Андрей Мягков
«Сивый мерин»
Замечательного актера Андрея Васильевича Мягкова большинство зрителей знают по двум фильмам: «Ирония судьбы, или С легким паром!» и «Служебный роман». Обе работы отмечены государственными наградами, а случайно оказавшийся в городе на Неве и там нашедший свое счастье доктор Лукашин из «Иронии судьбы» стал персонажем культовым и популярен до сих пор. Между тем кинокартин, где снимался Мягков, — несколько десятков. Больше пятидесяти, по подсчетам самого актера.
Спектаклей, в которых играл он и продолжает играть, еще больше. Сначала благодарные зрители аплодировали ему в «Современнике», потом во МХАТе, куда Мягков перешел в 1977 году. А вот роман пока один. Литературный роман актера. Талантливого человека, прожившего большую жизнь в искусстве, не умеющего играть (а теперь и писать) хотя бы с еле уловимой долей фальши.
Кинематограф, театральное действо проглядывают сквозь строки романа. Близко к сценарному построение текста, сжато и точно выписаны характеры. Действие развивается поразительно быстро, но без спешки, что дает возможность следить за приключениями героев этого «детектива».
Кавычки, в которые взято слово, обозначающее жанр… Уместны они? И да, и нет. К месту они потому, что детектив — верно найденная форма повествования. Чтобы держать читателя в напряжении. А не совсем к месту потому, что роман — не об очередной криминальной разборке в стиле «бандитских 90-х», не о переделе собственности, равной по масштабу России, и даже не о психологическом поединке умного и опытного следователя с умным и опытным преступником. Роман — «о времени и о себе». О том чудовищном историческом разломе, куда все мы попали и продолжаем попадать. Иными словами, это роман человека, наверняка знающего, что «о времени и о себе» — тема вечная и проблема тоже вечная. В искусстве, а уж тем более в русской литературе. Вот с этим знанием, с этим пониманием, с этой тревогой и высочайшей неоднозначностью и написана книга. Неоднозначностью в том смысле, что великий вопрос прошлого, настоящего и, видимо, будущего опять задан, но опять не отвечен.
И еще надо сказать о том, что вроде бы и не относится к «литературному дебюту» знаменитого актера. О том, что первую свою значительную роль в кино Андрей Мягков сыграл в «Братьях Карамазовых», поставленных выдающимся режиссером Пырьевым по роману Достоевского. Молодой Мягков сыграл в этом фильме Алешу Карамазова, человека юного и, пожалуй, самого сомневающегося, самого несчастного из братьев. И потом Мягков доносил до зрителей глубочайшие нравственные переживания многих и многих героев русской литературы.
Теперь значительная часть этого громадного опыта превратилась в роман. Какими неведомыми путями произошло это? Как мысли и чувства одного художника, преображаясь и многократно изменяясь, оказываются в поле зрения… то есть в поле душевной тревоги другого?
Пути эти бесконечно далеки от нас. И близки нам всегда.
Невероятно близки.
Владимир Вестер
Май 2006-го был необычно жарким. Синоптики утверждали, что такой весны не было с незапамятных времён. Термометр показывал 25 градусов в тени. Ещё в конце апреля выпал снег. Ночами подмораживало, тротуары, улицы, дворы превращались в сплошной каток, днём всё это не успевало оттаивать и лёд покрывался тонким слоем воды. Уборочный транспорт по обыкновению отдыхал — не ждали стихии, люди скользили, падали, ломали руки-ноги, машины двигались по улицам как в замедленной съёмке, бесконечные столкновения, клаксоны, ругань, пробки… Метеорологи во всём винили плохо управляемый циклон непредсказуемого охвата действия, который-де почему-то движется с севера, хотя по всем правилам метеонауки обязан заходить с юго-запада. По телевидению, прерывая праздничные передачи, с экстренными заявлениями выступал какой-то озабоченный предстоящими выборами демократ и тщательно подбирая слова заботился о дорогих москвичах: учил, как в гололёд вести себя на улицах, как помогать прохожим при первых признаках увечий: никаких, сами понимаете, дач, никаких загородных прогулок, не говоря уже о демонстрациях и прочих несанкционированных волеизъявлениях. Пусть себе коммунисты, коли приспичит. А мы — ни-ни. Только дома.
Это было 30-го.
А наутро глянувший в окна электорат не поверил своим глазам: от снега не осталось даже маленьких лужиц, тротуары исходили паром, как будто их полили кипятком, а на ветках деревьев пробивалась едва заметная зелень.
Весна!
