– Мне будет очень больно, если с тобой случится беда, – голос стал дрожать от волнения. – Не будь столь беспечна. И потом… не свет клином сошелся на этой «Пневматике», ты же там окружена врагами, разве не так?
– Ну ладно, – ушла от прямого ответа, – спасибо, что помните обо мне. – В эти минуты тревоги ей страстно захотелось иметь рядом такого человека, как Алексей Русич, сильного, честного, надежную опору, ко всему тому она тоже ощущала некую тревогу и за его жизнь. Возможно, это называлось предчувствием, возможно, любовью. Она не знала. – Алексей, я подумаю над твоими словами…
Настроение у Нины было окончательно испорчено. Как быстро стало сбываться предсказание Булатова. Кое-как доработала день, все было словно в тумане: принимала посетителей, подписывала договора, беседовала, отдавала распоряжения, а когда настенные часы пробили шесть раз, изнеможенно опустилась на диван. Долго думала, что предпринять, каким образом отвести удар. Оставалось только одно. Отпустив машину, она направилась пешком к желтому особняку, в котором проживал бывший директор «Пневматики», бывший ее возлюбленный и покровитель. Именно встреча с ним и могла все прояснить.
Ей несказанно повезло: навстречу ей отворилась массивная входная дверь и на пороге появился сильно погрузневший, постаревший Петр Кирыч. Знаменитые некогда «брежневские» брови-кустики, видимо, давно не знали ножниц, сильно разрослись, загустели. Нина Александровна вдруг некстати вспомнила, как, бывало, целовала, эти брови, содрогнулась от омерзения.
– Здравствуйте, мадам, где-то я вас прежде видывал? – сострил Петр Кирыч, пытаясь поймать ускользающую руку Нины Александровны. – Возможно, я ошибся? – тяжело опустился на садовую скамейку.
– Добрый вечер, Петр Кирыч. – Нина Александровна не имела ни малейшего желания подыгрывать Щелочихину – Рада вас видеть в полном здравии.
– Это не совсем так, – вяло ответил он, – здравием ныне и не пахнет. Присаживайся. Зачем я тебе понадобился? У тебя теперь новые покровители, демократы-дерьмократы, все заприватизировали. Вы теперича – богатеи. Говори, я слушаю. Извини, что домой не пригласил.
– Необязательно это. А ты… Может, поужинаем вместе, а? – Нина кинула пробный камень, хотела сразу определить степень его враждебности, загадала про себя, если согласится, то дело ее не так и плохо.
– Нетушки, лучше поговорим здесь, у меня времени в обрез! – Голос Петра Кирыча стал жестким, он отвел глаза, стараясь не глядеть на ослепительную красоту женщины, страшно боялся, что не выдержит, пошлет все к дьяволу, вновь окажется у ее прелестных ног. Невольно погладил ее по рукаву, и от этого прикосновения словно ударило током.
– Петр Кирыч, скажи откровенно, не таясь, во имя нашей прежней любви, за что ты меня преследуешь? Почему желаешь мне зла? Неужели политика, амбиции способны заменить добрые отношения? – Нина Александровна чувствовала, столь гладкие слова даются ей с превеликим трудом, сбоку поглядывала на Петра Кирыча, как реагирует. – Неужели забыто все прошлое? Нас так много связывало и, надеюсь, в скором времени снова будет связывать. Скажи, кто настраивает против меня?
– Я очень ошибся в тебе, Нина, – Петр Кирыч смотрел в сторону, – ты – перевертыш! – фразу он выдавил глухо, с неприкрытой ненавистью. – Не хотелось бы напоминать о том, сколько доброго я сделал для тебя, вытащил из тюряги, заставил учиться, доверил производство, ввел в состав членов бюро обкома. Думаешь, мне было легко это провернуть? Думаешь, я не видел косых взглядов?
– Все подсчитал, – устало проговорила женщина, жалела, что пошла к нему на поклон, – одно забыл: я отдала тебе молодость, лучшие свои чувства, осталась без семьи, без близких.
– Замолчи! Уходи-ка лучше подобру-поздорову! Я ненавижу тебя!
– Теперь все понятно. Политика превратила тебя в робота! – огрызнулась Жигульская. – Сделала злым фанатиком. Что ж, мсти, преследуй, пусть это останется на твоей совести, хотя… совести у тебя никогда не было. Достаточно вспомнить, как ты, не моргнув глазом, засадил в тюрьму безвинного Русича. Прикажи Пантюхе убить меня. Или уже отдал приказ? А возможно, хочешь подвести меня «под монастырь» с помощью подтасовок, ревизии? Небось награбил вполне достаточно. А я… я понимаю, желаешь убрать меня потому, что я много знаю.
– Помнишь, на заре туманной юности я учил тебя многим премудростям, в частности, никогда не считать деньги в чужих карманах. Но, увы. Ты, как я теперь вижу, оказалась плохой ученицей. Видимо, плохо учил. Уходи, Нина! Признаюсь, мне больно говорить с тобой.
– Я давно знаю, ты жестокий, да и вся прежняя твоя жизнь была жестокой. – Нина Александровна сделала над собой усилие, поймала тяжелую руку Петра Кирыча. – Попробуй стать обыкновенным человеком, понять меня. Посоветуй. Я послушаюсь.
