Ознакомительная версия.
Анна Малышева
Алтарь Тристана
Всю ночь с крыши лилась талая вода и в водосточной трубе, проходившей прямо за окошком мансарды, ворчал и клекотал, как рассерженный ворон, нарастающий поток. Этот шум врывался в сон Александры и странным образом преображал его. Сначала она видела ворону, сидящую на письменном столе, заваленном бумагами. Птица распускала крылья и раскрывала клюв, издавая хриплые звуки. Засмотревшись на нее, художница внезапно ощущала в комнате чье-то присутствие. А обернувшись, видела стоящего у дальней стены мужчину, в котором узнавала человека, погибшего прошлой осенью[1]. Александра не испытывала страха при виде его, только печаль. Ей хотелось поговорить с ним, но она не могла произнести ни слова. Потом мужчина исчезал, и на том месте, где он стоял, оставалось лишь солнечное пятно на дощатой стене. Затем появлялся поезд, он несся по заснеженной равнине. Александра сидела на нижней полке, сцепив руки в замок и обхватив ими колени, и следила за тем, как за окном в темном синем небе несется полная луна. Ее зеленоватый фосфорический блеск завораживал женщину. Александра пыталась вспомнить, куда она едет, но не могла: журчащий шум колес путал ее мысли, и без того несвязные, будто чужие…
…Стук в дверь разбудил женщину, разорвав ткань ее сна, уже истончившуюся, сквозь которую все яснее пробивались звуки реального мира. Александра села в постели и, ежась, натянула на грудь покрывало. Осознав, что стук ей не приснился, женщина вскочила, натянула свитер и торопливо подошла к двери.
– Открой же! – послышалось с лестничной площадки. – Ты там жива?
Узнав голос Стаса – скульптора, который занимал мастерскую на третьем этаже заброшенного особняка, уже много лет служившего ей пристанищем, Александра немедленно отворила дверь.
Сосед, против обыкновения, был чисто выбрит. Его лицо, поразительно напоминающее лик фавна, изваянного античным скульптором, казалось свежее и даже моложе. Буйные каштановые кудри, спускавшиеся до плеч и почти не тронутые сединой, еще хранили следы мокрых зубьев расчески. Зато шрам поперек лба – память о неудачном романе и стычке с мужем соблазненной женщины – багровел особенно зловеще. Вероятно, умываясь, Стас тщательно его тер.
– Какой ты сегодня! – не удержалась Александра. – Прямо жених!
– А что же… – скульптор пожал плечами, оглядывая обширный чердак, целиком отданный под мастерскую. Его взгляд перебегал из угла в угол, цепляя груды сложенных старых холстов, кипы книг, ломящиеся от папок с бумагами полки. – Может, и женюсь еще. Ты одна?
– Как всегда.
Женщина отметила, что скульптор одет не в халат, с которым расставался лишь выходя в город. Сегодня его могучие плечи обтягивал джемпер, в вырезе Александра с изумлением узрела свежую, выглаженную рубашку. Таким элегантным она не видела Стаса никогда за многие годы их знакомства и соседства.
– У меня к тебе просьба… – помявшись, нерешительно проговорил тот. – Нижайше прошу…
– Да все, что хочешь! – озадаченная, ответила она. – Только денег у меня сейчас почти нет, но в ближайшее время ожидаю получить с одного клиента, я ему две картины чистила, глянец наводила…
– Нет, какие деньги! – отмахнулся Стас. – Деньги у меня есть, напротив, тебе же хотел предложить, за услугу. Понимаешь, я уезжаю. И может быть, надолго. Надо присмотреть за моей мастерской. Ключи я тебе оставлю.
– А Марья Семеновна?! – воскликнула Александра.
– Она тоже едет, только к родне, в Подмосковье. У нее там сестра заболела, так что нужен уход.
– Получается, я остаюсь здесь одна… – упавшим голосом проговорила женщина.
– То-то и оно. Ведь ты останешься?
Александра промолчала. Остатки сна окончательно покинули ее. Новость была убийственная.
Этот старый особняк, в самом центре Москвы, в одном из кривых переулков Китай-города, вымирал уже давно. Он находился в ведении Союза художников, и когда-то мастерские в нем считались престижными. Но время шло, здание ветшало и постепенно превращалось в трущобу. Батареи центрального отопления давно лопнули, горячей воды не было давно, а холодная едва поступала на верхние этажи. Зато в подвале ее хватало с избытком, он стоял затопленным. Первый этаж оккупировали крысы. На втором и третьем остались две условно жилые квартиры, только одна из которых была занята. Там обитал скульптор со своей домработницей, моделью, нянькой и музой, как он сам всегда ее аттестовывал, – Марьей Семеновной, суровой старухой с несгибаемым характером и железными зубами. Четвертый этаж пустовал давно – там провалились полы. Выше была лишь мансарда, которую вот уже тринадцать лет считала своим домом Александра.
