Ознакомительная версия.
— О'кей.
— Мы хотим также, чтобы на случай чрезвычайного происшествия вы знали, что вам следует делать в течение тех десяти минут, пока до вас будет добираться машина из Фисксэтры.
— Да.
— Сигнализацию мы установим уже сегодня к вечеру. Но потом надо будет подписать контракт.
Закончив разговор с Драганом Арманским, Эрика сообразила, что проспала. Она взяла мобильный телефон, позвонила ответственному секретарю редакции Петеру Фредрикссону, объяснила, что изувечилась, и попросила его отменить совещание в десять часов.
— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он.
— Я разрезала ногу, — ответила Эрика. — Прихромаю, как только смогу.
Для начала она сходила в примыкавший к спальне туалет. Потом надела черные брюки и одолжила у мужа тапку, в которую помещалась забинтованная нога, выбрала черную блузку и прихватила жакет. Прежде чем вытащить из-под дверей спальни резиновую заглушку, она вооружилась баллончиком со слезоточивым газом.
Эрика медленно прошла через дом и включила кофеварку. Завтракала она за кухонным столом, все время прислушиваясь к звукам в окрестностях. Как раз когда она наливала себе вторую чашку кофе, в дверь позвонил Давид Русин из «Милтон секьюрити».
*
Придя пешком до Бергсгатан, Моника Фигуэрола собрала своих четверых сотрудников на раннее утреннее совещание.
— Теперь у нас появилась временная граница, — сказала она. — Наша работа должна быть завершена к тринадцатому июля, когда начнется суд над Лисбет Саландер. Это означает, что у нас есть чуть больше месяца. Давайте переберем все и решим, что для нас сейчас самое главное. Кто хотел бы начать?
Берглунд откашлялся.
— Блондин, который встречается с Мортенссоном. Кто он?
Все закивали. Разговор начался.
— У нас есть его фотографии, но нам неизвестно, где его искать. Объявить его в розыск мы не можем.
— А Гульберг? Должна существовать какая-то история, которую можно раскопать. Мы знаем, что он был в Тайной государственной полиции с начала пятидесятых годов до шестьдесят четвертого года, когда создали ГПУ/Без. Потом он скрывается в тени.
Фигуэрола кивнула.
— Можно ли сделать вывод о том, что «Клуб Залаченко» — это некая структура, основанная в шестьдесят четвертом году, то есть задолго до появления здесь Залаченко?
— Цель, вероятно, была другой… тайная организация внутри организации.
— Это было после Веннерстрёма. Тогда все посходили с ума.
— Своего рода тайная шпионская полиция?
— Вообще-то за границей имеются параллели. В США в шестидесятых годах внутри ЦРУ создали особую группу внутреннего надзора. Ею руководил Джеймс Англетон, и она чуть не разнесла все ЦРУ. Ребята Англетона были фанатиками и психами — они в каждом сотруднике ЦРУ подозревали русского агента. В результате деятельность ЦРУ оказалась во многом парализованной.
— Это одни разговоры…
— Где хранятся старые личные дела?
— Гульберга там нет. Я проверял.
— А бюджет? Такая операция должна ведь каким-то образом финансироваться…
Продолжению дискуссии помешал перерыв на ланч, а Моника Фигуэрола извинилась и отправилась в спортзал, чтобы спокойно подумать.
*
Хромающая Эрика Бергер появилась в редакции «СМП» только ближе к ланчу. Нога болела настолько сильно, что она вообще не могла прикоснуться ступней к полу. Доскакав до стеклянной клетки, она с облегчением опустилась на стул. Петер Фредрикссон взглянул на нее со своего места за центральным столом, и Эрика жестом пригласила его зайти.
— Что случилось? — спросил он.
— Я наступила на осколок стакана, и он вонзился мне в пятку.
— Как неудачно.
— Да. Неудачно. Петер, кому-нибудь приходили новые странные сообщения?
— Насколько мне известно, нет.
— О'кей. Держите ухо востро. Мне надо знать, если вокруг «СМП» будет происходить что-нибудь необычное.
— Что вы имеете в виду?
— Боюсь, что какой-то псих, рассылающий зловредные сообщения, избрал меня в качестве жертвы. Поэтому мне надо знать, если вы вдруг уловите, что происходит что-то странное.
— Типа сообщений, полученных Эвой Карлссон?
— Что угодно необычное. Я уже получила кучу дурацких сообщений, где меня обвиняют в самых разных вещах и предлагают совершить со мной разные извращенные действия.
Петер Фредрикссон помрачнел.
— Как давно это продолжается?
