После смерти Леонида Ильича серьезной работы почти не стало. Я по-прежнему сидел в своей мастерской в подвале Спасской башни и получал свою маленькую зарплату, как будто я часовой мастер и должен чинить их ужасные куранты. Но серьезной работы не было, была одна дрянь, недостойная мастера. Крупные люди перестали обращать внимание на Ройфе. Они, наверное, думали, что, раз мне девяносто шесть лет, значит, я уже умер. Стали приходить какие-то сопляки в мундирах. Они да, платили хорошие деньги, но заказывали глупости, которые этих денег не стоили. Какие-то фокусы для фейерверков, стреляющие авторучки и нестреляющие пистолеты, духовые ружья для игры в пластмассовые дротики. Они сошли с ума, но и я сошел с ума, потому что все это делал. Последний раз мне заказали патроны с игрушечными пулями и фальшивую гранату-лимонку из пенопласта, которая бы только делала звук и вспышку. Я выполнил заказ и сказал: все! Я мастер, а не циркач. За фокусами обращайтесь на «Мосфильм». Мне девяносто шесть лет, и я хочу в своей жизни кое-что успеть сделать. Я буду делать пистолет в подарок Президенту. Правда, я не представлен ему, а он не знает старого Ройфе. Нас забыли познакомить, но это не важно. Хорошее оружие еще никому не помешало, поверьте моему опыту. А это будет лучшее оружие. Это будет особый пистолет. Пистолет системы «Президент», конструкции мастера Ройфе. Он будет уметь все. Он будет стрелять очередями и пробивать стальной лист насквозь. У него будет большая обойма и очень легкий спуск. Его можно будет носить в кармане пиджака и за голенищем мягких сапог. Президент специально будет носить мягкие сапоги, чтобы не расставаться с моим удобным пистолетом. Я это сделаю, не будь я мастер Ройфе. Да что там скрывать, я уже почти это сделал. Еще день, и все будет готово.
Это будет лучший мой пистолет.
Президенту понравится. Даже товарищу Сталину такая работа понравилась бы. Даже ему.
Taken: , 1
Я Лаптев, но отнюдь не лапоть. В честь моих героических предков назвали одно большое море и один глубокий пролив на севере страны, а также кое-какую мелочь на полуострове Таймыр. В моих жилах течет кровь полярных авантюристов, которые побеждали, потому что не приучены были отступать. Во всяком случае, так гласит семейная легенда.
Жаль, что эта троица – один на лестнице и двое у подъезда – не была посвящена в нашу семейную легенду. Иначе они, конечно, не стали бы так серьезно перекрывать мне все пути к отступлению и не послали навстречу всего лишь одного толстого мордоворота. Толстяки действительно опасны в ближнем бою: можно сколько угодно сжимать жирный загривок и молотить по пузу-барабану – успеха не будет. Но реакция у них чуть-чуть замедленная. Должно быть, слой жира на доли секунды тормозит реакцию мышц на команду мозговых нейронов. Для обычного драчуна эти доли секунды ничего не значат, но мы, чай, не первый год замужем.
Я пошел, прямо на него, демонстративно игнорируя тех, кто сзади. В полуметре от толстяка я замедлил ход и с немыслимой развязностью в голосе спросил:
– Эй, козел, у тебя закурить не найдется?
Будь это действительно просто наглая уличная шпана, под которую упорно косили толстый мордоворот и та парочка, я бы обязательно получил на свой вопрос хоть какой-нибудь ответ. Уличный этикет требовал сначала легкой словесной разрядки и только потом – кровавого мордобоя.
Однако толстяк вместо ответа просто молча ударил меня в лицо.