Их осталось всего трое, самых упорных, неподдающихся обитателей обветшалого строения, и они бессознательно держались друг за друга. Каждый опасался, как бы не оказаться последним. Александра была свидетелем того, как один за другим исчезали владельцы мастерских. Кто-то нашел помещение со всеми удобствами, кто-то уехал из города, кто-то умер… Художница знала, как ленив и безалаберен Стас, и верила в то, что скульптор ни за что не согласится расстаться с вольной жизнью, которую вел в этом доме. Марья Семеновна, осуждавшая каждого уехавшего и даже умершего (полагая, вероятно, что последние имели выбор и распрощались с жизнью по своему малодушию и пристрастию к комфорту), не раз говаривала, что останется в доме до тех пор, пока не начнут рушиться стены. И вот, они уезжали…
– Что с тобой? – тревожно спросил Стас, наблюдавший за ее лицом. – Ты, часом, плакать не собираешься?
Александра машинально поднесла руку к лицу, коснулась век тыльной стороной ладони. Рука осталась сухой, но женщина ощущала, что слезы близко. Она и сама не ждала от себя такой эмоциональной реакции. Ей приходилось, особенно в последнее время, сталкиваться с тяжелыми испытаниями, терять близких людей, друзей, попадать в опасные передряги, из которых не всегда удавалось выйти благополучно… Но женщина не плакала, ей казалось, что она просто разучилась это делать. Очень давно, с тех самых пор, как четырнадцать лет назад переступила порог этой мансарды вслед за своим мужем, художником, давно уже покойным… Именно в пору жизни с ним она и усвоила простой урок – слезы ничем не помогут.
Но сейчас художница была готова разрыдаться. Стас, как многие мужчины, боялся женских слез. Видя состояние соседки, он заторопился и преувеличенно бодрым тоном произнес:
– Ну, так договорились? Присмотришь за моим хозяйством? Ключи – вот… – Он почти насильно вложил ей в ладонь три ключа на кольце. – Деньги я оставил там, на столе, войдешь и увидишь…
– Постой, ты уезжаешь прямо сейчас?! – воскликнула она.
– Да, вещи уже отнес в машину. Меня ждет друг, на улице. Подкинет в аэропорт.
– Куда же ты?
– В Черногорию. На натуру, понимаешь.
– Какая натура… – протянула женщина. – Твоя натура – это бюсты богатых покойников да надгробные памятники, с их же портретами… Все вдохновение – дома, не сходя с места!
Именно изготовление памятников и доставляло скульптору основной и часто немалый доход. «Для себя» он творил мало и обычно бросал работу неоконченной, отвлеченный то очередным заказом, то запоем, то романом с юной моделью или скорбящей по утраченному мужу клиенткой. Стас оскорбленно дернул чисто выбритым подбородком:
– Ну да, конечно, я ремесленник, деляга, а ты – адепт чистого искусства! Давно писала что-то? Все чужие картинки реставрируешь или бегаешь по Москве, всякую дрянь перепродаешь.
– И не скрываю этого! – заносчиво ответила Александра. – Кто бы говорил про чистое искусство!
– Так отказываешься, что ли?
Женщина перевела дух и заставила себя успокоиться. «Стоит ли ругаться? Не нам с ним упрекать друг друга. Оба вынуждены зарабатывать деньги. Но он уедет, и я останусь одна во всем доме…»
Эта мысль ее ужасала. Она подняла глаза на Стаса, стоявшего в выжидательной позе, чуть подавшись вперед.
– А что же Марья Семеновна, уже уехала?
– Утром еще. Отправил ее малой скоростью на историческую родину. Поскрипела своими кащеевыми зубами, но сдалась. Так присмотришь?
– Идет, – вздохнула женщина, опуская ключи в карман висевшей на спинке стула куртки. – Что же делать…
– Тогда у меня будет к тебе еще поручение! – оживился Стас. – Сделай милость, выручи по-дружески! Придет клиентка, может, даже сегодня, забрать заказ. Ты ей, пожалуйста, открой, проведи в мою пещеру и отдай, что причитается. Она сама знает что.
– Рискованно! – заметила Александра. – А если она не найдет свой заказ? У тебя же там завал. Ты меня просвети, что она конкретно будет искать?
– Стенную нишу, а на задней стенке барельеф, небольшой, – Стас обрисовал размеры несколькими размашистыми движениями рук. – Метр на шестьдесят сантиметров. Отливка из гипса.
Ознакомительная версия.
