Цю Сяолун - Закон триады

Qiu Xiaolong

A Loyal Character Dancer

Пер. с англ. И. И. Мансурова

Приношу благодарность за помощь моим друзьям Марвину Рено, Дэвиду Уолту, Бренде Сил и Ричарду Ньюмену. А также благодарю редактора Лауру Храска, чья кропотливая работа помогла моим героям жить на страницах этой книги.

В то апрельское утро Чэнь Цао, старший инспектор управления полиции Шанхая, незаметно для себя снова оказался на затянутой туманом улице, ведущей к парку Хуанпу.

Несмотря на относительно малую площадь – около шести гектаров, – парк благодаря своему удачному местоположению был одним из самых посещаемых мест в Шанхае. Напротив главных ворот высилась гостиница «Мир», а через задние ворота можно было попасть прямо на мост Вайбайду, название которого сохранилось со времен колониальной эпохи и буквально означало «Пешеходный мост для белых иностранцев». Особенно парк славился своей длинной, с плавными изгибами дорожкой для прогулок, вымощенной разноцветными плитами. Дорожка вела все выше; с вершины холма взгляду посетителя открывался вид на сверкающие под солнцем воды сливающихся здесь рек Хуанпу и Сучжоу. Добравшись до самого верха дорожки, можно было различить снующие в разных направлениях многочисленные суда на фоне темнеющего вдали Восточно-Китайского моря.

Чэнь сунул в турникет зеленый пластиковый жетон, и смотрительница с красной повязкой на рукаве, седая женщина по фамилии Чжу, поспешно подавив зевок, приветливо ему кивнула. Он был хорошо знаком работающим здесь людям.

Сегодня Чэнь оказался в парке самой ранней пташкой. Он направился к центральной лужайке, окруженной высокими тополями и раскидистыми ивами. В некотором отдалении от лужайки, за свежеокрашенными в зеленый цвет скамейками, виднелся изящный белый павильон с просторной верандой, построенный в европейском стиле. На листве в лучах восходящего солнца мириадами сверкающих глаз поблескивали капельки росы.

Прелесть парка усиливалась для Чэня связанными с ним ассоциациями. Он знал историю этого парка еще со школы. Официальные учебники того времени сообщали, что на рубеже XIX и XX столетий парк могли посещать только белые иностранцы. Вывески на воротах, которые охраняли индийцы-сикхи в красных тюрбанах, гласили: «Вход китайцам и собакам запрещен». После 1949 года коммунистическое правительство сочло подобные вывески выразительным примером пренебрежительного отношения западных властей к коренному населению страны и частенько цитировало этот оскорбительный запрет в целях патриотического воспитания. Было ли так на самом деле? Сейчас уже трудно установить, поскольку грань между вымыслом и правдой постоянно смещалась теми, кто приходил к власти.

С наслаждением вдыхая свежий запах речной воды, Чэнь поднялся по ступенькам к прогулочной дорожке. Сверкая крыльями в предрассветном освещении, над волнами носились вилохвостые качурки, словно возникшие из полузабытого сна. Уже стала заметной линия, разделяющая воды Хуанпу и Сучжоу.

Но парк притягивал к себе Чэня не только своей красотой и историей.

В начале семидесятых, закончив школу и не имея возможности ни учиться дальше, ни найти работу, он стал приходить сюда по утрам, чтобы позаниматься гимнастикой тайцзи. Спустя два-три месяца, в одно туманное утро, утомившись от занятий, он присел на скамейку и увидел рядом с собой потрепанный учебник английского языка. Откуда взялся учебник, он так и не смог установить. Иногда для защиты от сырости люди стелили на скамейки старые газеты или журналы, но только не учебники. Несколько недель Чэнь таскался в парк с этим учебником в надежде, что найдется его хозяин, но хозяин так и не объявился. И однажды, обескураженный бесплодной попыткой повторить особенно сложную позу, Чэнь присел на лавочку и наугад открыл учебник. С тех пор вместо комплексов упражнений тайцзи он стал изучать в парке английский.

