Ознакомительная версия.
Татьяна Полякова
Мое второе я
Я таращилась в окно и занималась самовнушением, повторяя, точно мантру: «Я прекрасно обхожусь без него», и загибала для верности пальцы, боясь сбиться со счета. Чтобы самовнушение подействовало, повторить одну и ту же фразу следовало сто восемь раз, об этом я вычитала в книжке с впечатляющим названием «Как стать счастливой за тридцать дней». С начала моих упорных трудов прошло уже двадцать семь, а счастьем пока не пахло. Так и подмывало сесть в машину и оказаться через два часа в соседнем областном центре. Но я даже думать себе об этом запретила.
Год назад я твердо решила: с авантюрами пора завязывать, потому что, ясное дело, добром они не кончатся, а вновь встретиться с объектом моих вожделений — это значит оказаться в очередной раз замешанной в историю. Не могу сказать, что в два десятка предыдущих втравил меня он. Тут как посмотреть… Но я точно знала: стоит нам встретиться… в общем, не стоит нам встречаться. Хотя очень хотелось. Если не встретиться, то, по крайней мере, узнать, чем он сейчас занят.
— Нет и еще раз нет, — твердо произнесла я и даже хлопнула по столу ладонью. — В моей новой жизни ему нет места.
Я удовлетворенно кивнула, поражаясь собственной твердости. Новую жизнь я начала с открытия галереи. Меня всегда тянуло к искусству. Здание под галерею я приглядела в самом центре города, туристы бродили здесь толпами. Помимо галереи, я держала магазинчик с сувенирами. Торговля шла неплохо. Впрочем, денег мне и без того хватало, но я не относила себя к категории бездельниц и точно знала: у человека должно быть дело, желательно с большой буквы. Иначе дурные гены и скука сведут на нет мой порыв, и я вернусь к прежним привычкам. Теперь, перечитывая на досуге Уголовный кодекс, я тихо вздыхала, радуясь, что господь долгое время проявлял завидное терпение в отношении моей особы, но впредь испытывать его доброту было бы весьма неосторожно. Чему мой папа яркий пример.
Папа был карточным шулером. Кем была моя мама — неизвестно, папа говорил об этом крайне осторожно и как-то неубедительно. Рассказ обычно заканчивался фразой: «Я был недостоин твоей мамы, и она меня оставила». Может, мама и поступила мудро, но могла бы и меня с собой прихватить. И то, что она этого не сделала, рождало в моей душе наихудшие подозрения.
Папины друзья были сплошь колоритными личностями, но не являлись подходящей компанией для несмышленой девчушки. В результате воспитание я получила своеобразное. С куклами и сказками про Золушку и добрых гномов мы разминулись, а вот о том, как сделать так, чтобы средства граждан перекочевывали из их карманов в мой, я знала не понаслышке.
Несмотря на свою бурную жизнь, папа не забывал о моем образовании, и с сентября по июнь я жила у его тетки, доброй, трудолюбивой и набожной. Она внушала мне, что жить надо честно, и неустанно молилась за отца, у которого понятия о честности было свое и весьма неординарное. Летом папа брал меня на каникулы, и тетушкины наставления тут же мною забывались. Жизнь отца, суматошная, веселая и полная приключений, не шла ни в какое сравнение с тихим, размеренным существованием тетки. Папу очень беспокоило мое будущее, и он часто повторял:
— Слушай тетю…
Я кивала в ответ, не собираясь следовать его совету.
Когда я поступила в институт, он вздохнул с облегчением, но радовался недолго. Тетя умерла в бытность мою студенткой второго курса. Папа вынужден был перебраться в квартиру, где мы с ней жили до этого, потому что считал неправильным оставлять меня «в таком опасном возрасте» без внимания. Уверена, папа хотел как лучше… А получилось… впрочем, сейчас не об этом. Папина карьера прервалась внезапно и довольно драматично. Чтобы избежать близкого знакомства с прокуратурой, он спешно покинул Родину и теперь обретался на Французской Ривьере, где, должно быть, испытывал терпение тамошней полиции. Мне он звонил дважды в месяц, уверяя, что нашел отличную работу, и даже звал к себе отдохнуть, но просил сообщить об этом заранее, чтоб он смог договориться об отпуске. Хорошо зная папу, я была уверена: половина из того, что он мне рассказывал, — фантазия, а вторая половина — благие намерения, которым не суждено осуществиться, потому что папа из тех, о ком обычно говорят: «горбатого могила исправит».
В общем, пример отца заставил задуматься, и я решила стать законопослушной гражданкой, чтобы в пятьдесят лет не оказаться, подобно ему, в чужой стране с перспективой одинокой старости.
