Моему другу Мэтью Маршу
и в память о Генри Марше,
1982–2012
Из лондонской «Таймс», 24 апреля 1891 года
ТРУП В ХАЙГЕЙТЕ
Полиция не даёт объяснений по поводу особо зверского убийства, совершённого на Мертон-лейн, в обычно тихом и спокойном районе Хайгейта. Покойный, мужчина лет двадцати пяти, был убит выстрелом в голову, но особый интерес у полиции вызвал тот факт, что его руки до наступления смерти были связаны. Ведущий следствие инспектор Лестрейд склонен полагать, что эта ужасная смерть — разновидность казни и может иметь отношение к недавним беспорядкам на улицах Лондона. Жертвой, по словам Лестрейда, стал некий Джонатан Пилгрим, американец, который остановился в частном клубе в Мейфэйре и, видимо, приехал в английскую столицу по делам. Скотленд-Ярд связался с американским посольством, но пока выяснить адрес убитого и найти его родственников не удалось. Следствие продолжается.
ГЛАВА 1
РЕЙХЕНБАХСКИЙ ВОДОПАД
Кто-нибудь верит в историю у Рейхенбахского водопада? Сколько о ней было написано! Но, как мне кажется, во всех случаях отсутствовала одна важная составляющая — конечно же, истина. Взять, к примеру, «Журналь де Женев» и Рейтер. Их материал я прочитал от корки до корки — нелёгкий труд, потому что и там и там изложение до боли сухое, как и в большинстве европейских публикаций, словно новости они пишут по обязанности, а читатели никого не интересуют. Что же я узнал из этих сообщений? Что Шерлок Холмс и его заклятый враг профессор Джеймс Мориарти встретились — и оба нашли свою смерть. С тем же успехом речь могла идти о столкновении двух машин на дороге — столько страсти вложили в свою прозу эти два уважаемых печатных органа. Даже от заголовков разило скукой.
Но более всего меня озадачивает то, как описал эти события доктор Джон Ватсон. Его подробный рассказ об этой истории опубликован в журнале «Стрэнд магазин»: с той минуты, когда вечером 24 апреля 1891 года кто-то постучал в дверь его врачебного кабинета и до завершения его поездки в Швейцарию. Я в восхищении снимаю шляпу перед мастерством хроникёра, описавшего приключения, подвиги, быт и каждодневные действия великого детектива. Сидя за своей улучшенной моделью пишущей машинки «Ремингтон номер 2» (естественно, американское изобретение) и начиная этот грандиозный труд, я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что мне едва ли удастся соперничать с доктором Ватсоном в точности и увлекательности изложения, чему он остался верен до самого конца. В то же время я спрашиваю себя: как он мог до такой степени всё исказить? Ведь в этом деле столько очевидных нестыковок, что на них обратил бы внимание самый безмозглый комиссар полиции! Роберт Пинкертон говорил, что ложь — это как дохлый койот. Падаль — чем дольше лежит, тем больше смердит. И он бы наверняка сказал: от истории с Рейхенбахским водопадом за милю разит дерьмом.
Прошу простить, если вам кажется, что я слегка перегибаю палку, но мой рассказ — вот это повествование — начинается именно с Рейхенбаха, и всё последующее описание едва ли покажется связным, если не изучить факты, причём самым внимательным образом. Следующий вопрос: а кто, собственно говоря, я такой? Вы же должны знать, в чьей компании оказались. Позвольте сказать вам, что меня зовут Фредерик Чейз, я старший следователь детективного агентства Пинкертона в Нью-Йорке, в Европе оказался в первый и, вероятнее всего, последний раз в жизни. Внешность? Вообще говоря, человеку трудно описать себя самого, но скажу откровенно — красавцем себя никогда не считал. Волосы чёрные, глаза — тускло-карие. Худощав, за сорок, достаточно нахлебался за свою нелёгкую жизнь. Холост, о чём, к сожалению, можно судить по моему гардеробу, местами заметно обветшавшему. Если в комнате соберётся дюжина мужчин, я открою рот в последнюю очередь. Уж такой я человек.
Я оказался в Рейхенбахе через пять дней после столкновения, которое стало известно миру как «Последнее дело Холмса». Ничего «последнего», как нам теперь известно, в этом деле не было, и на многие вопросы только предстоит дать ответ.
Итак, начнём с самого начала.
Шерлок Холмс, самый выдающийся на нашей планете детектив-консультант, бежит из Англии, потому что опасается за свою жизнь. Доктор Ватсон, который знает этого человека лучше, чем кто-либо и который не позволит сказать дурного слова в его адрес, вынужден признать: Холмс в это время далёк от своей лучшей формы, крайне измотан из-за сложного положения, в котором оказался и на которое никак не может повлиять. Стоит ли его за это винить? За одно утро на него напали как минимум трижды. Сначала на Уэлбек-стрит мимо него пронёсся и чуть не сбил запряжённый парой лошадей фургон. Потом его едва не ударил по голове упавший или брошенный с крыши кирпич на Вир-стрит. А прямо у входа в жилище Ватсона его караулит какой-то вооружённый дубинкой и готовый пустить её в ход ражий детина. Разве удивительно, что Холмс решил бежать из страны?
