Ознакомительная версия.
Ольга Тарасевич
Крест Евфросинии Полоцкой
Александру, с признательностью и любовью.
Все события вымышлены автором. Все совпадения случайны и непреднамеренны.
Сюжет книги связан с историей православной церкви. В ходе работы над романом мне пришлось общаться с монахинями и священниками, и возникло впечатление, что любое художественное толкование канонических событий для глубоко верующих людей неприемлемо. Но я очень старалась, чтобы книга получилась светлой, а упоминаемое в ней зло было лишь объективным отражением жизни, в которой немало грехов и ошибок. Если же цель осталась недостигнутой и что-то будет восприниматься оскорбительно, я приношу свои глубокие извинения.
Он, Москва, 2007 год
Весна, даже московская, наполняла его сердце чарующим умиротворением.
Да, в Москве пыль, смог. Шум вечно текущих по проспектам автомобильных рек. Суетливые толпы людей, разбивающие утреннюю тишину звонками мобильных телефонов. Яркий неон рекламы, пожирающей сиреневую вуаль первых теплых сумерек.
А природа все равно упрямо прорастает через тлен мегаполиса. Взорвались салатовыми комками почки деревьев. Красно-желтые пятна – тюльпаны, нарциссы раскрасили клумбы, нежатся на солнце. Сквозь истошный скрип тормозов авто как звоночки, как колокольчики заливаются пташки. Тонкие голоса, пронзительные трели. И все это так прекрасно, что душа распускается, подобно цветку. Раскрывается, радуется. Воистину непостижимо щедр этот мир! Как прекрасно – жить, видеть. От умиления жизнью, от восторга, от красоты и преклонения замирает сердце, сбивается дыхание.
Он не любил такое настроение. Но ничего не мог поделать: неожиданный ливень всегда внезапен, холодит, отрезвляет. Очищает? Нет… Болото нельзя вычистить. На свалке не бывать порядку. Эпидемия распространяется быстро, заполоняя всех и вся.
Не без сожаления он закрыл жалюзи, отгородился от оранжевых полос заката в наливающемся темнотой небе. И щелкнул пультом телевизора.
Красивая темноволосая женщина со строгими глазами гневно сообщила: в Эстонии все же демонтировали памятник Бронзовому солдату. Зато Президент России распорядился оставить советскую символику на Знамени Победы.
«Игры, все одни игры, – с раздражением подумал он. – Как будто бы никто не догадается, почему самая многочисленная фракция в Государственной думе принимала такое решение. Все это уже было много-много раз. Хороший царь, плохие бояре. И никого не волнуют переживания ветеранов, думавших накануне празднования годовщины Победы, что их знамя уничтожено».
С экрана телевизора, разрывая на клочки человеческие судьбы, гремели взрывы очередных терактов.
Аварийная посадка самолета, массовое заражение гепатитом…
«Это агония, – мысленно констатировал он. – Последний стон угасающего мира. Но все равно надо пытаться отсрочить катастрофу».
От недавнего умиления в душе не осталось и следа.
Он выключил телевизор, подошел к письменному столу, отодвинул высокую стопку книг и включил компьютер.
Очень сложно было научиться пользоваться этой техникой. Потом стало боязно: а вдруг этот способ поддержания связи небезопасен, и содержание его разговоров узнают посторонние. Он до конца не понимал, как удается обеспечить конфиденциальность. Но его заверили – оснований для беспокойства нет.
Многочисленные пользователи уже находились в он-лайне. Рядом с их никами указывались города: Москва, Санкт-Петербург, Сочи, Красноярск, Самара.
Его всегда радовала столь обширная география. Причины, по которым в организацию приходили люди, были самыми разными. Кто-то искал правду, кто-то бежал от разочарования, кто-то хотел денег. Очень мало посвященных четко знали о том, над достижением какой цели ведется работа. Но сама цель – о, это единственно правильный ориентир в совершенно неправильном мире!
«Приветствую вас! Какие новости?»
Он отправил первое сообщение и сразу же нахмурился.
Из Москвы поступила тревожная информация. Надо было срочно что-то предпринимать. Потерев ноющее колено – застарелая травма мениска давала о себе знать, – он встал из-за стола и, расхаживая по комнате, погрузился в обдумывание плана…
Полоцк, 1116 год
Как она жила прежде без книг? Неужели это было: сплошные ровные рядки букв на пергаментной странице, и ничего не понять, не разобрать? Только радовался глаз витому орнаменту у заглавных литер да кожаным тисненым окладам с драгоценными каменьями, с жемчугом. И сердце замирало в предвкушении и ждало, ждало…
…С самого утра княжеский двор полон людей. В терем то и дело приходят гонцы из Киева, Новгорода. Случается, и из самой Византии. И тогда матушка укоризненно качает головой, завидев, как Предслава[1] норовит проскользнуть в покой князя Святослава-Георгия.
