Сказать, что я никогда не забуду историю с Финнеганом — значит непростительно принизить значение событий, которые окончились столь печально. Только теперь, на восьмом десятке, я нашел в себе силы описать этот случай в расчете на какого-нибудь добросовестного полицейского, который, полагаю, тут же помчится в лес с заступом и вилами, чтобы откопать мою истину или похоронить ложь.
Факты таковы.
В разное время трое ребятишек убежали гулять и не вернулись. Их тела были обнаружены в дебрях Чатэмского леса без признаков насильственной смерти, однако все они были полностью обескровлены, словно виноград, сморщившийся на лозе в жаркое, засушливое лето.
Эти иссохшие останки невинных жертв породили бесчисленные слухи о вампирах и прочей кровожадной нечисти. Такие вымыслы всегда идут по пятам за реальными событиями. Кто, как не кладбищенский оборотень, говорили люди, обескровил и загубил троих, да, верно, и обрек на смерть три десятка других.
Детей похоронили на самом лучшем освященном месте. Вскоре после этого сэр Роберт Мерриуэзер, достойный лавров Шерлока Холмса, но из скромности молчавший о своем таланте, миновал сто двадцать дверей родового замка и отправился на поиски мерзкого душегуба. Позвав с собою, добавим, вашего покорного слугу, чтобы нести фляжку и зонт, а также предупреждать об опасностях, которые в темном, недобром лесу могли таиться под каждым кустом.
Сэр Роберт Мерриуэзер, усомнитесь вы?
Именно он. И самых невероятных дверей в его уединенном замке насчитывалось десять десятков да еще дюжина.
Неужто хозяину служили все двери без исключения? Нет, от силы каждая девятая. Откуда же они взялась в старинном жилище сэра Роберта? Да он их коллекционировал — выписывал из Рио, Парижа, Рима, Токио и Центральной Америки. Когда приходил очередной экспонат, его тут же заносили в нижние или верхние покои, причем крепили на петлях прямо к стене, чтобы створки хорошо просматривались с обеих сторон. Потом хозяин устраивал экскурсии, демонстрируя старинные порталы завзятым любителям антиквариата, которых приводили в восторг и затейливые излишества, и суровая простота, и рококо, и образчики раннего ампира, выброшенные на свалку племянниками Наполеона или изъятые у Германа Геринга, некогда погревшего руки в Лувре. Везли сюда в плоских деревянных ящиках и экспонаты совсем иного рода, протравленные песчаными бурями Оклахомы, оклеенные афишами ярмарок, похороненных ураганами 1936 года. Стоило только упомянуть, что бывают двери, которые вам совершенно не по вкусу — они оказывались тут как тут. Стоило назвать самое отменное качество — в коллекции находилась дверь именно такой марки, надежно спрятанная от посторонних глаз, настоящая красавица за стенами забвения.
Сам я впервые пришел к владельцу для того, чтобы познакомиться с этой коллекцией, а не со смертью. По его воле, которая имела силу приказа, я получил возможность утолить свое любопытство, но, едва переступив порог, убедился, что сэра Роберта теперь занимает не столько собрание из десяти дюжин дверей, сколько одна-единственная темно-серая дверь. Тайный, доселе не найденный вход. Ведущий — куда? В могилу.
Хозяин наскоро провел экскурсию, открывая и закрывая створки дверей, спасенных от уничтожения в Пекине, томившихся под землей вблизи Этны или просто-напросто уворованных в Кентукки. Но изболевшимся сердцем он был далеко от этого показа, который в другое время мог бы доставить ему неподдельную радость.
Он завел речь о том, что весенние дожди напоили землю, дав жизнь растениям, и люди стали выбираться на природу, чтобы насладиться ясной погодой, но вместо этого нашли тело мальчугана, обескровленное через две ранки на шее, а пару недель спустя — тела двух девочек. Вызвали полицию; местные жители, бледные и ошеломленные, потянулись в пабы; матери запирали детей дома, а отцы пугали их рассказами об ужасах Чатэмского леса.
— Согласны ли вы, — произнес в заключение сэр Роберт, — устроить вместе со мною не совсем обычный и совсем не веселый пикник?
— Согласен, — ответил я.
Пасмурным воскресным утром мы закутались в непромокаемые накидки и, загрузив саквояж сэндвичами и красным вином, отправились в лес.
Пока мы спускались по склону в сырую, мрачную чащу, у нас было достаточно времени, чтобы вспомнить, как описывали газеты обескровленные детские тела, как полицейские десятки раз наугад прочесывали лес и как с тех пор в округе, только стемнеет, с барабанным стуком запирались все двери.
