, он сказал: «Чепуха!» (знающие люди говорят, что он употребил другое слово). Как впоследствии сказал в надгробной речи Джим Фокс, Киссинджер заявил, что никто другой не может лучше него оценить значение сведений «Соло» и что он будет решать, правда это или ложь. А ему необходима эта информация. Хотя он уважает суждения ФБР, «Соло» должно продолжаться и будет продолжаться. Киссинджер не угрожал, однако в ФБР поняли, что если они не подчинятся его диктату, то несомненно вынуждены будут подчиниться диктату президента, и куда более жесткому.
Угроза для «Соло» изнутри ФБР ослабла, зато обострилась угроза извне, когда комитеты Конгресса расширили область своих расследований. Каждое утро Моррис открывал газету, боясь увидеть, что там написано, и Бойл опять предупреждал Уоннола о необходимости моральной поддержки.
Поэтому десятого октября 1975 года, за четыре дня до вылета Морриса в Москву, в Нью-Йорке созвали еще одно совещание. Присутствовали полномочный заместитель директора Томас В. Ливит, начальник отдела Бранниган, Джеймс О. Ингрэм, инспекторы Раймонд Ракел, Дэвид И. Хаузер и специальные агенты Томас Дж. Девайн, Бойл и Лэнтри.
Намекая на расследования комитетов Конгресса, Ливит сказал:
— Времена в Вашингтоне не самые радостные, но дела не совсем безнадежны.
Моррис, который так и не узнал, что они с Джеком побывали «под колпаком», выступил в защиту ФБР.
— В отношении огульных обвинений против Бюро должен сказать, что по большей части виновата та книга. Для меня она стала аргументом, в котором я черпал уверенность в своей правоте. Я начал борьбу с коммунистами из-за того, что методы их действий не подчиняются никаким законам, и из-за их немыслимого террора Может, и были шалости типа «Коинтелпро» (программа была нацелена на тех, кого Бюро считало подрывными и террористическими группами; Бюро обвиняли в противозаконных действиях при расследовании деятельности этих групп. — Примеч. авт.). Но я говорю об организации в целом с правовой точки зрения.
Снова переживая повседневный страх разоблачения из-за какой-нибудь утечки, Моррис продолжал:
— Сегодня, чтобы работать, особенно в стане врагов, нужно очень выносливое сердце. Вот и гадай — можно ли продолжать, когда сталкиваешься с очередной глупостью. Вы спрашиваете, чего ради мы работаем? Если я буду в силах и если Гэс Холл не изменит своих намерений, через несколько дней мне придется уехать в СССР. Люди из службы безопасности должны предотвратить любые неожиданности во время моей поездки. Имея дело с разведкой, не знаешь, когда кто-то совершит ошибку, или тронется умом, или что-нибудь выкинет.
Ливит подчеркнул, что меры для обеспечения безопасности «Соло» строже, чем обычно, и что полученная информация распространялась только «на высшем уровне, в Белом Доме, Государственном департаменте и кое-где среди военных» (неясно, была «забывчивость» Ливита насчет ЦРУ неумышленной или Бюро прекратило обмен информацией с Управлением).
Ингрэм добавил:
— В этой комнате сидят люди, чья жизнь давно и целиком посвящена вам.
Его слова явно растрогали Джека и Морриса. Беседуя с командой «Соло», Джек сказал:
— Несмотря на нынешний кавардак, мы достигли самой вершины. Я никогда не думал, что мы сможем достичь такого совершенства Думаю, это означает, что они все еще доверяют нам, хотя и проявляют осторожность.
— В Бюро я еще не встречал неодержимых людей. Думаю, в целом Бюро — самая одержимая организация, какую я когда-либо знал, может, за исключением только старых большевиков, — заметил Моррис.
