Игнатьев Олег
Воздушный колодец
Не надо иметь семь пядей во лбу и до тонкости разбираться в людях, чтобы работать чистильщиком обуви или подвизаться на сцене клубного театра в роли героя-любовника, но коль уж ты связал свою жизнь с делом милицейского сыска, будь любезен и во лбу иметь необходимые извилины, и в людях разбираться», — выговаривал себе Климов, имея в виду оплошку, допущенную им в беседе с Елизаветой Пашкин ой, проходившей свидетельницей по делу о разбойном нападении на сторожа лесоторговой базы: группа неизвестных угнала с территории базы «Жигули» седьмого выпуска и похитила газосварочный аппарат. Климов совсем запамятовал, что свидетельница состоит в родстве с подозреваемым Шатохой, кровельщиком СМУ-17, работавшим последнее время на базе, и когда стал уточнять его приметы, та лишь головой кивала, но после наотрез отказалась подписывать свои показания: нет, угонщик был в другой одежде. Климов только зубы сжал — узнала Пашкина своего племянничка. А еще говорят, что людей сейчас никто и ничто не интересует. Как бы не так.
Оперативное совещание подходило к концу, доклады и рапорты участковых и передвижных патрульных групп сводились к коротенькому, как летняя ночь, резюме: никаких ЧП за истекшие сутки в городе не произошло. Мелкие хищения из пищеблоков, бытовое пьянство да авария: столкнулись «Запорожец» с «Москвичом» у ресторана «Горный». Вот, пожалуй, и все. Будни. Одни сдают дежурство, другие заступают на него. Интересно только мальчику на побегушках, если таковым считать внештатного корреспондента молодежной газеты, напросившегося «зарабатывать» журналистский стаж в Управление внутренних дел, а уж ни в коем случае не старшему оперуполномоченному уголовного розыска майору Климову.
Когда все дружно задвигали стульями и потянулись в коридор, где можно с облегчением вздохнуть и закурить, на столе подполковника Шрамко зазвонил телефон.
«Уж не по мою ли душу?» — насторожился Климов, пропуская к двери Андрея Гульнова, и предчувствие его не обмануло.
«Останься», — жестом попросил Шрамко, когда услышал в трубке чей-то возбужденный голос.
Сомнений быть не могло — угрозыску прибавилось работы.
Уже в машине, хлопнув, может быть, излишне резко дверцей и сказав, куда ехать, Климов с невеселой усмешкой подумал, что не видать ему отпуска в ближайшее время, как собственных ушей. Но в глубине души он, кажется, был более доволен порученным ему делом, нежели огорчен или, как могут посчитать скептики в такой ситуации, раздосадован. Работа, она кого-то любит. Чур только, не смотреться в зеркало.
Водитель «уазика» включил мигалку, и они под завывание сирены проскочили на красный свет через деловой центр, главную площадь и, свернув на улицу Нахимова, некогда мощенную булыжником, а недавно отутюженную асфальтными катками, вырвались на простор Приморского бульвара. Новые дома в этом красочном микрорайоне составляли броский комплекс беленьких шестнадцатиэтажек. Они как бы тянулись друг к другу, пытаясь взяться за руки и попарно сбежать к морю. Тени, отбрасываемые ими, усиливали это впечатление.
«Престижный район», — без зависти подумал Климов, хотя получить квартиру в нарядном уголке курорта, меж зеленых палисадников и живых изгородей, сохраненных строителями в память о былом патриархальном укладе, было бы весьма кстати. И не потому, что цветочные клумбы, тенистые платаны и гаревые дорожки в скверах неизбежно должны говорить об уюте и комфорте обитающих здесь граждан, а прежде всего из-за новенького Дворца спорта, развернувшего свои широкие плечи в трех минутах отсюда, а это, что ни говори, многое значит, когда имеешь сыновей. Сам он жил в противоположном конце города, и его пацанам приходилось трястись в автобусе; старший увлекался теннисом, а младший помешался на дзюдо.
— Приехали, — выключил мотор своей «канарейки» водитель и повернулся к Климову. Его белесые усы торчали редкой щеточкой и придавали хозяину довольно плутоватый вид.
— Вижу, — буркнул Климов и направился к подъезду, возле которого бок о бок приткнулись «рафик» «Скорой помощи»" и прокурорская «Волга».