— Дело к дождю. Черт возьми. Так и есть! — Сэр Роберт воздел бледное лицо к небу, и над тонкими губами задрожали седые усы. В свои преклонные годы он был уже немощен и слаб. — Наш пикник пойдет насмарку!
— Пикник? — переспросил я. — Убийца явится сюда перекусить вместе с нами?
— Молю Бога, чтобы так и вышло, — сказал сэр Роберт. — Да-да, молю Бога, чтобы так и вышло.
Мы шагали то сквозь туман, то сквозь неяркие лучи солнца, то через заросли, то через поляны и наконец оказались на безмолвной прогалине, где любой звук тонул в мокром частоколе деревьев, в подушках зеленого мха, в кочках лесного дерна. Голые ветви еще не почуяли весну. Равнодушный солнечный диск, напоминавший об арктических широтах, был холодным и почти безжизненным.
— То самое место, — возвестил наконец сэр Роберт.
— Где нашли детей? — уточнил я.
— Без единой кровинки.
Оглядевшись, я представил себе детские тела, ужас тех, кто их нашел, и растерянность полицейских, которые прибыли по вызову, пошептались, обыскали поляну и уехали ни с чем.
— Убийцу так и не нашли?
— Он слишком изощрен. Скажите, вы достаточно наблюдательны? — спросил сэр Роберт.
— А что надо примечать?
— В этом-то весь вопрос. Полицейские на нем споткнулись. Они вбили себе в голову, что у этой кровавой бойни — человеческий след, и пустились в розыск убийцы о двух руках, о двух ногах, в одежде и с ножом. Они хотят найти убийцу в людском обличье, упуская из виду вполне очевидное, хотя и поразительное явление. Вот это!
Он легонько постучал перед собой тростью.
Произошло что-то неуловимое. Я уставился на землю и шепнул:
— Еще раз.
И снова произошло то же самое.
— Паук, — вскричал я. — Шмыг — и нету! Проворен, однако!
— Финнеган, — пробормотал сэр Роберт.
— Что?
— Была такая присказка: «Финнеган был не зван, прошмыгнул, как таракан». Глядите.
Перочинным ножом сэр Роберт срезал кусок дерна и отряхнул его от комков земли, чтобы показать мне какое-то гнездо. Паук в ужасе заметался и упал на землю.
Сэр Роберт передал гнездо мне.
— Ни дать ни взять серый бархат. Потрогайте. Этот пострел — образцовый строитель. Крошечное укрытие замаскировано и позволяет находиться в постоянной готовности. Здесь муха не пролетит. Выскочил, схватил, шмыг в дыру и захлопнул дверцу!
— Я и не подозревал, что вы так любите живность.
— Терпеть не могу. Но этот сорванец — особая статья: у нас с ним много общего. Двери. Петли. Все прочие паукообразные мне не интересны. Но, увлекшись коллекцией дверей, я стал изучать повадки этого необыкновенного умельца. — Сэр Роберт покачал маленькую заслонку, подвешенную на петлях из нитей паутины. — Какое мастерство! В нем-то и кроются истоки тех трагедий.
— Вы имеете в виду убийства детей?
Сэр Роберт кивнул:
— На ваш взгляд, у этого леса есть какая-нибудь особенность?
— Уж очень здесь тихо.
— Тихо? — Губы сэра Роберта тронула слабая усмешка. — Да здесь царит просто невообразимое безмолвие! Ни одного привычного звука: ни птиц, ни жуков, ни кузнечиков, ни лягушек. Нигде ни шелеста, ни малейшего движения. Полицейские не приняли это в расчет. Что им до таких пустяков? Но полное отсутствие лесных голосов на этой прогалине и подсказало мне невероятную теорию относительно тех убийств.
Он повертел в руках удивительную конструкцию.
— Вообразите следующую картину: паук, внушительных размеров, строит себе внушительных размеров укрытие, чтобы приманить заигравшегося ребенка глухим шорохом, выскочить, схватить и утащить под землю, мягко хлопнув дверцей. Ну, что скажете? — Сэр Роберт обвел взглядом деревья, — Несусветная чушь? А может, что-то в этом есть? Эволюция, селекция, развитие, мутация, и вот — б-р-р-р!
Он опять постучал по земле тростью. Открылась крошечная дверца, которая тут же захлопнулась.
— Финнеган, — сказал сэр Роберт.
Небо потемнело.
— Сейчас хлынет! — Бросив хмурый взгляд на тучи, он выставил под дождь свои старческие ладони. — Дьявольщина! Паукообразные не выносят сырости. Таков и наш кровожадный великан-Финнеган.
— Финнеган! — скептически повторил я.
— Не сомневаюсь, он существует.
— Паук величиной с ребенка?
