Я вновь заткнул уши и громко произнес, надеясь перекричать Казакова:
– Все, все, вы свободны!
Казаков недоуменно заткнулся. От избытка идей его так и распирало. Потом он сообразил, что у редактора тоже есть свои идеи, и приготовился взять их на карандаш.
Я повторил:
– Ну, идите!
Казаков попятился, но потом не выдержал и спросил:
– Так я даю команду?
– Какую еще команду?
Мой зам опешил. Он был уверен, что все объяснил правильно.
– Ну, переверстывать первую полосу… Покушение… Старосельская… Наши прогнозы…
Я внимательно посмотрел на Казакова и медленно, с чувством, сказал:
– Переверстывать не будем. Поняли? Оставим все, как есть.
Taken: , 1
Глава 74
ТЕЛЕЖУРНАЛИСТ ПОЛКОВНИКОВ
– Я все-таки не понимаю, – сказал я.
Дурная погода сделала свое дело. Мы ехали по пустынным улицам города, и нам навстречу попадались только редкие автомобили. Милицейских среди них не встретилось: кажется, всю милицию бросили на то, чтобы караулить от нас вокзалы и окружные дороги. Вот что значит неверная установка. Почему-то все пребывали в уверенности, что преступники так и норовят выбраться из города. Но мы-то ничего преступного не совершали, и, значит, драпать нам было нечего! Если, конечно, не считать ограбления черных рубашек, мы были чисты перед законом… Но это наших преследователей, разумеется, не волновало.
Теперь дорогу показывал Дядя Саша. Он уже упаковал трофейные автоматы в какой-то огромный холщовый мешок и теперь бдительно следил за дорогой. Дядя Саша убедил нас заехать на какую-то его точку и понадежнее экипироваться: в качестве боевой единицы мы могли напугать разве что Карташова с командой. И то если эта команда насосалась пива и утратила чувство реальности…
– Чего ты не понимаешь? – поинтересовался Лаптев.
– Зачем ЕМУ все это было надо. Вся эта история с покушением, с подставными фигурами…
Филиков на переднем сиденье выразительно пожал плечами.
– Да какая разница! Вожжа под хвост попала. Твой же Дроздов сам говорил тебе, что ОН тронулся. Может, конечно, он и не сумасшедший. Даже скорее всего не сумасшедший. Просто нормальный русский самодур. Мол, как пожелаем, так и сделаем… Одно слово – президент. Избранник народа. Священная, между прочим, особа.
Лаптев сказал сквозь зубы:
– Ты все упрощаешь, Дядя Саша. Вожжа под хвост попала ему значительно раньше, задолго до выборов. Непонятно, почему он сразу после победы на целых три месяца притаился? Будь он просто активным психом, он должен был бы за эти месяцы так развернуться! Всю страну на уши поставить…
– Это ты все усложняешь, – буркнул под нос Филиков. – Привык, что все должно быть логично да рассчитано. Да плевал наш избранник на всю твою логику. Он же власть. Понимаешь, дурья башка, вла-а-а-сть. Подданные должны трепетать и теряться в догадках. Вождь, которого можно предсказать, в народе популярностью не пользуется… Извините, конечно, никого не хотел обидеть, – добавил Дядя Саша поспешно, вспомнив, видимо, о присутствии в машине экс-президента.
– Какие там обиды, – сурово сказал бывший. Он сидел между мной и Лерой как-то неестественно прямо, словно задался целью продемонстрировать свою осанку. – Меня предсказать было можно. На три хода вперед. Потому и проиграл. Народ, оказывается, не любит скучных и понятных…
– Подождите, – сказал я. – Мы все не о том.
– О том о самом, – желчно сказала Лера. – Вам, Аркадий, надо учиться азам политграмоты. Да и вы тут нагородили с три короба, – продолжила она, обращаясь непосредственно к Дяде Саше. – Нормального хитрого негодяя превратили в какого-то гения зла. Ну, не гений он. Затаился он, чтобы потом был эффект внезапности. Помните, как все дрожали, когда он въехал в Кремль? А – ничего. И все начали успокаиваться…
– Положим, не все, – сказал я галантно.
– Я не в счет, – отмахнулась Лера. – Я урод. Я всегда предвижу худшее, так уж воспитана.
– Так что насчет внезапности? – осведомился Лаптев.
В голосе его я почувствовал какое-то невысказанное сомнение. Не нравились ему азы политграмоты. По-моему, он все-таки не верил в простые ответы. Я, кстати, тоже.
– Все просто, – объявила Лера. – Он устраивает… м-м… с моей помощью, увы… весь этот кипеж с терактом, а потом преспокойно может вводить военное положение по всей стране. Выдумает хорошенькое подполье…
– Вроде Дем.Альянса, – не без ехидства прибавил Лаптев.
– Вроде, – невозмутимо кивнула Лера. – Моя вина не в том, что я хотела его остановить, а в том, что не смогла. Победителей не судят…
– Вот я и говорю, – по-своему понял Дядя Саша. – Никто нас судить не станет. Поймают и сразу расщелкают у ближайшей стенки.
