Джузеппе Дженна - Во имя Ишмаэля

Позвонил Калимани, сообщил ему, что будет отсутствовать еще один день. Калимани не спросил, как идут дела в Гамбурге, настолько было ясно, что в Гамбурге все пошло плохо. Все пошло плохо, как в Милане, как в Париже. Сказал, что Сантовито на пределе из-за приготовлений к Черноббио. На Фатебенефрателли накануне вечером было нашествие агентов и чиновников сил безопасности американских спецслужб. Они наметили план. Сантовито отдал Калимани распоряжения. Американские спецслужбы, итальянские спецслужбы, карабинеры, полиция и отдел расследования — в качестве свободного защитника, как в футболе. Они вроде должны чувствовать себя в безопасности. Но ничто не было безопасным.

Лопес дождался десяти, чтобы позвонить на мобильник Пруна, тому, что следил за Лаурой. Тот дремал и послал его в задницу, сказал, что Лопес всучил ему дерьмовую работенку. Отрапортовал: спокойная ночь; в четверть десятого Лаура, которая полностью соответствовала описанию Лопеса, вышла из дома, пошла пешком к станции метро «Порта Романа», села на поезд по направлению к Корветто; в Корветто села на 93-й автобус, вышла на бульваре Пулье, у консультации, где работает; Пруна сделал вид, что записывается на консультацию в приемной, возвращался в здание, полное народа, через каждые двадцать минут; встретил ее один раз; кажется, все спокойно. Лопес позвонил другому Пруна, тому, что сидел на хвосте у Инженера: тот тип еще дома.

Позвонил Лауре. Она была занята с пациентом. Она сказала ему, что психотерапия в общественной больнице — это на практике акт общественной помощи. Лопесу показалось, что она смягчилась, она даже спросила, можно ли перезвонить ему днем. Он ответил, что его не будет в Милане и днем тоже, но что он ей позвонит. Она попрощалась с ним и при этом не обозвала «вялым хреном»: там был пациент, она не могла.

Вунцам проводил его в аэропорт. Сказал, что Хохенфельдера днем выпишут: его уже перевели в палату для выздоравливающих, явных повреждений не обнаружили. Лопес ответил, что рад этому обстоятельству, но что у него Хохенфельдер в печенках сидит. Вунцам улыбнулся, кивнул, сказал, что и у него тоже Хохенфельдер сидит в печенках.

На прощание они обнялись.

В час Гвидо Лопес приземлился в Брюсселе.

Кровь Ребекки обрызгала рукав пиджака и засохла. Маленькая коричневая полоска, которая раздражала его, пока он ехал. Американец зевнул, чтобы уменьшить напряжение. Уже много дней он спал всего по нескольку часов. Спал плохо. Скоро начнутся судороги в кистях рук, он чувствовал их приближение. Он поискал в кармане упаковку бензодиазепина, проглотил одну таблетку. Он начнет погружаться в сон, а нужно вести машину, — зато успокоится. Поглядел на себя в зеркало заднего вида: лицо жуткое. В Брюсселе он отдаст ребенка, и можно будет отдохнуть несколько часов, прежде чем забрать маленький труп и вернуться в Милан. Ишмаэль позвал его, он ответил на зов.

210 км/ч по направлению к Брюсселю. Он оставил «эспас» в местечке, название которого даже не помнил. Съехал с автострады, потому что знал, что об угнанном «эспасе» уже сообщено пограничным службам, дорожный патруль тоже, возможно, проинформирован. Лучше поменять машину. На окраине поселка, погруженного в загородную черноту, он приметил себе «ауди» на весьма изолированной парковке. Там были и другие машины, почти все с маленьким объемом цилиндров, — они не годились для его целей. Ему нужно было лететь. Ему нужен был вместительный багажник. Оставалось всего три ампулы, чтобы делать инъекции ребенку. Ему нужно прибыть в Брюссель до полудня. «Ауди»: детские игрушки — отключить противоугонное устройство, открыть багажник, положить туда ребенка и уехать. О краже сообщат на следующее утро, и вряд ли «эспас» обнаружат в то же самое время. У него не будет проблем до самой границы.

Ребекка — идиотка и даже не дрянь. В инструкциях, которые ему дали, с самого начала упоминался защищенный от прослушивания сотовый телефон Ребекки. Ошибка. Серьезная. Ишмаэль велик, но его люди — дилетанты. Они должны были встретиться на Неельштрассе для передачи ребенка, потом они должна была позаботиться об остальном: доставить ребенка в Брюссель согласно полученным распоряжениям и отвезти его обратно в Милан, непосредственно ему, для захоронения. Таковы были указания Ишмаэля. Похоронить его перед Черноббио. Ишмаэль может рассчитывать на него. В Черноббио не будет такого провала, как в Париже. Это сложный, но совершенный механизм. Ишмаэль велик.

