– Внимание, – объявил я. – Мы приехали. Пришла пора обновить наш автомобильный парк и, кстати, пополнить арсенал.
– Опять грабить? – с благоговейным ужасом спросила Лера. Кажется, в ее глазах я вырос до уровня Робин Гуда.
– Почти, – скромно ответил я. – Приготовьтесь к встрече с господами, лояльно настроенными к господину президенту.
– Макс, не надо, – предостерегающе сказал Дядя Саша. Он сразу все понял. – Они нас размажут в один прием.
– Авось повезет, – возразил я. – Или, может, у тебя есть идея получше?
Taken: , 1
Это заговор, думал я, в ускоренном темпе прыгая по асфальту. Заговор против европейского писателя Фердинанда Изюмова. Я порадовался, что пересилил свою гордыню и не стал надевать тесные сапоги с колесиками-шпорами. В них я бы не пробежал и ста метров. А эти классные американские башмаки, крепкие и удобные, могли выдержать и не такой кросс.
Главное, чтобы выдержали ноги. И руки. И голова. Не говоря уже про задницу. Вернусь в Париж – обязательно закажу себе еще две пары таких классных ботинок. Если, конечно, вернусь. Если меня не подстрелят, как куропатку…
Я огляделся. Погони как будто не было, однако требовалось все равно как следует замести следы. Самое лучшее, сообразил я, это посыпать следы красным перцем, от собак. Правда, накрапывает дождь и, возможно, собаки след не возьмут. Но рисковать не будем.
Я притормозил свой бег у ближайшего продовольственного ларька. Дедок, покупавший консервы, шарахнулся от меня, как от привидения. Видимо, мои отпадные штанцы его глубоко перепахали. Тебе еще повезло, подумал я, что мой зверский пиджачок с глазами остался лежать на поле боя. А то бы, дед, ты вообще умер на месте. Недаром Марья Васильевна говорила, что у меня убийственный вид…
– Перец есть? – крикнул я в окошечко киоска.
– Чего? – крикнул в ответ парень в киоске. То ли он был глухой, то ли ветер сдувал все мои слова.
– Перец! – крикнул я ему в физиономию, и он услышал. Голова его исчезла, зато появились руки с банкой. В банке одиноко плавал консервированный болгарский перец. Он был похож на заспиртованного младенца из кунсткамеры.
– Вот! – гордо крикнул глухой продавец сквозь ветер. – Отличная закуска! Вам повезло! Осталась последняя банка!
– Нет! – крикнул я, протягивая обратно заспиртованного младенца. – Мне нужен другой! Молотый!
Парень из продуктового ларька тревожно поглядел на меня, как на опасного психа. Он никогда не видел, чтобы закусывали молотым перцем. О том, что этот продукт можно использовать для чего-либо другого, кроме закуски, в его квадратную голову не приходило. Он с сомнением оглядел мой крутейший прикид, который был хорош даже без пиджака, и пришел к выводу, что я наверняка псих, но при бабках. Я думаю, что в его мозгах маленький кассовый аппарат уже начал подсчитывать примерную стоимость клевого шейного платка. Платок еще пованивал после переделки в автомобиле, но был еще весьма ничего.
Тем не менее парень прокричал мне:
– Молотого нет!
Должно быть, он просто поленился искать. В таких киосках обязаны держать подобные пакетики.
– Плачу в баксах, – поспешно прокричал я в ответ.
Парень удивленно завозился и, после долгих судорог, показал мне в окошко большой захватанный пакет, на котором черным по серому было выведено KRASNYI PERETZ. Видно, эта дрянь кем-то предназначалась на экспорт. Я сунул руку в карман пиджака – и тут сообразил, что пиджака-то на мне уже нет.
– Момент! – воскликнул я и запустил руку в свой потайной карманчик штанов. У меня на каждой паре был такой тайничок. Никогда не знаешь, в какую передрягу попадешь. Всегда не помешает иметь пару десятков баксов под рукой… Ну, точнее, не совсем под рукой. В этой паре моих классных брючат кармашек располагался там, где ширинка, только с внутренней стороны.
Парень в киоске со страхом наблюдал за моими странными телодвижениями, видимо, уже проклиная себя, что вообще открыл мне окошечко своего продуктового шопа. Наконец, я долез до тайника и опустошил его. Теперь в моих руках была одна десятка и десяток однодолларовых купюр. Я отложил две по доллару, остальные припрятал.
– Двух хватит? – спросил я в окошечко.
Вместо ответа парень стремительно швырнул мне пакет, сгреб доллары, мигом захлопнул свое окошечко, заложил засовом изнутри и даже выключил свет.