С того момента, как подполковник Шрамко жестом попросил его остаться, а затем, опустив телефонную трубку на рычаг, сказал, чтобы он занялся этим делом лично сам, Климову показалось, что он ощутил в себе щелчок неведомого часового механизма, который неумолимо начал отсчитывать время, отпущенное на период розыска. И сегодняшнее воскресное утро осознавалось теперь в едином стремительном потоке с последующими днями, с их полуденным зноем и вечерней духотой, и поток этот будет нести его безудержно до тех пор, пока он не найдет, не выследит, не вычислит преступника и не возьмет его под локоток. Даже если придется идти на выстрел, на предательский удар ножом в какой-нибудь безлюдной подворотне. За себя он не страшился, боялся за детей и за жену — в прошлом году кто- то швырнул в нее металлический прут, но, к счастью, промахнулся.
Всякий раз, когда ему внезапно вспоминался этот случай, кожу на висках и скулах сводила бессильная ярость: подонки…
Выйдя из лифта на последнем этаже, он сразу заметил на кафельном полу лестничной площадки бурые накрапы и поднял голову вверх. Люк, ведущий на крышу, был открыт, и Климов взялся за поручни пожарной лесенки.
Поднявшись на несколько ступенек, осторожно выглянул из люка и неожиданно — казалось бы, привык и не к такому! — содрогнулся.
Мертвоупрямый взгляд светловолосой девушки был устремлен в его глаза.
На крыше уже командовал Тимонин, следователь прокуратуры, отдавая распоряжения фотографу и судмедэксперту.
Увидев Климова, он помог ему выбраться наверх и крепко пожал руку. Это был "долговязый брюнет с вечно прищуренными желто-зелеными глазами рыси.
— Привет.
С выработанной за многие годы работы в прокуратуре осторожностью и тактом он сказал как бы про себя: «Приступим», — и тут же спросил:
— Собачка здесь?
— Должны подъехать, — ответил Климов и, присев на корточки, зачем-то тронул запястье убитой. Солнце уже поднялось на уровень телеантенн, а рука была холодной.
Да, конечно, мертвые не воскресают.
«Женский труп, — начал диктовать Тимонин, — обнаружен… на крыше дома по адресу… Лежит на толстом полосатом матраце, немного по диагонали, голова свешивается… под затылком лужа крови, которая подтекла под молоток… На трупе — купальник цвета морской волны, ноги широко раскинуты…»
Пятнадцать лет назад, имея за плечами службу на границе, пулевое ранение и школу милиции, Климов вряд ли мог предполагать, что в красивом южном городе однажды взберется на. крышу отечественного небоскреба, с которого видны и порт, и кромка горизонта с удаляющимся теплоходом, и зелено-каменный массив горы, приютивший на своих склонах окраинные домишки, и не порадуется живописной панораме. Наоборот, еще больше насупится и виновато вздохнет, поднимаясь с корточек и отходя в сторону, чтобы не так удушливо перехватывали горло чадные испарения нагретого гудрона, смешанные с запахом трупа.
— Кто первым сообщил? — спросил он у Тимонина, когда тот перестал бубнить себе под нос.
— Жиличка из сто семьдесят шестой квартиры, — оторвался от своей писанины Тимонин. — Полезла за матрацем, на котором загорала вчера днем, ну и…
— А вещи?
— Никаких.
Климов еще раз окинул взглядом полуобнаженное тело в сетчатом купальнике и недовольно хмыкнул: розыск получает информацию из вторых рук. Почему-то сообщили не в милицию, а сразу в прокуратуру.
Подошедший к ним судмедэксперт, рыжеватый блондин с тщательно завязанным галстуком, по-свойски приобнял Тимонина и Климова и пожалел себя: хреновые дела — ночь была душная, уже с утра печет, поэтому ответить точно на вопрос: когда? — он вряд ли сможет. Вскрытие покажет. Но в том, что смерть наступила между десятью вечера и часом ночи, он не сомневается. К тому же налицо следы насилия. А это уже, знаете…
Как и предполагал Климов, служебная собака взяла след.
От молотка — и вниз по лестнице, натягивая поводок. Заскулила, заскреблась под дверью сто семьдесят третьей квартиры.
Это уже было интересно.
Минут через пять, пригласив понятых, следственно-оперативная группа с подъехавшим экспертом НТО начала работу. Узкомордая красавица овчарка пулей ринулась в ванную секцию и выволокла в коридор фанерный ящик с инструментами и тем набором дребедени, которая с годами появляется в любой семье: оконными шпингалетами, кривыми гвоздями и мотками медной проволоки. Но предмета первой необходимости не было — молоток отсутствовал.