Мать была встревожена такой сменой интересов. В то время читать что-либо помимо цитатника председателя Мао считалось предосудительным. Но отец, представитель неоконфуцианской школы, заметил, что, согласно древней теории у-син [1], занятия в парке благоприятны для сына: из пяти необходимых для человека первоэлементов Чэню немного недостает воды, поэтому ему полезно находиться в любом месте, расположенном поблизости от реки. Много лет спустя Чэнь захотел получше ознакомиться с теорией у-син, но тогда о ней ничего не писали.

Те утренние занятия в парке поддерживали его на протяжении всего периода культурной революции. И в 1977 году он поступил в Пекинский университет иностранных языков, набрав по английскому высший балл на вновь открывшихся вступительных экзаменах. А через четыре года, благодаря очередному стечению обстоятельств, его распределили на работу в управление полиции Шанхая.

Оглядываясь назад, Чэнь нередко думал, что вся его жизнь пронизана причудливой причинно-следственной связью поменявшихся местами инь и ян. Достаточно вспомнить учебник, забытый кем-то на скамейке в парке, или его юность, так неудачно пришедшуюся на годы культурной революции. Одно событие или какой-то случайный поступок вели к другим, так что невозможно было предвидеть, чем все это закончится. Причины и следствия сплетались в куда более сложную и запутанную сеть, чем события в детективах западных писателей, которые он переводил в свободное время.

Прохладный апрельский ветерок донес издали мелодичный перезвон больших часов на здании шанхайской таможни. Половина седьмого. Во время культурной революции они играли другую мелодию – «Алеет Восток». Подобно водному потоку, время не стоит на месте, а уносится прочь.

В начале девяностых, благодаря проводимым Дэн Сяопином экономическим реформам, облик Шанхая сильно изменился. В начале прошлого века в роскошных особняках, выстроившихся в линию на другой стороне улицы Чжуншаньлу, располагались самые преуспевающие западные компании. После 1950 года там располагались учреждения коммунистической партии. Теперь в особняках снова размещались представительства западных фирм. Городские власти стремились придать набережной Вайтань статус китайской Уолл-стрит. Преобразился и парк Хуанпу, хотя некоторые изменения Чэню не нравились. Как, например, бетонный, выстроенный в постмодернистском стиле Речной павильон, рядом с которым он сейчас остановился, – его громада угрюмо вырисовывалась на фоне серого предрассветного утра и как будто с подозрением за ним наблюдала. Впрочем, ведь и сам Чэнь, когда-то бывший бедным студентом, стал известным старшим инспектором шанхайской полиции.

Тем не менее он по-прежнему любил этот парк и, несмотря на чрезвычайную загруженность работой, находил возможность посещать его раза два в неделю, тем более что парк находился всего в четверти часа ходьбы от управления.

Невдалеке пожилой мужчина занимался гимнастикой тайцзи, быстро чередуя одно упражнение за другим: «схватить птицу за хвост», «аист расправляет крылья», «погладить гриву дикой лошади» – слева и справа… Интересно, подумал старший инспектор Чэнь, кем бы он стал, если бы в свое время более прилежно и упорно занимался гимнастикой. Возможно, сейчас он был бы таким же, как этот невозмутимый энтузиаст тайцзи, облаченный в шелковый белый костюм с широкими рукавами, с пуговицами, обтянутыми красным шелком. Чэнь был с ним знаком. Любитель тайцзи служил бухгалтером в государственной компании, которая находилась на грани банкротства. Тем не менее в данный момент мастер двигался в полной гармонии с вселенской энергией ци.

Чэнь присел на свою любимую зеленую скамейку, стоявшую под высоким тополем. На ее спинке во время культурной революции вырезали популярный лозунг: «Да здравствует диктатура пролетариата!» Как ни пытались его закрасить, иероглифы все равно легко было прочесть.

Чэнь достал из портфеля сборник цы и открыл его на стихах Ню Сицзи.

Он пропустил несколько строчек и прочитал последнюю строфу:

Вот и еще одно совпадение, думал он, барабаня пальцами по спинке скамьи. Не так давно, сидя в кафе на набережной, он прочел эту строфу одному другу – вернее, подруге… Сейчас она ступает по зеленой траве очень далеко отсюда. Однако старший инспектор Чэнь пришел сюда вовсе не для того, чтобы предаваться тоске по прошлому.