Сергей ГОРОДНИКОВ
РУССКАЯ РУЛЕТКА
Случилось это в последнюю субботу сентября. Я как раз вернулся из трёхдневного рейса, помылся и больше не желал от жизни ничего, кроме покоя и возможности отоспаться. Сумрачный вечер давно превратился в ночь. За окном по жестяному откосу приглушённо постукивал слабый дождь. А внизу, на улочке с односторонним движением иногда шуршали по лужам, проносились запоздалые легковушки, – мчались так, словно мнили себя легконогими скакунами. Погружаясь в сладостную истому, предвестницу долгожданного сна, я пожелал им всем скорей добраться до своих «конюшен» и прекратить это шуршание. На комоде начали попискивать электронные часы, сообщать о наступлении полуночи и, как водится, совсем некстати зазвонил телефон.
Поначалу я ещё сопротивлялся, накрыл голову второй подушкой. Но он трезвонил с бешеным упорством, будто вопрос стоял о чьей-то жизни. Невольно прощаясь с феями сна, которые оставляли меня в тёмной, слишком большой для холостяка спальне, я вдруг вспомнил, не только спальня была слишком большой. В четырёхкомнатной квартире умерших предков я занимал две комнаты, остальные даже не открывал с тех пор, как сюда переехал. Дело не в том, что их стены украшали фамильные портреты, укоризненно взирающие на недостойного отпрыска. Фамильных портретов в них не было. Но одна мысль об уборке таких апартаментов приводила меня в содрогание. Я честно оплачивал безумные, на мой взгляд, счета, поступающие от всяких служб, но когда заявился чернявый жуликоватый коротышка с двумя девками-телохранительницами, – предпочёл оставить всё, как есть. Коротышка предложил за квартиру такую сумму, что я не сразу поверил. Однако затем указал ему на дверь, вежливо и твёрдо. Разумеется, мною двигало не отсутствие меркантильного интереса – не такой уж я бессребреник, – просто с такими деньгами я не знал что делать, и при каждой попытке их потратить пришлось бы воспоминать: а ведь я в этой квартире родился. Впрочем, чернявый посетитель успел-таки всучить мне визитку и сказать, что на меня не в обиде и если передумаю, будет рад принять в своём офисе. Там-де, за чашечкой кофе и рюмкой ликёра в любой момент можно подписать договор о передаче моей единственной собственности в его полное распоряжение. И почему я ещё не выкинул его визитку? Кажется, она так и лежала на комоде, под вазой с высохшими цветами.
А телефон продолжал надрываться, и мне пришлось окончательно проститься с надеждой, что смогу не отозваться. С прескверным настроением я приподнялся на локте, медленно сел на край тахты и снял трубку.
– Андрюха?! – весело рявкнул мне в ухо низкий голос явно не трезвого мужчины лет тридцати пяти, моего ровесника. – От киски не оторвёшься? Ха-ха! Передай, пусть извинит. – Судя по голосу, дурацкое замечание представлялось ему необыкновенно удачной шуткой. Я узнал его сразу, но нельзя сказать, что это вызвало у меня бурный восторг. Последний раз мы общались зимой, и я вполне мог обойтись без повтора такого удовольствия до следующей.
– Уже передал, – вяло ответил я, догадываясь, что Иван звонит из просторного вестибюля. На том конце прорывался невнятный галдёж весёлой компании: в гоготе молодых прожигателей жизни выделялся женский визг и смех, кто-то протрубил в саксофон. И этот гвалт постепенно удалялся. Мне бы следовало отключить телефон, выдернуть вилку из розетки и спокойно завалиться в постель. Однако я этого не сделал.
– Ты что мрачный? – не утихал Иван.
– Послушай, – зачем-то пустился я в объяснения. – Знаю, трудно поверить: другим хочется спать, когда тебе море по колено. Но сейчас именно такой случай. Я действительно почти заснул, и жалею об этом больше, чем о первой любви.
– Ладно, не дуйся. – Весёлость Ивана таяла, словно мороженое в горячем кофе. – Я названиваю тебе сутки. Ты мне нужен. Нет, не так… Очень нужен.
Я невольно поморщился.
– Звонишь откуда?
– Гостиница… С презентации фирмы. Весь гадюшник перебирается на плавучий бордель… Ты должен срочно приехать.
– Нет! – Я решительно дёрнул головой, начисто отвергая такую возможность. Жаль, он этого не мог видеть и оценить. – Легче застрелиться. А завтра – я твой, старик. Пока.
Не желая выслушивать возражения, я положил трубку. Но когда телефон вновь заверещал с наглым остервенением, поднял её опять.
– Так не пой дёт. – Голос Ивана прозвучал сухо и тихо, он был уже трезв и серьёзен. – Не хотелось напоминать... Когда-то я помог тебе совершенно бескорыстно. Но ты сам сказал, расплатишься сопоставимой услугой. Так вот, мне нужна твоя помощь.
Это напоминание и тон, каким оно было произнесено, заставили меня засунуть всё приготовленное раздражение под подушку. Я расправил плечи, пальцами левой руки помассировал под глазами и обречённо спросил:
– Что надо сделать?
– Одевайся поприличней и приезжай. Разговор не телефонный.
– Сам не мог бы приехать? Меня мутит от руля и дорог…
Но он не дал мне договорить.
– Лови любую тачку. Оплачу.