Да, удивительно. Других вариантов тоже хватало, и я просто не могу представить, что было у мистера Холмса на уме, как при чтении рассказов о его приключениях я никогда не мог угадать, чем кончится та или иная история, какой бы эта концовка ни оказалась. Во-первых, с чего бы он взял, что на континенте он будет в большей безопасности, чем в непосредственной близости от своего дома? Лондон — это сплетённый из человеческих жизней густой клубок, город, который Холмс знает изнутри, где у него, по собственному признанию, есть много комнат («пять небольших пристанищ», по словам Ватсона) в разных частях Лондона, и адреса известны только ему.
Он мог изменить внешний облик. Собственно, он и так его изменил. На следующий день, когда Ватсон появляется на вокзале Виктория, он замечает пожилого итальянского священника, который беседует с носильщиком. Потом священник входит в вагон и садится рядом с Ватсоном, между ними завязывается разговор, и только через несколько минут Ватсон понимает: рядом с ним его друг. Холмс выглядит настолько убедительно, что вполне мог бы следующие три года играть роль католического священника, и никто ничего бы не заподозрил. Он мог бы легко обосноваться в итальянском монастыре. Падре Шерлок… Это бы выбило его врагов из седла. Вполне возможно, его бы оставили в покое и позволили найти время для других увлечений, например, для разведения пчёл.
Но Холмс срывается с места и отправляется в путешествие, которое никак нельзя назвать продуманным, и просит Ватсона составить ему компанию. Зачем? Даже самый безмозглый преступник сообразит: куда поедет один, туда, скорее всего, поедет и другой. Не будем забывать, что в нашем случае речь идёт о преступнике отнюдь не рядовом, это мастер своего ремесла, которого сам Холмс страшится и которым в то же время восхищается. Я не допускаю и мысли о том, что он мог недооценить Мориарти. Здравый смысл подсказывает мне: его намерения были иными.
Вот маршрут Шерлока Холмса: Кентербери, Ньюхейвен, Брюссель, Страсбург, и на всём этом пути за ним идёт слежка. В Страсбурге он получает уведомительную телеграмму от лондонской полиции: вся шайка Мориарти обезврежена. Но эта информация оказывается ложной. Одной ключевой фигуре удалось проскользнуть сквозь расставленные сети, впрочем, этот образ едва ли следует признать верным: такая крупная и жирная рыба, как полковник Себастьян Моран, к этим сетям даже не приближалась.
Кстати говоря, полковник Моран, лучший снайпер Европы, агентству Пинкертона был хорошо известен. К концу карьеры его знали все правоохранительные службы планеты. Когда-то он прославился тем, что за одну неделю в Раджастане пристрелил одиннадцать тигров — этот результат вызвал зависть у других охотников и ненависть у членов Королевского географического общества. Холмс называл его вторым самым опасным человеком в Лондоне, тем более что побудительным мотивом для него были исключительно деньги. К примеру, он убил выстрелом в голову весьма почтенную вдову миссис Абигайл Стюарт, когда та играла в бридж в гостинице «Лодер», лишь по одной причине: оплатить свои карточные долги в клубе «Багатель кард». Любопытно, что когда Холмс читал телеграмму от лондонской полиции, Моран находился от него в какой-нибудь сотне ярдов, мирно попивая травяной чай на гостиничной террасе. Что ж, этим двоим вскоре предстояло встретиться.
Из Страсбурга Холмс перебирается в Женеву и неделю путешествует по заснеженным холмам и симпатичным деревушкам в долине Роны. Эту интерлюдию Ватсон характеризует словом «наслаждение» — с моей точки зрения, это слово вряд ли уместно в сложившихся обстоятельствах, и нам остаётся только восхищаться тем, как эти два близких друга получают удовольствие от общения даже в столь нелёгкий час. Холмс всё ещё опасается за собственную жизнь, к тому же опять едва не становится жертвой несчастного случая. Он идёт по тропинке вдоль озера Добензее, любуясь на безмятежную стальную гладь воды — и вдруг с горы над его головой срывается валун. Местный гид уверяет его, что подобное в здешних краях случается, и я склонен ему поверить. Я ознакомился с картами, проверил расстояния и пришёл к выводу: враг Холмса его заметно опередил и уже ждёт его прибытия. Так или иначе, Холмс убеждён, что на него совершено очередное нападение, и проводит остаток дня в состоянии крайнего возбуждения.