В моих ближайших планах значилось создание семьи, и с этой целью я приглядывалась к молодым людям из своего окружения, которых, кстати сказать, было немало. Обеспеченных и весьма достойных. Но никто из них не заставил мое сердце дрогнуть или, на худой конец, забиться чуть быстрее обычного. Я начала хитрить и убеждать себя, что для счастливого брака любовь вовсе не является такой уж необходимостью. Ее вполне могут заменить уважение, доверие… Тут на меня, как правило, накатывала тоска, и являлись непрошеные мысли о некоем молодом человеке, который моей любви абсолютно не заслуживал, и вместе с тем… в общем, оставалось таращиться в окно и повторять: «Я прекрасно обхожусь без него».
Со счета я все-таки сбилась, чертыхнулась досадливо и решила выпить кофе. И в этот момент услышала знакомый голос за дверью:
— Здорово, девки. Хозяйка здесь?
Адресовалось это менеджеру по продажам и бухгалтеру, находившимся в смежной комнате, а зычный голос принадлежал Раисе. Она когда-то была любовницей моего отца. Несмотря на то что сбежал он от нее буквально через месяц после знакомства, она до сих пор испытывала к нему добрые чувства и даже намеревалась посетить его во Франции, от чего мне удалось отговорить ее с большим трудом. Я подозревала, что папа вовсе не придет в восторг, обнаружив ее на своем пороге. Он называл Раису не иначе как клофелинщицей и умолял меня держаться от нее подальше.
На нашу дружбу папины слова никак не повлияли, хотя они были недалеки от истины. Раиса действительно некоторое время промышляла тем, что, сведя знакомство с несмышлеными и охочими до приключений представителями мужского пола, обчищала их карманы, опоив за ужином снотворным. Однако и ей в голову приходили вполне здравые мысли о том, что добром это не кончится, она оставила дурные привычки и вышла замуж. Трижды. С первыми двумя супругами я была незнакома, третьим ее избранником стал состоятельный вдовец. Поначалу она уверяла, что жизнь с «папулей» просто сказка, но очень скоро заскучала и в один прекрасный день его покинула, при этом совершенно не претендуя на половину его собственности, тем самым введя в смущение многочисленных злопыхателей. Супруг не мог взять в толк, чем не угодил Раисе, и умолял ее вернуться, в благом порыве переписав на нее все свое имущество. Раиса осталась непреклонной, но «папулю» время от времени навещала и обращалась с ним так, точно не он ей в отцы годится, а она ему в матери. Пару лет назад она помогла мне выпутаться из передряги, которая могла закончиться печально, и с тех пор неутомимо этим пользовалась. И сейчас, заслышав ее голос, я вздохнула, пытаясь угадать, что ей понадобилось на этот раз. Дверь распахнулась, Раиса вошла и с неодобрением огляделась. Мой роскошный кабинет, выдержанный в серо-голубых тонах, по непонятной причине навевал на нее тоску.
— Привет, — сказала Раиса, прошла к столу и устроилась в кресле с сиротским видом. Подозрение, что моя спокойная жизнь дала трещину, лишь окрепло.
Особой красотой подруга похвастаться не могла: среднего роста, крепкая, с широкими бедрами и небольшой грудью, она была полной противоположностью красоток, фотографии которых встретишь в любом глянцевом журнале. Лицо круглое, курносое, с веселыми карими глазами, а волосы, темные, довольно длинные, она собирала в хвост на затылке. По моим прикидкам, ей было тридцать три — тридцать четыре года, примерно на столько она и выглядела. Одевалась кое-как, а косметикой не пользовалась. Оставалось лишь гадать, что такого в ней находили мужчины, от которых отбоя не было. Как-то я, набравшись отваги, задала ей этот вопрос. Раиса надолго задумалась, а ответила вполне серьезно: «Я добрая». В свете ее дурных привычек это выглядело издевательством, но я сочла за благо промолчать. И правильно. Разозлиться подруге ничего не стоило, а в гневе она страшна. Просто удивительно, сколько в ней было силы, физической я имею в виду. Однажды некий тип сделал в ее адрес оскорбительное замечание, Раиса подошла к нему и подхватила опешившего мужика на руки. Бедняга так обалдел, что позволил пронести себя от столика до окна (эта памятная сцена разыгралась в ресторане). В абсолютной тишине подруга швырнула успевшего прикорнуть на ее груди мужика в это самое окно, вместе с осколками которого он вскоре и оказался на асфальте.
— Приличные люди женщинам не хамят, — заявила она, оставила на столе деньги за ужин, который мы так и не успели закончить, а также за разбитое стекло и кивнула мне: — Идем, Маруся.
Ознакомительная версия.