– Не отвлекай батюшку, – говорит она, поправляя синюю тунику под алым, расшитым золотом плащом.
Предславе не хочется расстраивать матушку. Она бы с радостью осталась в ее светлице и смотрела бы, как челядница вплетает в толстую русую косу атласные ленты. А вот уже и жемчужная корона венчает красивое, строгое чело княгини Софии.
С матушкой хорошо. Она знает множество историй. И Предславе начинает казаться, что она видит и седовласого князя Рогволода, и его дочь, своенравную красавицу-княжну Рогнеду.
Лицо княжны Рогнеды вспыхивает гневом: «Не хочу розувати рабынича, а Ярополка хочу».[2] Не снес Владимир обиды, пошел войной на Полоцк, мечом взял себе жену, нарек Гориславою. За родную разоренную землю, за убиенного отца, за неволю – за все решила отомстить Горислава-Рогнеда, отомстить кровью. Но увидел рабынич занесенный над ним меч. Увидел, осерчал. Только заступничество сына Изяслава спасло княгиню от неминуемой смерти, и они вернулись в Полоцк, и княжили.[3]
Но больше, чем про Рогволода и Рогнеду, Предслава любит слушать про деда, Всеслава Чародея. Ведь он приказал построить Софийский собор! Чудесный каменный собор, со звонкими колоколами, со сверкающими золотом куполами! Он ходил на Новгород, он остановил войско киевских князей. Победил в честном бою, а Ярославовичи отплатили ему коварным обманом. Но дед лишь сильнее сделался после плена, и стала процветать земля полоцкая, и расширились границы княжества.
Негромкий голос матушки журчит ручейком. Предславе нравится его слушать, но… В покое Святослава-Георгия все же интереснее. И князь никогда не серчает, что дочь наблюдает за тем, как он принимает гонцов, беседует с дружинниками и разбирает жалобы. Любимице дозволяется все.
А по вечерам начинается чудо из чудес. Батюшка достает из сундука книгу, пододвигает поближе свечу, и… читает. Из Святого Писания, из Жития Святых. И сердце Предславы замирает от благоговения. Великая мудрость сокрыта в тех пергаментных листах. Великое счастье. Чудо!
«Вот если бы выучиться, как он! И читать, и не ждать вечера. Все дни проводила бы за книгами», – думала Предслава, наблюдая, как взгляд князя скользит по строчкам.
А когда она осмелилась сказать об этом, самом заветном, желании, голубые глаза батюшки погрустнели.
– Мужской ум у тебя, дочка. Но надлежит жить как женщине. Тяжело тебе будет. Я же вижу, ты – другая, не как сестры. Им бы все наряжаться. Височные кольца, перстни, гривны,[4] да серьги примерять. Ты – другая, книги тебе нужны. Но доля-то твоя женская, – сказал Святослав-Георгий. Потом рассмеялся над ее потухшим личиком: – Ладно, будь по-твоему, дочка! Выучат тебя и читать, и писать. Иди завтра в софийский скрипторий[5] скажи, я велел, чтобы научили.
Как стрела, выпущенная из лука, понеслась Предслава на берег Двины, в заветную Софию. Стучат красные туфельки по бревенчатой дороге, а громче шагов стучит сердце, торопится к счастью.
И очень скоро таинственные литеры кириллицы и глаголицы,[6] написанные ровным уставом,[7] с титлами[8] открыли все свои тайны. Монахи диву давались, как быстро Предслава научилась читать и писать. Всего лишь пару дней провела она, склонившись над березовыми дощечками, заполненными мягким воском. Писало в ее руках выводило ровные безукоризненные литеры, почти не приходилось пользоваться закругленным кончиком, чтобы исправить ошибку.
Дощечки, воск, писало – а взгляд притягивает и настоящее, тонко заточенное гусиное перо, и чернильница. Предслава украдкой наблюдает за делающим список летописи монахом. Он аккуратно выводит литеры, рисует орнамент, а после на пергаментную страницу сыплется мелкий речной песок. Сыплется, сдувается, рождая мудрость, сохраняя великие знания.
Ознакомительная версия.