– Что такое «кипеж»? – сумрачно поинтересовался экс-президент. Казалось, мысли его были далеко-далеко и он только краем уха ловил разговоры в салоне.
– Кипеж – это все равно что атас, – объяснила Лера.
– А что такое «атас»?
– Это все равно что шухер, – любезно перевела Старосельская.
– Угу, – озадаченно проговорил бывший президент. – Простите, Лера, вы при Брежневе в тюрьме сидели, да?
– Это разве тюрьма, – небрежно ответила Лера. – Подержали в КПЗ, потом перевели в спецпсихушку. А вы ведь при Брежневе секретарем обкома были, верно?
Лаптев нарочито громко откашлялся:
– А вот мы с Дядей Сашей на Лубянке служили. Не при Брежневе, но почти сразу после.
– Зато наш теперешний президент был адвокатом в какой-то конторе. Вот он в тюрьме не сидел. Ну и что с этого? – подхватила Лера.
Бывший президент пророкотал со своего места:
– Лера, вы меня неправильно поняли. Просто все эти слова… Атас, шухер, кипеж…
Лера фыркнула:
– Так при чем же здесь тюрьма? Нормальное интеллигентское арго. Не хуже всяких варваризмов…
Я сказал с отчаянием, видя, что разговор в салоне заворачивает совсем не в ту сторону:
– Лера, Макс… Мы все не о том. Чрезвычайное положение ОН мог бы ввести давным-давно. Мало ли поводов… Преступность, например. Я не пойму, зачем он нарочно подгадал под саммит?
– Потому что сволочь, – зло произнесла Лера. – Плохое объяснение?
– Плохое! – сказал я. – Вернее, даже совсем не объяснение. Наверняка здесь есть какая-то подоплека. Зачем-то ему понадобились охранцы в Кремле. Зачем-то он дергал Дроздова и его дивизию… Макс прав, упрощать здесь глупо. Может, он и безумец, но ведь не идиот?
– Не идиот, – вынуждена была признать сама Лера.
– Вот я и говорю. Он инсценирует покушение, вводит чрезвычайку – и что же? Что же будет с саммитом? Все ведь шито белыми нитками. В таких условиях никакого саммита просто не будет, не говоря уж о кредитах. Члены семерки разъедутся по домам и вместо денег объявят нам какое-нибудь очередное эмбарго. Вроде поправки Джексона-Вэника. Помните про такую?
В машине повисло молчание.
– Аркадий прав, – сказал наконец Лаптев. – Вот уже полдня я размышляю о том же самом. Как совместить этот саммит и диктатуру? Зачем же он их, черт возьми, в Россию приглашал? Чтобы продемонстрировать всю эту мерзость? Чтобы во всем мире поняли, что с нами дела иметь нельзя?
– Вот-вот, – произнес я. – Они разъедутся, и не будет нам ни кредитов, ни инвестиций, ни нормальной международной жизни…
– Правильно, – проговорил Лаптев. – Снова будет холодная война. Но кредиты мы получим. Причем в неограниченном количестве.
– Что за ерунда? – удивился я. – Такое в принципе не совместимо. Как только они разъедутся…
Макс Лаптев вздохнул и произнес самым обыденным тоном:
– Господи, да не разъедутся они никуда, Аркаша! Он их пригласил не для того, чтобы выпустить… Про взятие заложников слыхал что-нибудь?
Taken: , 1
Если вам приставят пистолет к виску, вы не будете рыпаться. Вы сделаете все, что вам скажут. И еще будете благодарить, что вас оставили в живых – могут ведь и не помиловать. Во времена, когда я еще не был Президентом, но уже любимцем нашей Думы, вошел в моду захват автобусов с пассажирами, и обязательно в Минеральных Водах. Почти каждый месяц какая-нибудь банда пытала счастье на поприще этого киднеппинга. Всякий раз они просили вертолет, миллионы долларов, и всякий раз их ловили не отходя от кассы. Выступая в Думе, я всегда требовал принятия самого сурового законодательства включая разрешение расстрелов на месте всех этих мерзавцев. Признаюсь, многие аплодисменты, которые я получил за все это в Думе, были явно не по адресу. Потому что против метода взятия заложников я никогда ничего не имел.
Другое дело, что все эти захваты осуществляли такие безнадежные дилетанты от киднеппинга, что расстрел на месте для них был бы самым лучшим выходом. Эти грязные, неумытые наркоманы со своими канистрами с бензином дискредитировали потрясающую идею.
Идея была не моя. Все мои предшественники так или иначе приложили к ней руку, обкатывая ее, обтесывая, полируя и доводя до полного совершенства. Первым был, конечно, товарищ Сталин, однако и Никита, и Леонид Ильич внесли свою посильную лепту. Другое дело, что никто не решился довести эту идею до конца. У нас было все необходимое, чтобы собрать со своих соседей богатейшую дань, никуда не посылая свои экспедиционные части.
