Гримальди развел руками.
– Да, я прилетел сюда, чтобы следить за тобой, и обнаружил, что ты чист как стекло.
– Я считал тебя своим другом.
– Мы подружились, но одно другому не мешает.
– Конечно, – с горечью сказал Алекс и отвернулся.
Пошел дождь, и первые крупные капли поползли вниз по стеклам, образовывая на них сложный волнистый рисунок. В ресторане сгустился уютный полумрак.
Гримальди молча возился с моллюском, извлекая неподатливое тельце из пурпурно-красной раковины. Справившись с этим нелегким делом, он откинулся на спинку стула.
– Однако мне не удалось разобраться, каковы были истинные намерения Дмитрия Морозова. Возможно, он хотел завербовать тебя.
Алекс покачал головой.
– Пока нет, – кивнул Гримальди, с наслаждением продолжая жевать. – Но я уверен, что рано или поздно он подошел бы к тебе с предложением работать на них.
– Ради бога, не надо, – взмолился Алекс. – Он мой брат. Он просто хотел встретиться со мной.
Гримальди потянулся за своим кейсом и достал оттуда бледно-желтую папку.
– Хочешь узнать его поближе? – мягко спросил он.
Примерно через полчаса Алекс поднял глаза от досье. Он так и не притронулся к еде, и официант, несколько раз подходивший к их столику, в конце концов вынужден был забрать тарелку. Гримальди что-то пошептал ему, и вскоре официант вернулся с двумя бокалами коньяка “Хенесси”.
– Это... – начал Алекс, но голос его сорвался.
Гримальди подал ему бокал, и Алекс осушил его одним глотком. Глаза его смотрели куда-то в пространство, и Гримальди сделал знак официанту повторить.
– Это все – правда? – спросил Алекс, нервно проводя рукой по волосам. На шее его, возле самой ключицы, пульсировала вена. Он попытался встать, затем снова упал на стул, теребя пальцами пуговицы рубашки.
– Насколько мне известно – да, – сказал Гримальди.
– Значит, Татьяна была права, – произнес Алекс тихим, почти неслышным голосом. – Согласно этим материалам мой брат – хладнокровный и безжалостный убийца. Он убил по меньшей мере троих человек, может быть, больше...
Гримальди нарочито медленно раскурил сигару, задул спичку и бросил ее в пепельницу.
– Ты же знаешь о Тринадцатом отделе.
– Конечно. Я прочел все, что публиковалось о КГБ. Но здесь говорится, что Дмитрий убивал свои жертвы голыми руками. Это не в их обычаях.
Официант принес еще один коньяк и поставил рядом с Алексом. Тот сидел, неподвижно уставившись на глянцевую фотографию женщины. Она лежала на полу, а голова ее была вывернута под неестественным углом. Из-под разорванной юбки виднелись голые бедра.
– Если все это правда, то почему он свободно передвигается по всей Европе и даже пользуется особыми привилегиями?
Гримальди выпустил тонкую струйку дыма.
– Это все предположения, Алекс, догадки. У нас нет ни одной неопровержимой улики.
– Тогда вы, возможно, ошиблись! – он залпом выпил второй бокал.
Гримальди пожал плечами.
– Я понимаю, что ты чувствуешь. Тебе очень хочется, чтобы мы ошиблись... – Он снова занялся сигарой. – Но я доверяю нашим источникам.
Внезапно ему показалось, что он слишком долго ходит вокруг да около. Наклонившись вперед, он спросил напрямик:
– Что ты хочешь, Алекс?
– Я хочу увезти Татьяну в Штаты и жениться на ней. Я хочу, чтобы она оказалась в безопасности.
– Прекрасно. А теперь слушай меня, и слушай внимательно. Ее жизнь в опасности и твоя, возможно, тоже.
Алекс сделал пренебрежительный жест, но Гримальди не позволил ему вставить ни словечка.
– Я знаю, что ты – отважный герой, – сказал он едко, – но Татьяна права. Когда Дмитрий вернется и узнает правду о вас обоих, он может прикончить и ее и тебя. Это понятно? Мы можем тайно переправить Татьяну в Америку, – продолжал он, – можем снабдить ее новыми документами и гарантировать ее безопасность, но...
Он предостерегающе поднял палец, заметив, что Алекс собирается что-то сказать.
– Сначала нам необходимо допросить ее здесь, в Европе. Она работала на Морозова восемнадцать месяцев и должна знать немало интересного о его операциях.
– Нет, – сказал Алекс. – Никаких допросов.
Он замолчал, потом сказал, словно передумав:
– Где вы собираетесь... допрашивать ее?
– Не в Париже, – откликнулся Гримальди. – Здесь ей оставаться опасно. В Брюсселе, Лондоне, возможно – во Франкфурте. В этих городах у нас есть надежные убежища.
– Сколько времени это займет?
– Около двух недель. Примерно столько же времени потребуется на подготовку ее документов. Алекс понемногу приходил в себя.
