– Тишина всем, чрезвычайное сообщение. Сегодня, тридцатого июля второго года от Рождества Христова, я Ибрагим Хасан аль-Бакр, полицеймейстер Багдада, дабы обеспечить спокойствие и безопасность города Багдад и всего Междуречья, права и преимущества Государя Императора Всероссийского, Великого Султана и Хана Ханов, своей властью ввожу на всей территории Багдада и Междуречья чрезвычайное положение. Режим чрезвычайного положения будет действовать бессрочно, до особого распоряжения. Приказываю всему личному составу воинских, жандармских, полицейских и казачьих соединений начиная с этой минуты действовать по плану чрезвычайного положения. Дополнительные указания будут переданы установленным порядком. Генерал войск полиции и жандармерии Ибрагим Хасан Аль-Бакр из Багдада, конец связи.
Когда-то давно в Австро-Венгрии зародился нацизм. Это отравленная идеология, она провозглашает деление людей по крови, по национальности. В сущности, разновидностью фашизма является агрессивный ислам, предлагающий делить людей на своих и чужих по признаку вероисповедания. Проклятый всеми цивилизованными странами, нацизм во все времена старался рядиться в маски патриотизма, но разница между патриотизмом и нацизмом все же есть. Патриотизм предполагает любовь не к нации, а к Родине, к той стране, в которой ты родился и вырос, и которая дала тебе все что смогла. Генерал-губернатор Теймураз Абашидзе, несмотря на свое грузинское происхождение, стал нацистом – и ненависть ослепила его, причем настолько, что в ненависти своей он не смог рассуждать здраво и привычно назначил врага, хотя врага надо было искать, искать вдумчиво и кропотливо. Генерал Ибрагим Хасан аль-Бакр, родившийся в арабском квартале, бывший всегда изгоем из-за того, что в нем была русская кровь, хоть и встал на тот же гибельный путь – но полицейское чутье пересилило в нем ненависть, и он все же смог хладнокровно и трезво оценить ситуацию. И найти истинного врага.
А вот атаман казачьих войск Алексей Белов, рядясь в одежды патриота и националиста – все же стал предателем. Это было совершенно невероятно для казака – и все же он им стал, и одному Аллаху ведомо, что бы он успел еще сотворить, если бы не был разоблачен. Увы, и в этом, в том, что ему удалось втереться в доверие к генерал-губернатору и творить то что он творил – ему тоже помогла ненависть. И ее обратная сторона – любовь.
Атаман Белов долгое время имел дело со смертью. Он смотрел в пропасть, и не понял, не уловил тот момент, когда пропасть стала смотреть на него. Тогда в душе он умер.
А потом возродился…
31 июля 2002 года
Тегеран
Посольство Российской Империи
Острая, режущая вспышка боли привела меня в чувство, как-то сразу. Обычно, между явью и навью есть какой-то промежуток, возвращение в мир людей происходит не сразу. Ты как будто качаешься на волнах, то погружаясь в черную бездну безмолвного спокойствия, то снова – выныриваешь в мир людей. Здесь – все произошло сразу и почти незаметно. Вот только что меня не было здесь и вот – я есть.
Чье-то лицо – знакомое, но я не мог вспомнить чье – появилось в поле моего зрения. Человек посмотрел мне прямо в глаза, а потом закричал изо всей силы – доктор, доктор! Я хотел ему сказать, что не надо так орать, потому что у меня голова представляет собой мешок с осколками стекла, и это чертовски больно. Я открыл рот, чтобы сказать это – но к моему удивлению не смог вымолвить ни слова. Потом опять – саваном навалилась тьма…
Второй раз я пришел в себя от грохота. Громыхало, глухо и грозно, так что подрагивал сам воздух. В этот раз я почти сразу понял, что это.
Вспомнил я и того, кто сидел рядом со мной. Он и сейчас сидел здесь.
– Варфоломей… Петрович… вы…
– Я, ваше высокопревосходительство, я… – мой верный помощник был каким-то растрепанным, кое-как одетым и усталым. Вот, отстранили меня, работы мне нету… решил с вами посидеть…
– Кто… отстранил…
– Военные. Взрывы слышали? Все деревья… господи… делают вертолетную площадку. Говорят, что через час нас вывезут отсюда.
– Пить…
Вода была теплой, невкусной, много дней простоявшей на солнце в графине. Но вкуснее ее сейчас ничего не было.
– Все… Хватит… Павел Васильевич сказал, нельзя много.
Так звали посольского доктора
– Принц… Что с ним? – говорить стало легче, вода смочила пересохшее горло.
