И он был потрясен, когда молодой человек с большим жизненным опытом объяснил ему, что никакого разделения между двумя мирами не существует. Насекомое, укрывшееся под камнем, имеет право чувствовать себя в безопасности от вельможного сапога, готового мимоходом его раздавить.
– Вы его не слушайте, – попросила мисс Хильфе.
Она смотрела на Роу как будто даже с симпатией, хотя в это трудно было поверить.
– Конечно, я преувеличиваю, – легко признал Хильфе. – Однако в нынешние времена надо быть готовым встретить преступника повсюду и везде. Они теперь называют себя идеалистами. И даже готовы утверждать, что убийство – акт сострадания.
Роу быстро кинул на него взгляд, но в отрешенном взгляде светло-голубых глаз не было и намека на что-то личное.
– Вы имеете в виду немцев?
– Да, если хотите, немцев. Или фашистов. Людей особой масти.
На столе у мисс Хильфе зазвонил телефон.
– Это леди Данвуди…
Хильфе поспешно прижал ухо к трубке:
– Мы так вам признательны за ваше предложение, леди Данвуди. Нам всегда не хватает теплых вещей. Да, если вас не затруднит, отправьте их сюда в контору – или, может, лучше за ними послать? Вы пришлете с шофером? Благодарю вас. Всего хорошего. – Он сказал Роу с иронической усмешкой: – Странный способ воевать для человека моих лет, а? Собирать теплые вещи у вдовствующих дам-благотворительниц. Но это полезно, мне разрешают этим заниматься и в награду не пошлют в лагерь для военнопленных. Но история, которую вы рассказали, очень меня взволновала. Она может позволить мне… занять более боевую позицию в этой войне. – Он нежно улыбнулся сестре: – Понимаете, она обзывает меня романтиком…
Но сейчас она не обозвала его никак. Можно было подумать, что она не только его не одобряет, но словно от него отреклась, не желает содействовать ему ни в чем, кроме сбора теплых вещей. На взгляд Роу, ей недоставало обаяния и легкости брата; жизнь, которая выработала в нем забавный безрассудный нигилизм, научила ее мрачной, тоскливой сосредоточенности. Ему уже не казалось, что годы не оставили на них царапин. Но брат излагал идеи, а в сестре говорило чувство. Роу поглядел на нее, и его горести словно нашли тут сродство; они взывали к ней, хотя и без ответа.
– Ну, что же мы будем делать? – спросил Хильфе.
– Бросьте вы все это! – мисс Хильфе обратилась прямо к Роу. Вот она и ответила наконец, но для того лишь, чтобы сказать: разговор окончен,
– Ну нет! – запротестовал Хильфе. – Так нельзя. У нас идет война,
– Почем вы знаете, даже если за этим что-то кроется, – сказала мисс Хильфе, по-прежнему обращаясь только к Роу, – что это не просто… кража, наркотики или что-нибудь в этом роде?
– Не знаю, и мне все равно, – сказал Роу. – Но я очень обозлился.
– Ну а что вы все-таки предполагаете? – спросил Хильфе. – Насчет кекса?
– Там могло быть спрятано какое-нибудь сообщение.
Брат и сестра помолчали, словно им хотелось получше обдумать эту мысль. Потом Хильфе сказал:
– Я пойду с вами к миссис Беллэйрс.
– Ты не можешь бросить контору, Вилли. Лучше я пойду с мистером Роу. У тебя назначено свидание.
– Чепуха, это всего-навсего Тренч. Ты сама сумеешь с ним договориться, Анна. А тут дело поважней. Мало ли что может случиться, – сказал он с восторгом.
– Вам бы стоило взять с собой сыщика, мистер Роу.
– И сразу спугнуть даму. От него же пахнет сыщиком за километр. Нет, – сказал Хильфе, – мы должны деликатно от него отделаться. Я умею увиливать от шпиков. Таким вещам нетрудно было научиться с тридцать третьего года.
– Но я не знаю, что сказать мистеру Тренчу.
– Потяни его за нос. Скажи, что мы рассчитаемся в начале месяца. Простите, мистер Роу, что мы вынуждены при вас говорить о делах.
– А почему бы мистеру Роу не пойти одному? («Видно, она все же допускает, что тут что-то есть, – подумал Роу. – И боится за брата…») Зачем вам вдвоем ставить себя в глупое положение?
Но Хильфе оставил слова сестры без внимания. Исчезая за ширмой, он сказал Роу:
– Минутку, я только напишу записочку Тренчу. Вышли они из конторы через другую дверь – вот и все, что потребовалось, чтобы скрыться от Джонса: разве он подозревал, что его наниматель постарается от него увильнуть? Хильфе подозвал такси, и, когда они проезжали мимо, Роу увидел, как несет свою вахту этот маленький обтрепанный сыщик: Джонс закурил новую сигарету, исподтишка поглядывая на огромный, пышный подъезд, как верный пес, который неусыпно охраняет дверь хозяина.