– Я хочу обсудить это с ней, – он отодвинул стул и встал. – Я позвоню через пару дней.
– Ничего не выйдет, – остановил его Гримальди. – Да или нет. Ответ мне нужен сейчас. Если вы решитесь уехать, то это надо будет сделать сегодня вечером.
– Почему такая спешка?
– Вот почему, – Гримальди поднял фотографию убитой женщины и взмахнул ею перед его носом. – Если твой братец вернется в Париж до того, как ты сподобишься мне позвонить, твоя драгоценная Татьяна будет выглядеть нисколько не лучше. Товарищ, понимаешь? – закончил он по-русски.
Алекс взглянул на него в ярости, крепко стискивая зубы, затем круто развернулся и выбежал из ресторана.
“Погоди, мальчик, – думал Гримальди, потягивая свой коньяк. – Однажды я заставлю тебя плясать под мою дудку. Я заставлю тебя уничтожить своего брата за то, что он сделал со мной. И с Олегом”.
* * *
Олег Калинин и Дмитрий Морозов сидели друг против друга в кабинете Октября, в то время, как хозяин кабинета, одетый в черное, беспокойно расхаживал из угла в угол, рассказывая им невероятную историю. Дмитрий склонился над стаканом остывшего чая, который он сжимал в ладонях; он никак не мог оправиться от потрясения, испытанного при виде входящего в дверь кабинета Олега Калинина.
Тишину, установившуюся сразу за его неожиданным появлением, нарушил хриплый голос Октября.
– Ты не ожидал встретить его здесь, сынок? Ты думал, что увидишь его в наручниках, в камере тюрьмы на Лубянке или перед взводом солдат из расстрельной команды? Неужели ты позабыл все, чему я тебя учил? Не верь тому, что слышат твои уши и видят твои глаза. Хитрость, маскировка, конспирация! – как бы подчеркивая свои слова, Октябрь трижды ударил кулаком по столу. – Вот три кита тайной войны, Дмитрий. Помни об этом.
Калинин неподвижно сидел на одном из стульев, пока Октябрь, размахивая дымящейся сигаретой словно дирижерской палочкой и не отрывая от Дмитрия своих глаз хищника, излагал ему суть операции под кодовым названием “Панама”.
Это началось вскоре после окончания войны, когда Октябрь был направлен в Берлин с заданием: проникнуть в американское Управление стратегических служб. Ему удалось узнать о тайной слабости одного из офицеров БСС по имени Франко Гримальди, и в один прекрасный день Октябрь решил, что объект созрел для установления эмоционального контакта с другим человеком. Для этой миссии был выбран капитан Калинин, который превосходно справился с заданием. Ему удалось заставить Гримальди почувствовать к себе самую настоящую и преданную любовь.
Дмитрий перевел взгляд с Октября на Калинина и обратно. Калинин, судя по всему, чувствовал себя крайне неловко; он раздавил в пепельнице свою сигарету, жалобно поглядел на Октября и тут же снова закурил. Смотреть на Дмитрия он избегал.
“О чем это говорит Октябрь? – недоумевал Дмитрий. – Неужели он имеет в виду, что американец был гомосексуалистом и что Калинин получил задание пробраться к нему в постель для того, чтобы завоевать его доверие?” Впрочем, Дмитрий знал своего начальника и был уверен – Октябрь мог приказать своему агенту еще и не такое и при этом ни секунды не колебался бы.
Октябрь между тем продолжал свое повествование.
На протяжении некоторого времени “дружба” Калинина и Гримальди была довольно полезной, однако все прекратилось, когда Калинин был тяжело ранен в Австрийских Альпах.
– На память у меня остался вот этот шрам, – вставил Калинин почти смущенно и вытер свой лысеющий лоб чистым голубым платком.
К тому времени, когда Олег оправился от ранения. Гримальди уже работал в Пуллахе с генералом Гелленом.
– Новая должность Гримальди сделала его еще более ценным для нас, – сказал Октябрь жестко. – И я снова попробовал тот же самый подход. Трижды мои люди пытались соблазнить Гримальди, увлечь его собой. В операции было задействовано немало сотрудников, но Гримальди был очень осторожен. Он понимал, что, если попадется на мужеложстве, его немедленно выкинут из ЦРУ, созданного на базе УСС.
Дмитрий кивнул. Он знал, что американская разведка избегала гомосексуалистов, опасаясь как раз такой ситуации, о которой рассказывал Октябрь.
И все же в конце концов плотские желания пересилили осторожность. Гримальди не сдержался и снова вступил в гомосексуальную связь, тут же попался и был со скандалом выдворен из Пуллаха. По иронии судьбы причиной его падения стали вовсе не неотразимые агенты, подосланные Октябрем, а местный мальчишка, совершенно посторонний и невинный, не подозревавший о последствиях своего непродолжительного любовного приключения с похотливым американским офицером.