– Похоронили… вчера еще похоронили, прямо тут, во дворе посольства. Их же надо до заката хоронить, у них такой обычай. А больше негде было, началось уже. Я фатиху прочитал, все как полагается.
Господи…
– Вали? – вспомнил я
– Он, мерзавец. Добрался бы – своими руками растерзал бы. Мразь поганая, мы ведь ему столько платили, что он всю семью содержал, девять человек. И вот за такое… отплатил то как, с..а, погань… Его за ворота выбросили, не стал я его хоронить, Александр Владимирович, Господь меня простит за это. Нет в земле места такой собаке.
– Найди…
– Так его уж…
– Найди гвардейцев. Кто стрелял. У ворот. Они здесь?
– Так здесь, в посольстве. На внешнем периметре флот, наши только внутреннее кольцо держат…
– Найди.
– Сию секунду, ваше превосходительство. Лежите, не вставайте, вам нельзя.
Интересно – сильно или нет? Похоже, что сильно, хоть на мне и заживает как на собаке – а пару недель поваляюсь. Или больше. Черт как не вовремя.
За стеклами опять грохнуло – зарядом взрывчатки свалили очередное дерево. Это-то зачем, господи, есть же площадка. Потом – эти деревья десятилетиями растить, зачем так валить то…
Кто-то вошел в кабинет, я повернул голову – хоть это-то я мог сделать, ожидая увидеть Варфоломея Петровича. Но вместо этого – в кабинет вошел смутно знакомый офицер в черной морской форме, с оружием и бронежилетом. На груди – Георгий третьей степени, памятная медаль "за Бейрут". Знаки различия – майор от адмиралтейства, морская пехота. Понятно – эвакуационная группа, с авианосца.
– Господин контр-адмирал! – понятно, для морпехов я именно контр-адмирал флота, то есть изначально свой, а не гражданский.
– Вольно…
– Майор от адмиралтейства Пескарев, одиннадцатая экспедиционная группа. Мы должны эвакуировать вас, поступил приказ.
– Отставить… пока. Гражданских эвакуируете, потом и я… с вами.
– Господин контр-адмирал это приказ командующего флотом. Тем более – вы ранены.
– Отставить. Несколько часов еще поживу. Подойдите ближе…
Майор подошел
– Помогите… Немного… вот так.
Я показал, что хочу не лежать как бревно, а сидеть.
– Вам док разрешил, господин контр-адмирал?
– Если лежа не помер – то и сидя выживу. Исполняйте.
Вместе, нам удалось придать мне более приемлемое положение – теперь я не лежал, а почти что сидел, опирая на подложенные под спину подушки. Больно не было – видимо, обдолбали болеутоляющим, больно будет потом. Потому и голова как чумная…
– Докладывайте. Что происходит?
– Господин контр-адмирал, приказано эвакуировать весь гражданский персонал, всех русских. Десантники заняли аэропорт Мехрабад, основная зона эвакуации сейчас там, там приказано держаться. А мы отсюда вывозим тех, кто блокирован в зоне дипломатического квартала. Из города уже не прорваться.
– Что в городе? Вы держите периметр?
– Держим… пока. Армия – кто разбежался, большая часть на стороне этих… психов. Все как чумные. Только что докладывали – один обвязался взрывчаткой и на пост бросился… трое нижних чинов… безумие какое-то господин контр-адмирал, даже нижние чины жалуются – голова как чумная…
– Армия взбунтовалась?
– В основном разбежалась… потом уже эти разбежавшиеся в банды влились. У меня мало информации господин контр-адмирал, мы не проводим разведку, у нас задача – вывезти всех отсюда к чертовой матери… потом разбираться будем.
– Что значит – нет разведки? Вы опрашиваете беженцев?
– Так точно, господин контр-адмирал, опрашиваем.
– И что?
Разговор наш прервался, в кабинет сунулся Варфоломей Петрович, с гвардейцем, я заметил, как майор инстинктивно положил руку на рукоять пистолета. Нервы у всех были на взводе.
– Заходите! За столом пока подождите…
Что-то неладное делается. Сам не могу понять что – но что-то очень неладное. Конечно – сама по себе экстренная эвакуация посольства силами морской пехоты неладное дело – но все равно есть что-то еще.
Мысли путаются… Из-за ранения, что ли?
– Что говорят беженцы?
– Что все взбесились… вроде как. Жандармы друг в друга стреляли. Говорят, что тюрьму… не знаю как называется … строгого режима на окраине города то ли штурмом взяли, то ли заключенные взбунтовались… в общем выпустили всех, там несколько тысяч человек сидело, в основном политические, из заговорщиков. Арсенал разграбили, на руках оружия полно. Стреляют постоянно.
