Андрей Глущук
«Мерседес» на тротуаре
Когда зазвонил телефон, я сидел за компьютером и честно пытался одержать победу над малышом Oki Page W. Вообще, я терпеть не могу, когда телефон начинает трещать во время творческого процесса. Его панические и настырные вопли вышибают из головы мысли не хуже Майка Тайсона. А хорошие мысли и так забредают в голову крайне редко. По крайней мере, в мою. Такие мысли я пестую и охраняю, как охраняют животных, занесенных в Красную книгу. Так что, телефон, в данном случае, можно сравнить только с браконьером. Я бы отключил это противное устройство на пять лет без права перезвона, но журналисту без связи, как без женщин жить нельзя на свете, нет.
Телефон звонил, а маленький симпатичный принтер улыбался с фотографии в рекламном буклете. Издевательскую улыбочку приборчика обрамляли черные строчки технических характеристик и эмоциональные всплески слоганов, выполненных в сугубо японском стиле: только превосходные степени. Если и есть что хорошее в жизни, так это принтер Oki Page W.
Нет работы более бессмысленной, чем работа рекламного журналиста. Я пишу, а надо мной постоянно маячит тень заказчика. Он жаждет с моей помощью продать свой товар. Он надеется, что я с тупой старательностью зашореной лошади буду топтаться по фразам из рекламного буклета, а потом найдется идиот, который, прочитав всю эту галиматью, примчится за лежалым товаром и скупит все оптом. Это не об Oki, это о подходе вообще.
Вчера на «Сибирской ярмарке» я мучил вопросами представительницу Московского офиса компании, пытаясь понять: что можно пообещать покупателю, не рискуя после публикации получить по физиономии за распространение непроверенной или заведомо ложной информации.
— Может быть он экономичен? — С надеждой спрашивал я симпатичную даму предбальзаковского возраста.
— Вообще, да. Он очень экономичен. Но писать об этом не стоит. Мы провели исследование, и оказалось, что в своем классе копии на Oki самые дорогие. — Сообщила дама конфиденциальным полушепотом.
— Может быть, он отличается высокой производительностью. — Продолжал поиск достоинств.
— Я бы не сказала. — дама подумала и решила расшифровать свою мысль более научно, — Это рынок сохо. Принтер для дома и малого офиса. Ему производительность не нужна.
— Что же я должен предложить покупателю? — Я начал «выпадать в осадок».
— Вы журналист — вам виднее. — Вид моей растерянной физиономии заставил даму сжалиться, и она предложила вариант:
— Напишите, что он очень маленький и компактный.
— И все? Об этом не стоит писать статью. Это на пальцах показать проще. — Начал злиться я.
— Ну, добавьте, что W самый дешевый из лазерных принтеров. Правда, он не совсем лазерный. Давайте: вы лучше возьмете буклет и сами прочитаете. Там все написано. А потом наваяете что-нибудь красивенькое. Чтобы за душу взяло. Вы знаете, мы такие деньги за рекламу платим. Уж постарайтесь.
Я был готов отказаться от этой гиблой идеи, но за моей спиной с пулеметом засело страстное желание заработать гонорар. Не за горами Новый год, а встречать праздники с дырой в кармане, совершенно не хочется. Заградительный отряд материальной заинтересованности отсек все пути к отступлению. Пришлось брать очередной буклет.
Этого барахла дома скопились тонны. Должен признаться честно: рекламные буклеты у меня вызывают ту же реакцию, какую у страдающего морской болезнью человека, вызывает отлично прожаренный, жирный цыпленок табака в пятибальную качку. Вы не страдаете морской болезнью? Тогда напишите сотню — другую рекламных статей и поглядите на двести первый буклет.
Как ни странно, поиски золотого зернышка выгоды, на которое можно поймать потенциального покупателя увенчались успехом. Разгребая галиматью цифр и восклицательных знаков, я обнаружил, что Oki не безнадежен. Точнее, наоборот — надежен. Минимум механики, максимум электроники. А где нет трения — там нет поломок. Или почти нет. Скорость печати дома не важна, если, конечно, печатаешь не деньги. Зато очень важно минимизировать встречи с сервисными службами. Как они работают, и сколько это стоит — мы знаем. И вот, в тот самый момент, когда идея статьи уже была у мня в руках, а руки легли на клавиатуру компьютера, зазвонил телефон.