…По утрам телефон звонил гораздо громче обычного. Днём — нормально, даже приятно-мелодично, вечером, если не очень поздно — терпимо. А утром…
Дима вздрогнул, сел на кровати. Часы показывали без четверти семь. Интересно, кто это обнаглел до такой степени? Мало того, что память отказывалась воспроизводить большую часть вчерашнего вечера, голова шумела как взлетающий бомбардировщик, а во рту ощущался привкус французского камамбера, давно израсходовавшего срок годности, так тут еще эти неуклюжие сюрпризы, будь они неладны. Ну что же, надо смело констатировать: утро (если это утро, конечно) явно не задалось. Он сделал над собой усилие, попытался опустить ноги на пол. С первого раза это у него не получилось по достаточно уважительной, но весьма неожиданной причине: рядом кто-то спал и, видимо, так сладко, что омерзительные трели захлёбывающегося телефона не производили на эту «кто-то» ни малейшего впечатления. Дима вернул тело в исходное положение и закрыл глаза.
Так. Это уже серьёзно.
Значит, вчера… Утром была встреча с «Гоголем», всё, вроде, прошло как обычно… Потом Веткин «салон», пришёл туда один, это, кажется, единственное, что он помнил наверняка… Потом… А вот что потом… Да, такого с ним ещё не бывало…
Он осторожно перелез через улыбающуюся во сне рыжую красавицу («тоже мне — серый волк», — подумал про себя), надел махровый халат, взял трубку, направился в кухню.
— Да?
— Что случилось?
— Кто это?
— Что случилось?!
— С кем? — Он ещё не проснулся, плохо соображал, но голос показался знакомым. — С кем случилось?
— Что с портфелем?
— С портфе… А-а-а, с портфелем. Доброе утро, Владимир, я вас не сразу узнал. С портфелем всё в порядке, как обычно. А в чём дело?
В трубке долго молчали, так что вопрос пришлось повторить.
— Что-нибудь не так?
— Сейчас шесть сорок пять. Ровно в десять за тем же столиком. Это не просьба. Вы меня поняли?
Диму неприятно резанул приказной тон собеседника, обычно подчёркнуто вежливый. Он хотел уточнить — за каким это «тем же столиком», но вовремя спохватился: по телефону подобные вопросы были явно неуместны.
Понял, конечно. В «Славянском», в десять. А что, собственно… Договорить он не успел — короткие гудки отбоя обозначили окончание связи.
Этого ещё недоставало!
Похмелье исчезло, как и не было, сознание включилось в работу со скоростью цепной реакции. Так. Спокойно… Конечно, произошло что-то экстраординарное, иначе Сомов ни за что не назначил бы встречу.
Что?
Судя по тону и брошенной трубке — недовольны именно им, Дмитрием Кораблёвым и не скрывают этого, а наоборот, как бы даже демонстрируют. Значит — «прокол».
Где? Когда? В чём?
Три вопроса, на которые предстоит ответить незамедлительно, какого бы напряжения памяти это ни стоило.
Вчера на встречу с «Гоголем» — так Дима про себя называл партнёра — он опоздал минут на пять, не больше: подвела пробка на Садовом. Ну так что? Живые люди — всякое случается. Бывало, и «Гоголь» опаздывал, прибегал с высунутым языком — нормально. Какой тут криминал? Обмен портфелями прошёл до банальности гладко, без сучка, без задоринки. Около часа после этого, как и все предыдущие разы — так было оговорено с Сомовым с самого начала и Диме ни разу не приходило в голову менять условия «игры» — около часа после встречи он мотался по городу: менял направления, останавливался, заезжал в незнакомые дворы — никакой слежки за ним не было. Это 100 %.
Дальше, правда, удачно начавшийся день пошёл по нисходящей: этот дурацкий «салон» у Ветки, калейдоскоп незнакомых лиц, гам, выпендрёж, текила с солью (ты что, выпил текилу БЕЗ СОЛИ?! Ненормальный. Заешь хотя бы лимоном!). Потом, кажется, если не приснилось, танцы, разгорячённые, на всё готовые женские тела…
Затем провал — как добирался до дома, как парковался, кто эта рыжая дива под боком…
Дима подошёл к окну — машина стояла у тротуара, на своём обычном месте. Слава Богу, кажется, тут повезло.
Да, конечно, нельзя сказать, что остаток вчерашнего дня был проведён безукоризненно. Ну так что? Кому и когда он давал обещания быть пай-мальчиком? Ещё не хватало! Тем более что всё это случилось после передачи портфеля и не имеет к Сомову ни малейшего отношения.