– Да намекни хоть, в чём дело? – сдаваясь, спросил я.
Он не ответил, зато послышался спокойный голос молодой женщины, явно обращающейся к Ивану.
– Хочешь от меня ускользнуть?
– Разве? – мягко возразил Иван. – Звоню старому приятелю. Хочу познакомить с твоей подругой. Довольна?
Я позавидовал убедительности, с какой он соврал. Затем он объяснил мне, как и куда приехать, и отключился. Помедлив, я зажёг светильник и встал, направился в ванную комнату. Пока сбривал щетину, вид в зеркале у меня был довольно кислый. Я умылся, не спеша вытер лицо мягким полотенцем, невольно гадая, ради какого это дела он искал меня так настойчиво, и оделся. Голубая рубашка, тёмный галстук в блестящую точечку, серый шерстяной костюм, мягкие чёрные туфли и тёмно-серый плащ придали мне вид, который показался самым подходящим для вечеринки с незнакомыми людьми. Меня ещё не оставило искушение махнуть на всё рукой и вернуться в постель. Однако заснуть всё равно не удалось бы, только измучался, проворочался бы часов до трёх. Ивана из головы не выкинешь, даже отключив телефон. Что-то странное было в его поведении. Не таким уж я был незаменимым, чтобы разыскивать меня целые сутки. И я вышел из квартиры.
От парадных дверей подъезда я направился к подъездной дороге. Свернул налево, вдоль шеренги мокрых деревьев прошёл между давно обжитыми домами и вскоре оказался у шоссе. Было прохладно и свежо. Умытый асфальт, казалось, блестел чешуёй в широком коридоре света фонарей, и по этой чешуе с шелестом проносились редкие машины. Я пересёк шоссе и поднял руку. Остатки вялости выветрились из головы и тела, а когда около меня затормозил облизанный дождём бежевый «москвич», по спине пробежал холодок недоброго предчувствия.
Ярко светящий огнями прогулочный корабль, словно дожидался только меня, – едва я взошёл на борт, два худощавых матроса втянули сходни, которые мягко громыхнули, и закрыли створки ограждения, задвинули запор. Корабль задрожал, дёрнулся. Лопасти захлюпали, вспенили тёмную гладь реки, и он отчалил. В салоне грянули вопли восторга. Слышно было, как бутылка шампанского выстрелила пробкой, тут же зазвучала музыка, и молодая певица с испитым голосом объявила модную песенку. Слева от меня отдёрнули занавеску окна салона. Я повернул голову и увидел Ивана, он костяшками пальцев постучал по стеклу, поманил меня, пальцем указал на дверь. Корабль плавно и неторопливо удалялся от берега, поворачивая нос против течения. Я толкнул дверь и ступил в узкий, мягко освещённый вестибюль.
Седоусый неулыбчивый швейцар взял мой плащ, я сунул данный им номерок в карман, поправил у настенного зеркала причёску, после чего вошёл в довольно большой и уютный салон, оформленный вроде как под китайский ресторанчик. На эстраде наяривали четверо парней музыкантов, а светловолосая девица в чёрном блестящем платье с низким декольте пыталась извлечь из себя загадочную русскую душу и втиснуть в шлягерное пение. Она была нетрезвой, встряхивала головой, будто пыталась откинуть взбитые пряди с низкого лба, и по-свойски подрыгивала ногами в лаковых чёрных туфлях с золочёными бляшками. Несколько пар топтались у эстрады, и слабый запах пота перемешивался с запахом дорогих сигарет, который со слоистыми облачками дыма распространялся от сидящих за круглыми столиками.
Столиков было не меньше десятка, на каждом цветок в китайской вазочке и сиреневый светильник. Ещё два вытянутых стола под белыми скатертями были заставлены блюдами с изысканными кушаньями. Официантов я не видел, очевидно, все сидящие за столиками могли сами брать с блюд, что захотят. Однако уже сытые и ленивые участники прогулочного мероприятия либо танцевали, либо курили, разглядывали певицу и танцующих, невнятно переговаривались и присасывались к рюмкам. На беглый взгляд свободные места не предусматривались, число приглашённых было известно заранее. Но от столика возле окна мне махнули рукой. Там сидели трое, а четвёртый мягкий стул был не занят. Почти не привлекая внимания к своей персоне, я неспешно двинулся в ту сторону, на ходу изучая компанию, к которой предстояло присоединиться. Бархатный фиолетовый пиджак красиво облегал спортивные, полнеющие плечи коротко подстриженного Ивана. По обе руки от него удобно расположились молодые женщины, лет на десять моложе, чем он. Обе курили. Шатенка в тёмном вечернем платье с ровно уложенными прямыми волосами и длинными нефритовыми серьгами, казалось, задевающими плечи, сидела ко мне спиной. Особого любопытства она у меня не вызывала. Гораздо больше занимала её подруга в шёлковом брючном костюме. Та бесцеремонно разглядывала меня спокойными тёмными глазами непонятного цвета, и в них угадывалась ни то грусть, ни то усталость от необходимости постоянно сдерживать себя. С распущенными светлыми волосами, правильным, чуть вздёрнутым носом и тонкими бровями, какие встречаются у казачек, глаза придавали выразительность её лицу с приятно очерченными подбородком и овалами щёк. Девушка была своеобразно красива, запоминалась с первого взгляда. Я не мог избавиться от впечатления, что где-то уже видел её.