Моррис прилетел в Москву семнадцатого октября 1975 года рейсом через Лондон и Прагу. Более чем когда-либо, он пытался разгадывать внешние признаки: кто встречает его в аэропорту? Близкие друзья из Международного отдела или новые люди, возможно, офицеры КГБ? Как приветствуют — сердечным объятием или официальным рукопожатием? Прислали ли ему приглашения на обед лично от Пономарева, Суслова или Брежнева? Где его поселят, в его квартире, в номере партийной гостиницы на Арбате или в другой, поменьше? Останется ли сопровождающий выпить, довезя его до дому? Как скоро он встретится с Пономаревым, который, если не был болен, всегда виделся с ним первым среди советских лидеров? Кто еще будет в списке? Насколько скоро «наши товарищи» (КГБ) захотят увидеть его и как будет звучать просьба? Есть ли намеки, что он задержится дольше, чем планировалось? Поднимут Советы субсидии американской компартии или оставят на прежнем уровне?
Большинство первых впечатлений оказались неплохими. Друзья поджидали его в аэропорту и с удовольствием остались в квартире поужинать. Пономарев ожидал его к обеду на следующий день, Мостовец рассчитывал на обед через день, и намеченное расписание уже было перегружено. Пономарев встретил его, как всегда, сердечно и, насколько Моррис мог заглянуть ему в душу, был искренне рад его видеть. Он сказал, что в результате неожиданно плохого урожая зерновых (погода стала еще хуже) Советы в будущем году, возможно, вынуждены будут снизить субсидирование американской компартии (в 1975 году сумма составляла 1 792 676 долларов). Когда обед подходил к концу, Пономарев упомянул, что «наши товарищи» уже всем надоели, но хотят поговорить с Моррисом, как только он сочтет удобным. Может он отделаться от них, позволив им заявиться сегодня на дом? Моррису ничего не оставалось, как промямлить:
— Конечно.
Офицер КГБ Казаков, руководивший «Морат» («Соло») из Москвы, и другие, с которыми Моррис прежде не сталкивался, последовали его приглашению налить себе бренди и этим показали, что допрашивать его не будут. Им нужно было его мнение. Как он думает, много известно о нем ФБР?
Моррис сказал, что не может ответить точно, поскольку у партии нет связей в ФБР. Несомненно, ФБР знает, что он коммунист; в конце концов, он баллотировался как коммунист и выпускал партийную газету. Надо думать, что у ФБР есть информаторы среди рядовых членов партии; возможно, они пытаются держать Гэса в поле зрения и потому могут знать, что он видится с Гэсом. Как бы то ни было, в делах партии он не участвовал открыто с 1947 года; он стар и, как могут удостовериться ищейки, со здоровьем у него нелады, а бизнес вполне законен. Поэтому, на его взгляд, ФБР не слишком им интересуется. И он уверен в главном: ФБР абсолютно ничего не известно ни о «Морат», ни о деньгах.
Казаков вежливо заметил, что будет полезно, если он объяснит свою уверенность.
И Моррис самоуверенно взял на себя роль профессора, читающего КГБ лекцию. Первое: если исключить товарищей Казакова, то единственные в Соединенных Штатах, кто знает о поставке денег, это Гэс Холл, Джек, Моррис и их жены; да еще радист, которого КГБ назначил в помощь Джеку (старый коминтерновский радист, NY-4309S). Центральный Комитет нашей партии, продолжал Моррис, знает о получаемой поддержке, но, кроме нас — шести-семи человек, — никто не знает, как она происходит. И каждому, кто имеет отношение к деньгам, приходится быть предельно осторожным. В Америке можно совершить практически любое преступление, и, даже если попадешься, есть шанс, что умный адвокат, тупые присяжные или глупый судья избавят от тюрьмы. Но по части налогообложения власти и суды неумолимы. Если поймают с крупной суммой денег, источник которых не удастся объяснить и налоги на которые не уплачены, это прямой путь за решетку. Так что аферы с деньгами настолько опасны, что никто из замешанных никогда не говорит о них вне сплоченного маленького кружка.
Ознакомительная версия.