— Пару недель. А теперь рассказывайте. Что у нас будет завтра в газете?
— Хм.
— Что значит «хм»?
— Хольм и руководитель юридической редакции вступили на тропу войны.
— Вот как. Почему же?
— Из-за Юханнеса Фриска. Вы продлили ему срок работы и поручили готовить репортаж, а он не хочет рассказывать о чем.
— Он не имеет права рассказывать. Это мой приказ.
— Он так и говорит. Поэтому Хольм и руководитель юридической редакции на вас разозлились.
— Понятно. Назначьте на три часа встречу с юридической редакцией, и я им объясню ситуацию.
— Хольм довольно зол…
— А я довольно зла на Хольма, так что одно уравновешивает другое.
— Он настолько зол, что пожаловался в правление.
Эрика подняла взгляд. Дьявол. Мне надо браться за Боргшё.
— После обеда придет Боргшё, он хочет с вами встретиться. Подозреваю, что это заслуга Хольма.
— О'кей. В котором часу?
— В два.
Он начал пересказывать дневную докладную записку.
*
Во время обеда к Лисбет Саландер зашел доктор Андерс Юнассон, и она отставила тарелку с тушеными овощами. Он, как всегда, провел небольшой осмотр, но она отметила, что он перестал вкладывать в свои осмотры душу.
— Ты здорова, — заключил он.
— Хм. Ты должен тут что-то сделать с едой.
— С едой?
— Ты не можешь организовать мне пиццу или что-нибудь в этом роде?
— Сожалею. Бюджет не позволяет.
— Я так и думала.
— Лисбет, завтра мы будем подробно обследовать твое состояние…
— Понятно. А я здорова.
— Ты достаточно здорова, чтобы тебя можно было перевозить в тюрьму в Стокгольм.
Она кивнула.
— Я, вероятно, смог бы потянуть с переездом еще недельку, но мои коллеги начнут удивляться.
— Не надо.
— Точно?
Она кивнула.
— Я готова. Это ведь рано или поздно должно произойти.
Он кивнул.
— Тогда ладно, — сказал Андерс Юнассон. — Я завтра дам зеленый свет для транспортировки. Это означает, что тебя, вероятно, почти сразу перевезут.
Она кивнула.
— Возможно, это произойдет уже на выходных. Руководство больницы не заинтересовано в том, чтобы тебя здесь держать.
— Это понятно.
— Э… значит, твоя игрушка…
— Она будет находиться в дырке за прикроватной тумбочкой.
Она показала.
— О'кей.
Они немного посидели молча, а потом Андерс Юнассон поднялся.
— Я должен навестить других пациентов, которые больше нуждаются в моей помощи.
— Спасибо за все. Я твоя должница.
— Я просто выполнял свою работу.
— Нет. Ты сделал значительно больше. Я этого не забуду.
*
Микаэль Блумквист вошел в здание полицейского управления через вход с Польхемсгатан. Его встретила Моника Фигуэрола и провела в помещения отдела охраны конституции. В лифте они молча покосились друг на друга.
— Разве это разумно, что я показываюсь в полицейском управлении? — спросил Микаэль. — Меня кто-нибудь может увидеть, и возникнут вопросы.
Моника Фигуэрола кивнула.
— Здесь мы проведем только одно совещание. В дальнейшем будем встречаться в маленьком офисе, который мы сняли на площади Фридхемсплан. Отдел охраны конституции — небольшое самостоятельное подразделение, которое никого в ГПУ/Без не волнует. Мы находимся на другом этаже, чем остальная часть СЭПО.
Он кивнул Торстену Эдклинту, не обмениваясь с ним рукопожатием, и поздоровался с двумя сотрудниками, очевидно входившими в следственную группу. Те представились как Стефан и Андерс. Микаэль отметил, что никаких фамилий не называлось.
— С чего начнем? — поинтересовался Микаэль.
— Как насчет того, чтобы начать с кофе… Моника?
— Спасибо, с удовольствием.
Микаэль отметил, что начальник отдела охраны конституции секунду поколебался, прежде чем встать, принести кофейник и поставить его на стол, где уже были приготовлены чашки. Торстен Эдклинт, вероятно, предполагал, что подавать кофе будет Моника Фигуэрола. Микаэль также заметил, что Эдклинт улыбнулся про себя, и расценил это как добрый знак. Потом Эдклинт посерьезнел.
— Честно говоря, я не знаю, как быть в такой ситуации. Вероятно, присутствие журналиста на рабочем совещании в Службе государственной безопасности — вещь уникальная. То, о чем мы сейчас будем говорить, во многих отношениях является секретными сведениями.
Ознакомительная версия.