– Что хочешь?
– Работать спокойно, чтоб никто не мешал. Поднимать «Пневматику». Я далека от политической борьбы. Да, сделала ошибку, поверила в справедливость. В очередной раз.
– Хоть имеешь мужество признаться, – чуть смягчился Петр Кирыч, – тебя очень легко сманить красивыми обертками. – Он рывком вытянул руку из ладони Нины Александровны. – Глядь, сколько нынче красивых обманок: шоколадки, банки, тряпки, а мы, русские люди, падки на это. Нынче ставка и впрямь больше, чем жизнь. Или мы, или… эти дерьмократы, самозванцы, ничего не умеющие, ничего не понимающие, кроме своей шкурной выгоды. Закрепятся они, и тогда… Мою любимую припевку помнишь: «По шпалам, по шпалам, по железной дороге шел скорый поезд Воркута – Ленинград»?
– И все-таки? – продолжала Нина Александровна, не давая Петру Кирычу увести разговор в сторону от того, что ее волновало отныне более всего.
– Ах да, извини. Ты просишь совета. – Петр Кирыч не спеша достал из кармана пачку сигарет, повертел в руках, закуривать не стал, просто понюхал и положил сигаретину обратно в пачку. Наверное, эта маленькая пауза была ему необходима для того, чтобы собраться с мыслями, дать ей последний совет. – Тебе, Нина Жигульская, лучше всего уехать из Старососненска, чем скорей, тем лучше.
– Это я уже слышала от одного нашего общего знакомого. А если я все-таки останусь? – Нина Александровна вскинула голову. – Скажи откровенно, что мне угрожает?
– Я хотел бы, Нина, снова поверить тебе. Другого бы стер в порошок, но ты… навязалась на мою голову. – Он беспокойно заерзал на скамейке. – Ладно, еще раз доверюсь. – Петр Кирыч понизил голос до шепота: – Но смотри, если снова предашь, то… Ради нашей прежней любви, под большим секретом скажу. Все должно вернуться на круги своя. Подготовлены боевые дружины, составлены списки наиболее рьяных демократов. Признаюсь, я с большим огорчением увидел в списке твою фамилию, а также твоих дружков, которых ты благословила на поездку в Москву во время августовских событий.
– Вот это новости! – Нина Александровна на мгновение потеряла дар речи.
– Уезжай, пока не поздно! – зашептал ей на ухо Петр Кирыч. – Сегодня же ночью. Или завтра. Мотай куда подальше. Хочешь, дам пару адресов?
Нина не ответила. Встреча с Петром Кирычем, этим жирным котом, процветающим во все времена, показалась смешной и глупой. Зачем пришла? Получила очередную оплеуху. Плохо соображая, она встала, не желая ничего больше объяснять Петру Кирычу, поспешила прочь, подальше от «желтого дома».
– Мое дело предупредить! – бросил ей вдогонку Щелочихин…
* * *
Алевтина Жучкова в этот субботний вечер совершенно замучила мужа. Альберт еще ни разу за годы совместной жизни не видел жену в столь плачевном состоянии. Она пила подряд все: водку, шампанское, ликер яблочный, жигулевское пиво. Что-то бессвязно бормотала, хватала Альберта за ноги, падала на ковер, таща его за собой.
Альберт не понимал состояние жены. В постели она обычно была холодна, исполнять супружеские обязанности часто отказывалась, он догадывался, что у жены кто-то есть на стороне. В ответ на его вопросы Алевтина отшучивалась. Однако с ней последнее время творилось неладное. Чего не хватало? Денег было великое множество. Раз в неделю, а именно в субботу, Алевтина, пригласив его в свидетели, раскладывала своеобразный пасьянс из пачек, пересчитывала сбережения. А в воскресенье обычно начинала выкладывать на диван заморские шмотки, которых хватило бы на пять жизней. Только ей и этого было мало.
– Ты можешь мне наконец объяснить, что с тобой? – Альберт встряхнул жену.
– Ладно, скажу, дурашка ты мой, баран ты мой соломенный! – пьяно засмеялась. – С сегодняшнего дня твоя милашка Алевтина стала начальником центра. Понял? Отныне я буду вершить дела не в пример этой зазнайке Тиуновой.
– Н-да, по этому поводу и я позволю налить бокал вина, – раздумчиво проговорил Альберт. Теперь-то все встало на свои места: Алевтина добилась своего. Да и Ирина Михайловна, о которой они так часто судачили, тоже достигла цели. Вот это характерец! Вышла все-таки замуж за иностранца, как и задумывала. В последнее время она встречалась с неким бельгийцем, проповедником из города Льежа. По словам Алевтины, это был вполне респектабельный западный джентльмен – стройный, веселый, остроумный Он вовсе не походил на христианских православных священнослужителей, облаченных в черные одеяния. Бельгиец носил элегантные костюмы, был по-спортивному сложен, не скрывал своего восхищения умом и красотой Ирины Михайловны. Они оформили заграничный паспорт Ирине и укатили в тихую Бельгию.