У него закрались подозрения, что Ребекку прослушивают. В инструкциях был приведен адрес шведки: «На контакт идти только в случае крайней необходимости». Американец улыбнулся. Он остановился возле отеля «Форбах», чтобы проверить, не следят ли за ней. За ней следили. Американец видел итальянского инспектора, который курил, разговаривая по телефону, — на противоположной стороне улицы, перед «Форбахом». Он не стал выходить из машины. Ребенку вколол очередную дозу: тот несколько часов проспит, а потом им займется Ребекка. Он не понимал, как итальянскому полицейскому удалось добраться до Гамбурга, до Ребекки. Подумал о Старике. Возможно, это Старик дал наводку итальянцу. Он ожидал встретить в Гамбурге Старика, а не итальянского копа. Он готов был устранить Старика прямо там, чтобы убрать его у себя с дороги в преддверии Черноббио. Но Старик был профессионал. Нужно быть очень внимательным. Старик может все разрушить. Американец был в ярости от того, что не убрал его в Милане. Такие ошибки нельзя допускать. Профессионалы не делают ошибок. Всю твою дерьмовую жизнь тебя только и делали, что учили не делать ошибок. Чертов Старик.

Он ждал часами, держа в поле зрения «Форбах» и машину полицейских. В какой-то момент из «Форбаха» вышла Ребекка, и он задвигался. Он уже готов был отъехать от тротуара, как вдруг из полицейской машины вышел один из наблюдавших — не итальянец — и пошел следом за Ребеккой. Машина осталась на месте. Американец не знал, что делать. Он подумал, что ее сейчас арестуют, — это будет катастрофа. Бабам он не доверял: Ребекка заговорит. Он рассчитал время: нужно срочно ехать в Брюссель в надежде, что спецслужбы и власти не дадут всему рухнуть, прежде чем он заберет ребенка, чтобы похоронить его в Милане. Но нет: Ребекка вошла в паб на углу, через пять минут она вышла обратно, агент, следивший за ней, — тоже.

Он ждал до 21:20. Ребекка вышла, села в машину, выехала с большим запасом. Машина итальянского полицейского отправилась следом за ней. Ребекка запутывала следы. Он надеялся, что она избавится от хвоста. Но это было трудно. Движение было хаотичным. Два полицейских и понятия не имели, что за ними следят. Он размышлял. Наконец Ребекка въехала на мост. Она направлялась к Неельштрассе. Он решил опередить Ребекку и машину итальянца, срезал путь, чтобы прибыть на место раньше них, свернув на две улицы раньше Неельштрассе. Он все просчитал: два агента, никакой засады. Они с Ребеккой не упоминали Неельштрассе. У него было время проверить. Никакой полиции. Никаких агентов в штатском. Никаких телекамер. Он должен только избежать прямой передачи ребенка Ребекке. Увезти ее в своей машине. Потом он обо всем позаботится. Он сделает этих двух агентов, никаких проблем.

Он рванул с места. Две улицы, на пределе двигателя, сильно газуя. Неельштрассе. Машина итальянца — в засаде. Под фонарем, согласно инструкциям, — Ребекка. Он вышел. Сказал ей, чтоб она вела себя спокойно: за ними следят. Сказал ей, чтоб она вела себя нормально. Ребекке не хватало решимости. Он показал ей ребенка, дремлющего в багажнике: пахнуло дерьмом и мочой. Ребекка посмотрела на него, спросила, что им делать дальше: паника. Он велел ей сесть в «мерседес». Они сели. Он тронулся рывком.

Им нужно было стряхнуть у себя с хвоста полицейских. Им нужно было сменить машину.

Остановившись на знаке «стоп» и увидев машину итальянца, которая пыталась нагнать их и газовала до предела, он включил заднюю передачу. Коп, который сидел за рулем, был придурок. Он слишком сильно жал на газ и потерял контроль над управлением. Машина агентов врезалась в ряд стоящих автомобилей. Он успел заметить, что тип за рулем потерял сознание.

Самое время сменить машину.

Возле автогриля он присмотрел себе «эспас». Взломал противоугонные замки. Прежде чем переложить ребенка, выстрелил. Два раза. Ребекка даже не успела среагировать. Она слишком много знала и была идиоткой. Ее охватила паника. Он сам отдаст ребенка в Брюсселе. И сам отвезет его обратно в Милан.

Он повернул голову Ребекки, положил ее так, будто она спит.