Он так прямо и сказал. Я покачал головой. Да, времена меняются.
Мастер Ройфе раньше был всем нужен, и все от него что-то хотели. Потом он стал уже не всем и не очень нужен, но иногда от него еще что-то хотели, кроме ремонта этих глупых старых курантов… Но никогда и никто не отказывался от подарков мастера Ройфе. Даже товарищ Сталин, которому я, по правде, ничего не дарил. Просто генерал Власик снял с полки и сказал: «Подарок». И стал подарок.
– Вы хотите меня обидеть, господин Президент? – спросил я. – Вы думаете, если Ройфе совсем пожилой и имеет только песок, который из него сыплется, то он уже ничего не может? Если Вы не Президент, то кто же? Может быть, это мастера Ройфе сделали Президентом, но не сказали? Я прекрасно помню именно Вас. Вы мне сказали: «Доброе утро!» Не помните? Нас не представляли, поэтому я Вам тоже только ответил: «Доброе утро» и пошел своей дорогой.
– Простите, – развел руками Президент. – Я не хотел…
– И не надо, – проговорил я, поскольку не желал слушать слов отказа. – Если пистолет системы «Президент», великолепный, многозарядный, пробивающий любой бронежилет, с мягким спуском и удобной рукояткой из стали с перламутром Вам не понравится сейчас, Вы можете отдать его обратно. Можете швырнуть мне его в лицо, если он Вам не понравится. Я так говорю, потому что я спокоен за свое лицо.
– Покажите! – немедленно сказала мадам, похожая на маршальшу Рокотову. Наверное, это была супруга господина Президента, и я подумал, что если она уговорит его принять подарок, то, значит, я старался не зря.
Я открыл ящик стола и вытащил свой подарок.
Я не сомневался в том, что он понравится. Я боялся, что Президент не решится его взять.
– Берем! – воскликнула мадам и протянула руку к коробке. Господин Президент сделал предостерегающий жест рукой.
– Лучше взять, – проговорил милиционер, и я сразу полюбил всю милицию, имеющую таких обходительных и умных капитанов.
– Не ЕМУ же оставлять, – непонятно сказал юноша с женской сумкой, и я сразу подумал, что в этой глупой современной моде носить женские сумки есть что-то хорошее.
Но господин Президент еще колебался.
– Хорошо, – сказал я. – Хорошо. Вы не хотите брать подарок мастера Ройфе и отказываетесь от самого лучшего его пистолета системы «Президент», потому что Вы, как Вы говорите, не Президент. Ладно, допустим. Но разве не может мастер Ройфе подарить свой пистолет БЫВШЕМУ Президенту. На добрую память, нет?
Я почувствовал, что возразить ему нечего.
Ни слова больше не говоря, я взял коробку и с поклоном передал ее Президенту. Тот принял ее.
– Кладите сюда! – Мадам раскрыла свой ридикюль, вынула оттуда какой-то знакомый мне «браунинг», а на его место Президент неуверенно сунул мою подаренную вещь. Мадам, похожая на президентскую жену, стала оглядываться, чтобы куда-нибудь положить свою бывшую игрушку из ридикюля.
Я принял у нее этот несчастный «браунинг» и сразу узнал свою работу. Пистолет с игрушечными патронами, который заказал мне кто-то из генералов.
– Вы играете в театре? – спросил я у мадам. – Этот пугач довольно тонкая работа, но, конечно, глупая.
– В театре? – переспросила мадам в очках и почему-то добавила странным голосом: – Да, я сегодня чуть не сыграла в первом составе. Это был хорошо срежиссированный спектакль.
. Милиционер незаметно взглянул на часы, но я заметил.
– Благодарю вас за визит, – сказал я. – Рад, что моя главная работа попала в надежные руки. Было бы глупо умереть, не сделав пистолета хотя бы одному Президенту России.
– Вам спасибо, – сердечно, но как-то все еще неуверенно ответил Президент, и он вместе со свитой покинул мою мастерскую. Я проводил их до порога, а потом и выглянул вслед за ними, чтобы закрыть наружную дверь.
И он мне еще будет что-то говорить, подумал я про себя, увидев, как они со свитой открыли дверь подземной галереи и скрылись за ней. Уж кто-кто, а мастер Ройфе знал, что дверь этой галереи открыть мог только один человек. Президент.
– Послушай-ка ты, гадина!…
– Нет, это ты меня послушай! Ты, политический импотент!…
Они стояли друг напротив друга – один большой, седой, грузный, в помятом сером костюме, а другой – во френче наподобие сталинского, и с ненавистью глядели друг на друга. Если бы не все жутковатые события вчерашнего и сегодняшнего дней, картина этой исторической встречи двух президентов выглядела бы даже забавной. Но сейчас я чувствовал только огромную усталость, и ничего, кроме усталости. Мы наконец добрались до цели, а что делать дальше – я понятия не имел.