Точнее сказать, он ударил в то место, где долю секунды назад действительно находилось мое лицо. Потому что в этот момент лицо мое уже переместилось сантиметров на двадцать влево, зато правая моя пятка серьезно соприкоснулась с его открытым горлом. Серьезно для горла, а не для пятки. Одного такого удара было недостаточно, чтобы свалить с ног эту гору мяса, но этого и не требовалось. Мордоворот инстинктивно схватился за шею и потому оставил незащищенным корпус, в особенности нижнюю его часть. Удары кулаком в пах и ногой прямо по коленной чашечке завершили краткое единоборство Давида с Голиафом: толстяк с булькающим стоном пал на серый асфальт, освобождая мне проход, и даже не пошевелился, когда я невежливо перепрыгнул через него и помчался вперед. При желании можно было задержаться и завязать дискуссию с теми двумя: выяснить, чего, собственно, они от меня хотели. Но внутренний голос подсказывал мне, что я и так уже знаю, с чем связано их внимание к моей скромной персоне, а подробности меня пока занимали меньше, чем личная безопасность. Вдобавок ко всему мое преимущество внезапности кончилось, и те двое, похоже, не намеревались со мною шутить. Судя по тому, как они бесцеремонно перепрыгнули через своего булькающего коллегу, их интерес ко мне был крайне велик и удовлетворить его они намеревались немедленно. В мою задачу это как раз не входило. Я прибавил темпа, раздумывая на ходу, не роняет ли мое бегство чести предков-полярников. И метров через триста решил, что нет, честь в порядке. Во-первых, так или иначе я двигался в нужном мне направлении, а это отступлением никак не назовешь. Во-вторых, вряд ли и мои предки, чувствуя за спинами дыхание двух разъяренных белых медведей и не имея в руках винтовки, останавливались для светской беседы. Оружие я по глупости не захватил из сейфа, потому мне оставалось только одно: в быстром темпе уносить ноги, что я и делал вот уже пятнадцать минут. Два года назад в тренировочном забеге клуба «Железнодорожник» (наше Управление к нему приписано для конспирации) я занял почетное пятое место, из шести. Судя по всему за прошедшие два года я сумел значительно улучшить свои спортивные показатели. Хотя в том давнем забеге никто не подвергал мою жизнь опасности, а сегодня как раз напротив, и адреналин, что ни говорите, – своеобразный биологический допинг. Поэтому нынешний результат мне все равно не засчитают. Одно утешение – мои преследователи тоже останутся без спортивных наград. Вопрос тут в другом: кто раньше выдохнется, я или они?
– Стой, сволочь! – Это прорезался голос у одного из тех, кто за моей спиной перемножал километры на часы. Кричал он определенно зря: лишняя трата энергии… – Стой, фискальная морда!…
А вот это с его стороны непростительная глупость. Теперь, не снижая темпа, я уже твердо знал, что им кое-что известно про меня. Например, место работы. Я как-никак в штатском, и на лбу у меня не имеется татуировки ФСК. Значит, их навели. Но кто? И кто они вообще такие? Если судить по тому, что они меня до сих пор не поймали, – оба они не принадлежат к числу победителей бегового соревнования имени братьев Знаменских…
Бабушка мне недаром говорила: нельзя два дела делать одновременно. Как выяснилось, бежать и думать о чем-то постороннем – тоже два разных дела. Уже в двадцати метрах от спуска в метро (где преследовать меня было бы не так удобно) я не заметил высунувшегося из травы горлышка поливальной трубы и, споткнувшись, приземлился на четыре точки. Разрыв между мной и упрямой парочкой сократился до опасного расстояния. Поэтому мне ничего не оставалось, как буквально кубарем скатиться по лестнице вниз и броситься не к эскалатору, а к соседней двери, на которой красовалась табличка «Не работает». Внушительный амбарный замок на двери был чистой фикцией, и я влетел внутрь.
Это была местная достопримечательность – небольшой общественный сортир с раковиной, двумя писсуарами и тремя кабинками. То есть сам по себе клозет был самый заурядный – серебристый кафель, кондиционер, люминесцентные лампы для придания интима отсутствовали. Необычность его состояла в том, что он был бесплатный и чуть ли не единственный общественный сортир в системе московского метрополитена. Его построили с полгода назад, открыли с большой помпой, чуть ли не с оркестром, и в МК уже окрестили его первой ласточкой. Само собой, после торжественного открытия ласточка отлично проработала три недели, а потом стала то и дело закрываться на ремонт: в спешке фановые трубы там поставили не того калибра.
Оказавшись за дверью, я притаился у входа. И как только входная дверь распахнулась от мощного удара, подставил ножку первому, вбегающему. Сам виноват, что полез: там же ясно было написано – «Не работает». Двери в кабинках, как выяснилось, делаются из фанеры совсем плевой толщины. Во всяком случае, первый из парочки бегунов удачно пробил ее головой и замер на подлете к унитазу. Кажется, это был как раз тот, кто неосторожно назвал меня сволочью. Сам ты сволочь! – запоздало подумал я, но больше уже на человека с унитазом не отвлекался. Поскольку бегун номер два уже не желал рисковать и нацелил пистолет мне прямо в лицо.
– Стоять на месте! – злобно прошептал обладатель пистолета.
В тишине я услышал, как щелкнул взведенный курок. Я в этот момент находился у фанерной двери второй из кабинок и отлично себе представил результат выстрела. Я проломлю своей задницей эту дверь и приземлюсь близ унитаза. Точь-в-точь как наш друг в соседней кабинке. Только он сможет потом оклематься, а я – уже никогда. С дыркой во лбу это мало у кого получается. Никогда. На редкость противное слово, думал я, глядя на глазок ствола.