Самое время удирать и мне. Я вскрыл пакет и вновь бросился бежать в сторону предполагаемого метро, на пути жестом сеятеля рассыпая перец. Расходовал я экономно, и хватить должно было надолго.
Удивленные одиночные прохожие шарахались у меня из-под ног, но я не обращал на них внимания. Спохватился я только метров через триста и бросил взгляд назад. За моей спиной образовалась неаккуратная красная линии, бравшая начало возле злополучного киоска. Я вновь повернулся, чтобы продолжать, но тут меня осенило: по этому красному следу собака, конечно, пройти бы не смогла. Зато человек с нормальным зрением легко бы мог проследить, куда я направляюсь. Примерно такие же следы оставлял после себя Мальчик-с-Пальчик, только он хотел, чтобы его нашли, а я – как раз наоборот.
Обругав себя идиотом, я выкинул дурацкий перец в ближайшую урну и рванул в сторону, стараясь отойти подальше от красного следа. По пути я думал сразу о трех вещах. Во-первых, о том, что со мной сделают, если поймают. Мысли лезли в голову на редкость неприятные, и будь я даже самым крутым мазохистом во всей Москве (про Париж я уж не говорю!) – и то бы ничего приятного меня бы не ждало.
Во вторую очередь я подумал о моем бывшем друге, который подстроил мне эту подлянку. Тут кулаки у меня сами собой сжались. Я, конечно, подозревал Марковича в иезуитстве, но, честно говоря, не догадывался о его масштабах. Сымпровизировать покушение на себя – специально для того, чтобы подставить под удар Фердинанда Изюмова, – вот это грандиозная провокация! Сам по себе скандал мне нравился. Не нравилось только, что жертвой должен был стать я…
На бегу у меня открылась второе дыхание. К тому же район начался знакомый, и теперь я знал, куда именно бегу.
«Чего только не сделаешь от зависти!» – подумал я. Надо же: стал президентом великой державы, а так и остался мелким завистником. Позавидовал, представьте, моему таланту и моей европейской славе и за это решил меня извести. Если бы не скорбная мысль N 1 о возможной поимке, я был бы совершенно доволен. Тем паче, что мысль N 2 вела меня в правильном направлении. Где-то неподалеку от Петровского бульвара в маленьком подвальчике помещался хороший, хотя и не бомондный гей-клуб. Для вида там располагалась какая-то винная лавочка, а в подвале ежедневно собирались персонажи моего знаменитого романа. Как раз месяца три назад они мне прислали карточку постоянного члена. Делать нечего – придется временно укрыться здесь, таким образом официально закрепить это свое членство. Не останавливаясь, я почесал задницу. Задницу подвергать испытаниям особенно не хотелось, но вся остальная шкура, черт побери, была еще дороже…
Taken: , 1
Лояльный к президенту Карташов закусывал.
Он сидел во главе стола как почтенный отец семейства. По правую и по левую его руку располагались чада и домочадцы – все, как и папа, в черной униформе и в скрипящих кожаных портупеях. Карташовцев за столом было человек пятнадцать. Перед каждым возвышалась горка красных вареных раков и поблескивало несколько жестянок с пивом. Перед самим Карташовым лежали самые крупные раки и стояло больше всего жестянок. Карташов сосредоточенно жевал, не отвлекаясь ни на какие разговоры. Соратники тоже дисциплинированно помалкивали. В комнате слышался только мерный шум от работающих челюстей, да еще время от времени хлопали открываемые жестянки…
Некоторое время мы стояли в дверях, не решаясь прерывать идиллию. В конце концов я не выдержал и сказал:
– Приятного аппетита!
Полтора десятка стриженых голов недовольно повернулись в нашу сторону. В комнате было темновато, стояли мы у самых дверей, и наше вооружение замечено было не сразу. Карташов буркнул лениво, на мгновение оторвавшись от своего рака:
– Апарин, разберись!
Белобрысый очкастый Апарин вскочил из-за стола и направился к нам, на ходу промокая рот обшлагом своей черной форменной рубашки. По мере приближения к нам выражение его лица последовательно менялось: сначала на нем явственно читалось одно только недовольство, потом появилось недоумение и под конец обозначилось нечто вроде страха.
При ближайшем рассмотрении мы представляли собой довольно экзотическую компанию: Валерия со своим пистолетом, насупленный экс-президент, возбужденный Полковников, бомжеватый Филиков и я в милицейской форме. Мы с Дядей Сашей тоже разжились пистолетами, найденными в сумочках солнцевских охранцев. Наша команда была вообще ни на что не похожа – разве что на туристскую группу, забредшую в поисках впечатлений черт знает куда. Или, допустим, на отряд командос, навербованных из представителей ЖЭКа.