Меньшов Виктор
Купи себе Манхэттен (= Бабки на бочку)
В моей жизни тысяча лет как ничего не происходит. Во всем мире происходит, по всей нашей необъятной - тоже. Даже на этом долбаном рынке каждый день много чего происходит.
Но только не со мной.
Со всеми что-нибудь случается. У азербайджанца, справа от меня, украли часы, которые он и снял-то на минутку: что-то с ремешком не заладилось. Парнишке, напротив меня, дали по морде, он с ценами намудрил, что ли.
Только мне никто даже по морде не дает. Куда о такой роскоши мечтать, когда у меня третий день ничего не покупают. Это ж надо было так лажануться с товаром! Шапками взялся торговать, а про сезон забыл. Погнался за дешевизной, идиот, и напоролся, как последний лох! И случилось все как-то вдруг. До этого я перебивался тем, что торговал видеокассетами. Не слишком прибыльно, но и не хило. Свое получал. Перезимовать хватало, а где-то к маю, я уже уматывал в экспедиции, и до осени.
Этой осенью возвращаюсь - а кассетки уже везде лицензионные. Фирмы, где я раньше добывал их по дешевке, чтобы толкнуть потом на рынке, накрылись одним местом. Товар везде стал до убогости одинаковым. Я было попробовал из-под прилавка распродать прошлогодние остатки, но Москва - она бьет с носка: конфисковали враз все мои залежи, а заодно и вновь приобретенный товар, и остался я почти на нулях.
Повертелся, покрутился, попробовал тем поторговать, этим, но как-то не заладилось. Торговля шла из рук вон, и тут я вспомнил, как во время одной экспедиции, лет восемь назад, нас занесло на раскопки в маленький городишко Лабинск, в Краснодарском крае. Раскопки мы вели, конечно, не в самом городе, но почти в его окрестностях.
В город ездили за продуктами, в баню, иногда в кино. Но это редко. Экспедиция тогда получилась довольно удачной, пошел ломовой фарт, и копали мы, как сумасшедшие. После про эти наши находки много писали, даже большая выставка была. А один предмет из найденных в ту экспедицию даже в учебники истории попал картинкой.
Но это все лирика. Я не о том. Так вот, вскоре выяснилось, что попали мы в меховую столицу Краснодарского края. Жители здесь специализировались на выращивании нутрий. Так называемый Северный рынок кишмя кишел хрюкающими и вопящими нутряками всех цветов и оттенков, равно как и всех размеров. Кто-то продавал мелюзгу на развод, кто-то - взрослых зверюг. Вокруг толкались со шкурками, все столики были завалены мехами. Во множестве были представлены на этом рынке и всевозможные шапки, из разного меха. Продавали даже колодки деревянные для пошива шапок всех форм и размеров, а также мясо нутряков. Мы как-то соблазнились, купили, дешевое оно, и на вкус достаточно съедобное, только варить долго пришлось, жесткое.
Девушки наши есть его наотрез отказались, узнав, что нутрии - не что иное, как речные крысы. И никакие уговоры на них не подействовали, даже личный наш пример не вдохновил. Скорее наоборот. Они дружно вскочили со своих мест у костра и ушли доедать бутерброды в степь, чтобы не видеть, как мы потребляем местное кушанье. И, хотя цены на мясо нутрий по всем меркам были бросовые, больше мы его не покупали. Женским населением нашего палаточного городка нам был предъявлен жесткий ультиматум.
Когда я понял, что с такой торговлей, как пошла у меня этой осенью, я долго не протяну и зиму не перезимую, я и вспомнил про цены в городе Лабинске. Какое-то время я ещё колебался, пробовал торговать то тем, то этим, но окончательно едва не сгорел с пресловутым "гербалайфом", за который чаще давали в морду, чем деньги. Распродал все, что оставалось, по закупочным ценам, а "гербалайф" - и того дешевле, и решился все же поехать навестить "меховую столицу".
Но когда я прикинул все расходы, то понял, что средств мне явно не хватает. Пробовал занять у одного, у другого, но ничего не получалось. Все, с кем я был знаком по экспедициям, были вроде меня самого, "со степным ветерком" в голове. Среди них, пожалуй, даже я выглядел деловым. Еще бы! У меня ведь была своя торговая точка, и зимой я хоть что-то стабильно зарабатывал. Другие рабочие экспедиций таскали в лучшем случае ящики для коммерческих ларьков.
Попробовал одолжиться на рынке, но все мои попытки заговорить о займе натыкались на глухую стену молчания и вежливые отказы. Конечно, я понимал торгашей. Кому охота связываться с постоянно исчезающим на полгода мужиком? Да к тому же и не очень удачливым торговцем.
Кое-как, с грехом пополам, наскреб я деньжат, заняв по чуть-чуть у всех, кого знал, съездил, накупил шапок. А зима-то и кончилась. И стоял я теперь, как дурак, под весенним пригревающим солнышком, без гроша, зато с кучей долгов близким людям, которые сами едва концы с концами сводили. А москвичи на эти надоевшие за холода меха даже глядеть не хотели.
