Билл Пронзини
Удобный случай
Нас с Коретти отправили проверить информацию.
Комиссару позвонил стукач в 20.35. Нам приказали выехать на место. Вечер был спокойный, как всегда в начале зимы. На верхних этажах слышался стук дождевых капель по окнам и свист ветра, и нам вовсе не хотелось покидать теплый кабинет. Мы бросили монетку, разыграв с двумя другими патрулями, кому ехать. Мы с Коретти проиграли.
Похоже, речь шла о пустяках, но никогда ничего не знаешь точно. Сборщик денег букмекерских контор в Южной Калифорнии Фельдштейн исчез, унеся с собой выручку за воскресные дни. Стукач Скалли не знал сколько, но в субботу ставки были особенно высоки в Калиенте, и полагал, что сумма была шестизначной. Слова Скалли никем не подтверждались, но до нас дополз слух, что беглец добрался до Сан-Франциско и спрятался в вонючем отеле на берегу моря. Комиссар решил, что надо проверить информацию.
Мы с Коретти сели в лифт и спустились в гараж Дворца Правосудия, где нам подписали пропуск на обычную машину. Вскоре мы выехали в ледяную ночь Сан-Франциско. Указанный отель находился недалеко от Третьей улицы в промышленном районе.
Мы молча миновали первые кварталы. Печка машины легонько урчала, гоня на ноги поток холодного воздуха. Я закурил, когда мы переезжали через мост, разглядывая огромное датское судно, стоявшее у причала. Выпустил дым через ноздри, и меня внезапно скрутила боль в животе. Я схватился за брюхо и держал руку на нем, пока боль не утихла.
Коретти притормозил и поглядел на меня.
— Все в порядке, Арни?
— Да. Теперь получше.
— Опять язва?
Я кивнул, достал пластмассовый пузырек, извлек маленькую белую таблетку и сунул под язык.
— Жрешь их, как конфеты, — сказал Коретти. — Похоже, они не действуют.
— Нет. Врач говорит, нужна операция. Боится прободения.
— И когда на операцию?
— Никогда.
Он глянул на меня.
— Почему? С этим не шутят.
— Я пока не могу себе позволить такую роскошь. В долгах, как в шелках. У тебя есть семья, Коретти. Сам знаешь, что это такое.
— Знаю.
— Может, летом. К тому времени рассчитаюсь с банком.
— Шеф в курсе?
— Нет. Он ничего не знает. И прошу тебя не распространяться. Я даже жене еще ничего не сказал.
— Долго это в тайне не сохранить, Арни. Кое-кто уже замечает твои приступы. И комиссар обратит внимание. Будет лучше, если сам скажешь.
— Знаешь, что будет — комиссар сочтет меня непригодным к работе. А я и так едва свожу концы с концами с нынешним заработком. На что буду жить, если меня объявят инвалидом?
— Все равно, дальше так нельзя. У тебя конченый вид. Если не можешь оперироваться, посиди на бюллетене.
— Может, ты прав, Боб. Недельку бы отдохнуть. А операция подождет до лета.
Коретти кивнул.
— Ладно. Твое здоровье — твоя забота.
Мы проехали мимо полицейского участка Потреро. Дождь превратился в ливень. Коретти включил дворники. Ледяной ветер бросал на лобовое стекло потоки воды.
Я вытянул ноги, чтобы облегчить боль в желудке. Очень хотелось очутиться дома в теплой постели рядом с горячим телом крошки Джерри.
Коретти свернул направо, миновал две улицы и снова повернул. Отель стоял в центре квартала между стоянкой грузовиков и чугунолитейным заводиком. Трехэтажное деревянное здание, которому было более века, — разваливающееся воспоминание о другой эпохе. От заводика здание отделял узкий переулок.
Мы выбрались из почти теплой машины и быстро побежали к входу.
Внутри пахло затхлостью, запахом смерти, сохраненным нафталином. У дальней стены вестибюля стояли кожаный диван, три стула и искусственная пальма желтого цвета, а за ними начиналась лестница. У правой стены притулился стол и находилась дверь без надписи. За столом никого не было.
— Милое местечко, — прокомментировал Коретти, оглядываясь.
Из-за двери доносился звук телевизора, включенного на полную громкость. Я махнул Коретти, и мы направились туда. Я с силой постучал, и с притолоки посыпалась густая пыль. Коретти улыбнулся.
Через несколько секунд дверь распахнулась, и в проеме показался старик в маечке и мятых брюках, держащихся на подтяжках. Он посмотрел на нас через очки, сидевшие на кончике носа.
— Что угодно? — спросил он.
— Вы администратор?
— Ага. Администратор. Управляющий. Мастер на все руки. Как пожелаете, — внимательно оглядел нас. — Нужен номер?
Я достал бумажник и показал значок.
