— Тратить деньги, — сказал суперинтендент Минтер, — это искусство. Вы замечали, что происходит с людьми, которые разбогатели внезапно? Они тут же пускаются во все тяжкие. Да-да, это так. Сперва-то они собираются действовать честь по чести, но скоро дают слабину. Парень, купивший выигрышный билет в тотализаторе, поначалу уверяет, что не бросит работу в бакалейной лавочке, а девчонка, получившая в наследство от дядюшки из Австралии миллион долларов, заявляет репортерам, что ей ничего не надо, кроме маленького домика в деревне, где дорожки в саду обсажены розами. А кончается тем, что парень едет в Монте-Карло, чтобы проверить, как работает придуманная им система выигрыша в рулетку, а девчонка становится «королевой ночных клубов».
У таких людей в голове не помещается, как не богатые, но состоятельные люди, у которых денег в четыре раза меньше, чем у них, ухитряются жить в два раза лучше. А дело в том, что умению тратить деньги надо учиться с детства. Вам должны это вдолбить и в школе, и дома, и усвоить это чуть ли не труднее всего.
Я знавал одного гуся, которого никогда этому не учили. А с другой стороны, был знаком и с таким, кто этим искусством овладел. Сколько миллионов было у этого второго, понятия не имею. Может, вообще ни одного. Люди ведь как думают? Если человек живет в огромном доме, а тратиться не любит — значит, он миллионер. Но, конечно же, у мистера Джонсона Гутта денежек хватало.
У него был один ребенок, дочь, и, по моим сведениям, он рассчитывал выдать ее замуж за пэра Англии. Но вместо этого она стала женой обычного джентльмена. Нет, я вовсе не пытаюсь шутить. С обоими парнями я знаком. Так вот, лорд Как-там-бишь-его-звали с той поры уже дважды женился, и дело о его втором разводе будет рассматриваться в суде вскоре после Нового года.
А с молодым офицером по фамилии Фэрлайт Элси Гутт познакомилась на танцах. Через месяц она уже носила его фамилию.
Старина Гутт высказался о дочери и ее матери весьма нелицеприятно, припомнив похождения последней в Шотландии, где она побывала за девять месяцев до рождения ребенка. Надеюсь, девчонке повезло, и он не соврал. Что уж хорошего в том, что твое сердце гонит по жилам паршивую кровь Гутта?
Как бы то ни было, старик выставил ее за дверь без ничего, да еще и отправил ее молодому мужу счета по тем долгам, которые она наделала до замужества.
Капитан Фэрлайт уволился из армии и пустился в безнадежную авантюру. Иными словами, он решил завести птицеферму. Для армейских джентльменов это обычное дело: им по душе командовать — хотя бы курами.
Тогда-то я с этой парочкой и познакомился. Они, как выражаются уголовники, были под моим приглядом, когда я служил в одном из окраинных районов Лондона.
Среди моих знакомых нашелся и такой, кто умел управляться с курами. Звали его Линси, он был настоящий мастак в этом деле. Еще бы он не был! Линси запросто умел раскусить, действительно курочка способна нестись или только кудахчет об этом. Так что через полгода после знакомства с Фэрлайтами, видя, что их состояние тает со скоростью трех пунктов в день, я решил прийти к ним на выручку, вспомнил про Линси и отправился к нему в гости.
Он жил в приличном доме в Бэйсуотере и держал двух слуг — мужчину и женщину, а может, еще и быка с ослом на заднем дворе. И, разумеется, избегал кривых дорожек.
— Да, супер, — как-то говаривал он мне, — не всякая игра стоит свеч. Умных людей на свете слишком мало. А ведь только умника легче всего подцепить на крючок. Ни один настоящий дурак не купит у тебя золотой кирпич и не отвалит тебе в знак доверия кучу денег.
Я иногда и сам веду себя, как ребенок, и до сих пор не забыл волшебные сказки, но никогда не поверю, что закоренелый преступник способен куда-то попасть прямым ходом. Кроме скамьи подсудимых, разумеется. Но я человек вежливый и могу сделать вид, что все принимаю за чистую монету.
Линси заинтересовался птицефермой.
— Забавно наблюдать, как дилетанты ввязываются в такие дела, — заметил он. — Вот помню когда-то давно…
— Давай не будем ударяться в воспоминания, Майк, — прервал я его. — Ты можешь как-то помочь этим молодоженам? Я бы хотел вас свести вместе, иначе у них ничего не получится.
Я заметил, как при упоминании о курах у него загорелись глаза. Именно это действительно интересовало его больше всего на свете. Когда-то у него самого была птицеферма то ли в Паркхерсте, то ли в Дартмуре.
— Ну, конечно, я помогу им, — откликнулся он. — Можете мне поверить, я буду с ними работать по совести, а если у них нет моей любимой породы, постараюсь ее купить.