Мрачнее тучи, я скучал над своим столиком, когда ко мне подошел Заур, здоровенный молодой чеченец, собиравший дань с лотков.
- Денги давай, - проронил он, скучающе зевнув и обнажив ослепительные зубы, которыми можно было перекусить пополам рельсу.
- Заур, ну чего ты ко мне пристаешь? - от скуки стал я его подначивать. - Я же еле торгую. Ты сам видишь. Ну пропустил бы меня один денечек для разнообразия.
- Э-э-э, - щелкнул он челюстью. - Зачем глупость говоришь? Я что, себе беру? Мое дело собрать и дальше отдать. Ты не знаешь, да? Торгуешь - плати.
- А если нечем?
- Слушай, Николай, ты старше меня. Я что тебе? Ты порядок знаешь. Нечем платить - уходи.
- А с чего это я должен уходить? - почему-то я незаметно для себя самого завелся, достали меня эти сопливые рэкетиры.
- Николай, я тебя добром прошу. Мы все справедливо делаем. Давай пять тысяч и торгуй. Ты должен мне отдать, я должен старшим отдать. Зачем глупости делать? Давай деньги.
- А почему я тебе должен? Я за место уже заплатил.
К нам с интересом прислушивались окружающие продавцы. Заур заметил это и нахмурился.
- Вот у соседа пять тыщ возьми, наторгуешь - отдашь ему. Я не могу тебя пропустить. У меня все точки подсчитаны. Ты не дашь - мне у кого-то придется больше взять. Это справедливо?
Вот тут я разозлился всерьез.
- А чужие деньги отбирать справедливо? Пошел вон, чучело нерусское! Не буду я вам больше ничего платить. Понял?
Надоело мне все это. Стоишь тут на морозе, одетый кое-как, нервничаешь, торговля не идет, налоговая полиция трясет, периодически проверки, налоги, лицензии, разрешение на торговлю, плата за место на рынке.
Заур стоял возле меня, медленно наливаясь кровью. До него дошел смысл сказанного. Вокруг уже гудели продавцы, обсуждая случившееся, подходили ближе другие торговцы, все тянули шеи.
Заур сделал было движение ко мне, но, оглянувшись, передумал, и просто ударил ногой по моему хлипкому столику. В снег, за день превращенный тысячами ног в грязное месиво, полетели мои несчастные шапки. У меня потемнело в глазах, и Заур тоже полетел сверху, сминая грузным своим, молодым и здоровым телом остатки моего товара и разбрызгивая грязь.
Он тут же вскочил на ноги - боец, ничего не скажешь - осмотрел свои новые джинсы и кожанку, которая лопнула на рукаве, хватанул себя за бритую голову, огляделся, увидел в самой грязной луже отлетевшую туда его красу и гордость, ондатровую шапку, заменявшую ему, по всей видимости, папаху, и лицо его исказилось от ярости. Он ощерился, словно собирался и вправду перекусить мне горло, подобрался и бросился на меня. В кулаке его сверкнул большой нож.
Видал я таких. Молодой ишшо. И горяч больно. Я сделал шаг в сторону, дождавшись, пока нож почти уткнулся мне в живот, и рука его проскользнула мимо, он сам пошел по инерции следом, я подсек его ударом по ногам, отчего Заур взвился в воздух и тяжело грохнулся лицом вниз. Нож отлетел, и кто-то из любопытствующих отбросил его ногой подальше.
Здесь все молча болели за меня. Конечно, никто в открытую не стал бы выступать на моей стороне, но тут все платили, и всем это было противно и унизительно. Я тоже не был сторонником борьбы за справедливость - за свои почти пятьдесят лет всякого повидал и понимал всю бесперспективность подобных затей. Но сегодня меня просто достали. Я сообразил, что ввязался в скверную историю. Заура я не боялся. Видал я таких - пучок за пятачок. Но о предстоящих последствиях догадывался.
Рэкетиры могли поиграть в благородство и порассуждать о справедливости, но только до тех пор, пока это не касалось их интересов. Особенно если это были интересы финансового порядка. Я знал, что открытого неповиновения мне не простят.
Заур тем временем с трудом встал. Джинсы разодраны на колене, куртка безнадежно испорчена, лицо разбито в кровь. Он вытер грязные руки о штаны, выплюнул выбитый зуб, принял боевую стойку каратиста и пошел на меня, длинно выругавшись не по-русски.
Ну, это мы тоже видали. То, что он знал про каратэ, я уже давно забыл. В степи у меня были хорошие учителя. К тому же в юности я служил на границе, а это тоже неплохая школа, да и боксом малость баловался, а по боевому самбо даже на союзных соревнованиях выступал. Мышцы я наращивал не на комнатных тренажерах, а почти по году пропадая рабочим в археологических экспедициях. Да и уличных боев провел, наверное, поболее, чем этот спесивый абрек.