— Полиция, — объявил я. — Инспектора Кельстром и Коретти. Хотим задать вам несколько вопросов.
— Полиция?
— Она самая. Можно войти, мистер…
— Гиббонс, — сказал он. — Чарли Гиббонс. Конечно, входите.
Он посторонился. Мы вошли. Телевизор в углу орал про мыло. Похоже, он относился к самым первым экспериментальным моделям.
— Смотрел бокс, — объяснил Гиббонс, выключая телевизор. — Сегодня матч тяжеловесов, но неинтересно. Сейчас дерутся не так, как раньше.
— Полагаю, да, — кивнул я.
Он уставился на меня.
— Фанат бокса?
— Нет, — ответил я. Мне хотелось кофе и к черту советы врача. У Гиббонса было слишком холодно.
— Что вы там говорили про вопросы?
— По поводу одного из клиентов.
— Которого?
— Зовут Фельдштейн, но сомневаюсь, что он сообщил свое имя.
— Фельдштейн? — Гиббонс отрицательно покачал головой. — Нет, клиента под таким именем нет. Сейчас у меня всего несколько постояльцев. Дела идут плохо. Времена не те.
Я считал, что дело не во временах.
— У вас недавно появлялись клиенты? Скажем, за последние два — три дня?
Гиббонс подумал и кивнул.
— Некто Коллинз снял номер три дня назад. Эдакий скромник. Почти все время сидит в номере. Выходит лишь, чтобы поесть.
— Этот Коллинз что-нибудь вам говорил?
— Нет. Ни слова, кроме того, что хочет номер. Но заплатил за два месяца вперед.
Мы переглянулись с Коретти.
— Как он выглядит?
— Невысокий и тощий. На левой щеке что-то вроде родинки.
Описание соответствовало Фельдштейну.
— Коллинз сейчас у себя, мистер Гиббонс? — спросил Коретти.
— Не знаю. Я смотрел матч.
— Где он.
— В 306. На третьем этаже.
— Спасибо, мистер Гиббонс, — сказал я. — Спасибо за помощь.
Он кивнул, и очки едва не соскочили с его носа. Мы направились к двери.
— Послушайте, — спросил Гиббонс. — Шума не будет?
— Надеюсь, нет, мистер Гиббонс, — уверил я его. Мы вышли, и я прикрыл дверь. Мы постояли, потом я повернулся к Коретти: — Что думаешь, Боб?
— Похоже, действительно Фельдштейн. Быть может, придется с ним помучиться.
Я кивнул.
— Будем осторожны.
Мы поднялись на третий этаж. В коридоре горела всего одна лампочка. Мы отыскали номер 306, и я с силой постучал в дверь.
Полная тишина, потом послышался скрип пружин. Из-за двери раздался робкий голосок:
— Кто там?
По телу пробежала судорога. Я извлек револьвер из кобуры, снял с предохранителя, следя за Коретти, который делал то же самое.
— Полиция, — громко сказал я. — Откройте, Коллинз. Мы хотим…
Три поспешно выпущенные пули пробили деревянную створку и вонзились в штукатурку противоположной стены. Грохот долго гулял меж тонких перегородок, потом затих. И вновь воцарилась тишина.
Мы с Коретти прижимались к стене. Потом из комнаты донеслось какое-то царапанье.
— Вперед! — шепнул я Коретти. — Он пытается уйти через окно!
Я отступил для разбега и нанес удар ногой по двери рядом с замком. Замок вырвало из стойки, и дверь распахнулась. Человек стоял на окне, опустив одну ногу на улицу. В левой руке он держал коричневый картонный чемоданчик, а правой сжимал короткоствольный револьвер 38 калибра. Он на мгновение застыл, когда открылась дверь, потом вскинул руку, выстрелив в нашу сторону.
Я первым ворвался в комнату и тут же рухнул на пол. Приземлился на правое плечо и промазал. Коретти уже почти вошел в комнату и был хорошей мишенью, но тип выпустил пулю наугад. Она с глухим шумом ударила в стену над открытой дверью. Коретти тут же отпрыгнул назад.
Я перекатился через спину, встал на колено, поднял револьвер и прицелился в окно. Но человека там уже не было, только виднелась неясная тень на пожарной лестнице. Я выстрелил, стекло разлетелось в мелкие брызги, а пуля исчезла в ночи. Потом я услышал, как тип поспешно спускается по лестнице.
Коретти ворвался в комнату, когда я с трудом вставал на ноги.
— Вниз! — крикнул я. — Перекрой ему путь в переулок!
Подбежал к окну и высунул голову наружу, пытаясь разглядеть беглеца. Моя попытка едва не закончилась роковым исходом. Первая пуля пробила оконную раму в нескольких сантиметрах от моей головы, а вторая срикошетила, ударившись о лестницу, металлическая стружка засыпала мне лицо.