Через пару дней я узнал от миссис Фэрлайт, что Линси все там у них раскритиковал, а еще через месяц снова встретился с ним самим.
— Тот парень, ну, капитан, знает куда больше многих птицеводов, — сообщил Линси. — Но вот капитала ему не хватает. Он мечтает расширить свои владения раз в десять, и я дал ему совет прикупить соседнюю ферму — она как раз выставлена на продажу. А еще ему надо устроить несколько новых выгулов для птицы и приобрести парочку призовых экземпляров лорда Дьюина. Потом ему нужен автофургон для доставки продукции на рынок. А какая у него жена, супер! Никогда бы не поверил, что она дочь такого сукина сына, как Гутт…
Я не мешал ему восторгаться, потому что знал, что вреда от этого не будет. Линси был самый настоящий романтик, иначе он бы не стал махинатором, да к тому же еще и успешным.
Оказалось, что миссис Фэрлайт написала своему папаше письмо с просьбой одолжить сколько-то денег. А тот ответил, что и не подумает, и даже марку на конверт не наклеил.
— Этот Гутт… — задумчиво проговорил Линси, и по его глазам я понял, что в рамках закона он не удержится.
— Послушай, — предупредил я его, — если не хочешь шить почтовые мешки в тюрьме Уормвуд Скрабс, держись подальше от Гутта. Он так изворотлив, что тебе не удастся обвести его вокруг пальца.
— Так ведь тем интереснее, — отозвался Линси.
С богачами ведь как: что бы ни происходило, в конечном итоге они только становятся еще богаче. Бедняк может целый день копаться у себя в садике, и даже ломаного гроша ему не попадется. А стоит богатому открыть дверь, как его уже ждет почтальон с заказным письмом.
Гутту везло во всем. Из всех, кто когда-нибудь финансировал поиски клада, он бы единственный ухитрился на этом заработать. Если бы он купил участок в самом центре Сахары, там наверняка обнаружили бы золотую жилу, а сквозь песок пробились бы обильные родники.
Не знаю, с чего он начинал, но держу пари — с каких-то махинаций. А уж прижимист был настолько, что даже его повару не удавалось поживиться за счет хозяина. Так что когда один из приятелей Линси заглянул в дом Гутта на Брук-стрит (сам Линси мелочами не занимался) и начал рассказывать хитроумную историю про умершего дядюшку из Калифорнии и оставленные им в наследство деньги, которые он хотел бы вложить во что-то прибыльное, мистер Гутт даже не стал его слушать и сразу же вызвал полицию.
Разумеется, приятель Линси полицию дожидаться не стал.
Я узнал об этом происшествии от суперинтендента Брайна, который отвечал за этот район. Интрига была закручена куда изобретательнее, чем я изложил, и то, что за нею стоит Линси, я понял по некоторым деталям. Меня это немного удивило. Линси был далеко не дурак и должен был понимать, что на такую тухлую наживку там, на Брук-стрит, и особенно в доме № 274, не клюнут.
Кстати, всю эту историю я узнал из первых рук, когда оказался в том районе и заглянул к мистеру Гутту. Это был лысый коротышка с черными усами и претензии он высказал не к мошеннику, а к полиции.
— Эти парни не понимают, что у меня хороший нюх на деньги, — объяснил он с легким голландским акцентом. — Это у меня врожденный инстинкт.
Я видел, что он волнуется, и не мог понять отчего. Я же не мог предположить, что у него в кабинете сидит некий моряк, который ждет его возвращения для продолжения разговора.
Моряк появился у Гутта во второй половине дня с рекомендательным письмом от одного человека из Ленинграда. Письмо было написано по-голландски на листке папиросной бумаги и спрятано в сигарете. Там говорилось: «Дорогой дружище Гутт, тебе надо повидаться с этим человеком. Все остальное он расскажет сам». И подпись «Ян ван Роос».
Встретиться с мистером Гуттом моряк сумел не сразу. Три человека в этом доме оберегали хозяина от нежелательных встреч: швейцар, дворецкий и личный секретарь. Наконец моряк, не похожий на моряка из-за обычного, хотя и поношенного костюма и котелка на голове, передал хозяину дома сигарету и попросил ее вскрыть. Тогда его все-таки пропустили внутрь.
Звали моряка Браун. Он состоял в команде судна, плывшего в Ленинград, и советские агенты убедили его присоединиться к их организации. Но однажды ночью его арестовали, и в тюрьме он познакомился с ван Роосом, который был процветающим торговцем алмазами и уже два года сидел в Петропавловской крепости. Моряк и ван Роос целыми днями вели долгие разговоры. Когда голландец заболел, моряк нянчился с ним, как сиделка. Когда их вдруг неизвестно по какой причине освободили, они уже были лучшими друзьями.