– Надо было его предупредить, – пожалел Роу.
– Нельзя. Мы захватим его с собой потом. Мы же скоро вернемся. – Такси завернуло за угол, и фигура сыщика скрылась из виду; он потерялся среди автобусов и велосипедов, его поглотила толпа таких же слоняющихся полуголодных лондонцев, и те, кто его знал, уже никогда его не увидят.
Глава четвертая
ВЕЧЕР У МИССИС БЕЛЛЭЙРС
Тут и там были злые драконы, такие же ядовитые, как и в моих Сагах.
«Маленький герцог»
Дом миссис Беллэйрс мог похвастаться своеобразием: это был старый дом на склоне Кэмпден-хилла, который не гонялся за модой и гордо высился в глубине маленького палисадника, заросшего сухой травой между вывесками «Сдается внаем». К тощей колючей живой изгороди прислонилась статуя, она была такая потрескавшаяся и серая от недосмотра, что напоминала большой обломок пемзы. Когда вы нажимали звонок под маленьким портиком, казалось, что его треньканье спугнет обитателей дома и все, что там есть живого, собьется в кучу где-то в дальних коридорах.
Поэтому белоснежный передник и белоснежные нарукавники отворившей дверь горничной были для Роу неожиданностью. Она следила за своей внешностью, чего нельзя было сказать о доме, хотя по годам они выглядели ровесниками. Лицо ее было напудрено тальком, покрыто морщинами и сурово, как лицо монашки. Хильфе спросил:
– Миссис Беллэйрс дома?
Старая горничная смотрела на них с проницательностью, которой учит жизнь в монастыре:
– А вы договорились заранее?
– Да нет, – сказал Хильфе. – Мы просто хотим ее повидать. Я приятель каноника Топлинга.
– Видите ли, – пояснила горничная, – сегодня у нее вечер.
– Да?
– И если вы не входите в их компанию…
По дорожке приближался пожилой человек с очень благородной внешностью и густой седой шевелюрой.
– Добрый вечер, сэр, – встретила его горничная. – Прошу вас, пройдите. – Он был явно из «их компании», потому что она впустила его в комнату направо, и Роу с Хильфе слушали, как она доложила: – Доктор Форестер. – Потом она вернулась охранять вход. Хильфе предложил:
– Если вы сообщите миссис Беллэйрс, кто ее спрашивает, может, нас и примут в компанию. Моя фамилия Хильфе, я друг каноника Топлинга.
– Я, конечно, спрошу… – неуверенно пообещала горничная.
Но все кончилось благополучно. Миссис Беллэйрс самолично выплыла в тесную, захламленную переднюю. На ней было платье из переливчатого шелка либерти и тюрбан. Она простерла к ним руки в знак приветствия:
– Друзья каноника Топлинга… – сказала она.
– Моя фамилия Хильфе. Из общества Помощи матерям свободных наций. А это мистер Роу.
Роу следил, не покажет ли она как-нибудь, что узнала его, но ничего не заметил. Ее большое белое лицо, казалось, было обращено в потусторонние миры.
– Если вы хотите вступить в нашу компанию, – начала она, – мы всегда рады новичкам. При условии, что у вас нет никакой предубежденности.
– Ничуть! Что вы! – воскликнул Хильфе,
Она проплыла, как статуя на носу корабля, в гостиную с оранжевыми занавесками и синими диванными подушками по моде двадцатых годов. Черные колпаки на лампах для светомаскировки придавали комнате сходство с полутемным восточным кафе. Пепельницы и маленькие столики свидетельствовали о том, что часть медных изделий Бенареса попала на благотворительный базар из дома миссис Беллэйрс.
В комнате находилось человек шесть; один из них – высокий, плотный, черноволосый – сразу привлек внимание Роу. Сначала он не понимал, в чем дело, потом сообразил, что человек выделялся своей обыденностью,
– Мистер Кост, – представила его миссис Беллэйрс, – а это мистер…
– Роу, – подсказал Хильфе, и гости были церемонно представлены друг другу.
Роу не мог понять, как он очутился в обществе доктора Форестера с его благородной внешностью и безвольным ртом, мисс Пэнтил – темноволосой женщины неопределенного возраста с черными бусами и голодным взглядом, мистера Ньюи (мистера Фредерика Ньюи, с гордостью подчеркнула миссис Беллэйрс), чьи босые ноги были обуты в сандалии, а голова покрыта копной седых волос, мистера Мода – близорукого юноши, ни на шаг не отступавшего от мистера Ньюи и преданно кормившего его тонкими ломтиками хлеба с маслом, и Кольера, явно принадлежавшего к другому классу и втершегося сюда не без труда. С ним обращались покровительственно, но тем не менее им восхищались. Он принес с собой дыхание большого мира, и все смотрели на него с интересом. Он успел побывать и официантом, и бродягой, и кочегаром, а потом (все это миссис Беллэйрс шепотом сообщила Роу) написал книгу замечательных стихов – грубоватых, но в высшей степени одухотворенных.