Пережидаю третий звонок. Трубка от нетерпения только что не подпрыгивает. Кот Брыська, единственное существо, способное выдержать мой мерзопакостный характер более двух дней, смотрит на меня укоризненно: «Ты, чего, мужик, в натуре? Разве можно так издеваться над животным. Возьми трубку — спать мешаешь!» Делать нечего. Встаю. Бреду в коридор, как в бреду. Стараюсь не растрясти единственно полезную мысль, посетившую меня за последнюю неделю. И, как следствие, не потерять гонорар, единственно светящий мне туннеле финансовой безнадеги.
— Алло. — Иногда я бываю гениально лапидарен.
— Андрей? — Узнаю голос Ларисы. Лариса-подружка брата. Третий год без пяти минут жена. Они живут вместе, но дойти вместе до ЗАГСа никак не могут. Рядом с этим богоугодным заведением, каждый раз оказывается только один из участников тандема. Родственники, друзья и знакомый изнывают в ожидании веселой гулянки, но парочка садистов наблюдает за процессом нашего слюновыделения с поразительным спокойствием. Не далее как вчера, низкие интриганы снова стали распускать слухи о близости заветного момента, когда Лешка с Ларисой, под марш Мендельсона проведут друзей по маршруту ЗАГСа — застолье. Лешка даже указал конкретный срок: 31 декабря. Очень практично: годовщину свадьбы не отметить, фактически, невозможно. А отмечать — не накладно.
— Привет, Лариса. — На фоне «Ало» мое приветствие — неоправданное словоблудие. Что-то я слишком разошелся.
— Леша в больнице! Ты знаешь!? — В голосе паника. Лариса — девушка достаточно сдержанная. С паникой в ее исполнении я встречаюсь впервые. Пытаюсь разобраться в словах и интонациях, а мой язык уже выдает совершенно непроизвольное:
— Как в больнице?
— Говорят: машина сбила. Я сейчас к нему еду.
— Где сбила?
— Не знаю. — Лариса начинает всхлипывать. Зря я просил. Мои слова для нее как подтверждение случившейся беды. Хотя о беде я узнал от нее.
— Где он? — Тело оказывается умнее головы. Я еще разговариваю по телефону, а руки уже принялись скидывать с меня домашнее трико и втискивать конечности в джинсы. К тому времени, когда Лариса выдает тайну местонахождения брата, я уже затягиваю ремень.
— В больнице на Титова.
— Я выхожу. Встретимся там.
* * *
До больницы три квартала. Провинциальные журналисты на «Феррари» не гоняют. Наш любимый транспорт — «одиннадцатый» номер. Двигаться приходится все больше ножками. И хорошо. Колесо не спустит. Карбюратор не засорится. Искру приходится ловить только у зажигалки. Конструкция транспортного средства № 11 отличается простотой обращения и дешевизной эксплуатации. А, главное, исключительной надежностью. Следует только не лениться и загружать его работой ежедневно. Как говорят спортсмены: быть в форме.
Ноги агрессивно пожирают плохо очищенный от снега тротуар. Я им не мешаю, я стараюсь понять: что же такое могло случиться с моим умным и добропорядочным братом. Правила дорожного движения он впитал, что называется: с молоком матери. На красный дорогу даже после корпоративной вечеринки не перейдет. С ним, по его характеру, могло произойти все, что угодно, кроме дорожно-транспортного происшествия. Мог нарваться на скандал и даже драку. Его искусство дипломатии на хамов и алкашей не распространяется. Но попасть под машину? Это нонсенс. Должно было случиться нечто экстраординарное, вроде гонок Формулы1 по тротуарам, что бы Лешка оказался под колесами.
— Ай, какая разница. — Мозги и ноги финишируют одновременно. Ноги у крыльца больницы, голова на мысли, что не важно как именно брат присоединился к армии больных. Важно, чтобы не случилось ничего серьезного.
Ларисы в холле нет. Так и должно быть. Живут они дальше. Аж, на Немировича-Данченко. К тому же практика пеших прогулок у программистов, а они с Лешкой программисты, уступает журналистским марш-броскам. Как по интенсивности, так и по объему. Так, что Лариса появится не раньше, чем через десять-пятнадцать минут. Дежурная — седенькая санитарка — «воюет» с посетительницей, пытающейся прорваться на священную землю медицинского учреждения без халата. В больницах подход восточный: не имеешь халата — ты уже не человек. Так, домашнее животное. Я тоже домашнее животное без халата. Поэтому прорваться через санитарный кордон даже не пытаюсь. Я умное домашнее животное. Точнее дрессированное. Порядок знаю. Поэтому для начала решаю просто навести справки: где брат и что с ним.
— Как фамилия, говоришь? — Санитарка быстрыми морщинистыми пальцами листает странички журнала. — Петров?