ЭТИ по крайней мере знали.
– Опять лагеря, да? Опять врагов искать будем?!.
– Да уж лучше лагеря, чем твоя реформа! Капитализм захотел он построить в одной отдельно взятой…
– Ты, ты… убийца!
– Пусть убийца. А ты и убивать толком не смог, когда и захотел…
– Ты сможешь!
– Да, я смогу. И ты это знаешь. Я – смогу.
Господи, подумал я, неужто мы проделали весь путь ради этого спора? Хотя… ради чего?
Последним препятствием на нашем пути в этот кабинет была троица у дверей. Перед этим нам сравнительно легко удалось угомонить двух полусонных соколов на этаже, которые, похоже, так и не поняли, что произошло и как они, собственно, оказались на полу. Троица была тоже не в лучшей форме. Очевидно, у дверей кабинета САМОГО не принято было держать оружие на изготовку. Поэтому пока оба телохранителя-сокола клацали своими затворами, нам удалось отшвырнуть их и проскочить за угол. Правда, третий – из числа лейб-гвардейцев – оказался сообразительнее. Он успел даже пустить очередь из своего Калашникова, однако она прошла над нашими головами и только отколола кусок декоративной лепнины на потолке приемной. Второй очереди уже не последовало. Экс-президент так гаркнул ему в лицо, что он, схватившись за голову, выронил свой автомат. Я в тот момент запоздало подумал, что такое мощное акустическое оружие мы за сегодняшний день почти и не использовали…
А потом мы вломились в кабинет. Пока мы продвигались по подземной галерее, экс-президент успел прочесть нам маленькую лекцию о том месте, куда мы попадем. Это был один из шести рабочих кабинетов Иосифа Виссарионовича, оборудованный по последнему слову техники в конце 40-х и модернизированный при Брежневе. Действительно, огромная комната была наполовину задрапирована темно-синим бархатом. Окна не было или его не было видно. Горела одинокая настольная лампа под зеленым абажуром и кто-то во френче курил какую-то чрезвычайно неприятного запаха трубочку. Запах табака чем-то неуловимо напоминал мне вонь газовой гранатки Фердинанда Изюмова.
В первое мгновение не только я, но и все мы оторопели. Показалось вдруг, что сам товарищ Сталин, неведомым способом воскреснув, явился в свой кабинет. Тут хозяин апартаментов обернулся на шум, и всякое сходство пропало. Это был, конечно, не Сталин. Это был ОН. Организатор и вдохновитель. Этот Господин, как называла его Лера Старосельская. Избранник нашего народа.
– Сами пришли! – сказал Этот Господин.
Вломившись в кабинет, мы по инерции проскочили в глубь комнаты, и лишь осторожная Лера догадалась тут же вернуться и защелкнуть дверь изнутри на все запоры. Очевидно, сам хозяин кабинета проделывал это неоднократно. Замки были хорошие.
Пока Лера возилась с дверью, а Полковников исчез где-то в тени, в районе книжных полок, бывший президент быстрым шагом приблизился к нынешнему. Тот выглядел удивленным, но не испуганным.
– Надеетесь на мое великодушие? – спросил. Этот Господин. – Зря.
– Да я тебе… – пророкотал бывший президент.
И – пошло-поехало.
Нет, все-таки пришли мы сюда не напрасно. Это надо было видеть. Кажется, вся наша оставшаяся в кабинете команда следила за этой встречей. Лично я первый раз в жизни (и, возможно, в последний) наблюдал за разговором двух ТАКИХ врагов, которые уже не боялись ничего потерять. Один – потому что уже потерял все или почти все. Другой – потому что имел в своих руках все и был уверен, что ничто не может заставить его с этим расстаться.
– Зачем ты это делаешь?!
– Зачем? Это ты меня спрашиваешь зачем? Ты, как идиот, развалил огромную державу, а я ей верну и счастье, и довольство, и гордость! Они все перед нами будут плясать!
– Будешь шантажировать их? С огнем играть?
– Ух как страшно. Буду. Шантажировать. Брать заложников. Понадобится – буду стрелять. Потребуется бомбу кинуть – кину…
– Да ты что?!
– Испугался за своих дружков на Западе? А у меня там нет дружков. Я знаю, что все они нам враги – и мне спокойнее. Они мне никто, и я им никто. Мне их не жалко. С завтрашнего дня они это поймут, и вот тогда начнется НАСТОЯЩАЯ игра.
– А если проиграешь?
