Энн Грэнджер - Тени прошлых грехов

Ознакомительная версия.

Монти Бикерстаф шагал нетвердо, кренясь на один бок и размахивая руками. На ходу угрожающе позвякивала его покупка — бутылка в полиэтиленовом пакете с эмблемой магазина.

Стоило ему войти в винный отдел супермаркета, и остальных покупателей оттуда как ветром сдуло. Почти сразу же к Монти подошел молодой человек, младший администратор. Правда, начал он вежливо: «Чем я могу вам помочь, сэр?», но затем ясно дал понять, что присутствие Монти в магазине нежелательно.

— Вот ведь сопляк, а еще хамит! — бурчал Монти. — Я такой же покупатель, как и все прочие!

Так он и ответил младшему администратору. А потом администратору постарше, который поспешил на помощь коллеге, и охраннику магазина. Правда, этому парню он еще много чего сказал.

— Я подам на вас жалобу за незаконное задержание! — пригрозил Монти. — С чего вы взяли, что я собирался сбежать, не заплатив? Я ведь еще не вышел из торгового зала! Принцип презумпции невиновности гласит: «Человек не виновен, пока не доказано обратное». Пока я не покинул магазин, вы не вправе утверждать, что я не собирался оплатить купленный товар. Сейчас я как раз иду к кассе. Более того, — продолжал Монти, — даже если бы я вышел, не заплатив, вы все равно не имели бы права меня обыскивать! Вы не полицейский. Если хотите меня обыскать, вызывайте нормальных полицейских.

Охранник устало вздохнул:

— Я знаю законы!

— Но не так хорошо, как я, сынок, — возразил Монти.

— Да, Монти, я все понимаю. Сделайте милость, дайте нам передохнуть, а?

Сотрудники магазина обступили его и ждали, пока он расплатится. Молодая кассирша так и отпрянула, когда он протянул ей деньги, — так противно ей было к ним прикасаться. Как будто деньги, побывавшие в руке у Монти, стали заразными.

Выходя, он услышал, как девица громким шепотом спрашивает свою подругу, сидевшую за соседней кассой:

— Он что, никогда не моется?

— А ну, не толкайтесь! — приказал Монти охраннику. — Мне нужен пакет. Покупки положено складывать в пакеты, и магазин предоставляет их бесплатно… Точнее, цена пакета входит в стоимость купленного мною виски!

— В нашей торговой сети введены новые правила, — по глупости возразил младший администратор. — Теперь пакеты платные. Стоят они недорого, всего пять пенсов. Наше нововведение способствует охране окружающей среды…

— Это еще каким образом? — отрывисто спросил Монти.

— Люди покупают меньше пакетов, их производство сокращается… — Младший администратор — Монти он показался совсем юнцом, почти школьником — махнул рукой в сторону витринного окна. — Их ведь все равно потом выбрасывают!

— Откуда вы взяли, что я собираюсь выкинуть свой пакет? — спросил Монти и продолжал: — И потом, учтите: если эта бутылка выскользнет у меня из рук из-за того, что меня не снабдили подходящим полиэтиленовым пакетом, она разобьется, повсюду будут осколки, что еще более пагубно скажется на окружающей среде! — Он оскалился в улыбке, и обступившие его сотрудники магазина чуть ли не отпрыгнули. — Более того, если я, борясь за чистоту окружающей среды, начну подбирать осколки, я почти наверняка порежу руку…

— Джанетт, ради всего святого, дай ему пакет! — устало распорядился старший администратор.

Все вместе они выпроводили Монти из магазина и, выстроившись у дверей, смотрели ему вслед.

Монти отправился домой. Выбравшись из торгового центра, он прошел по деловой части города, миновал не самый фешенебельный жилой квартал, затем квартал почище, застроенный недавно небольшими коттеджиками, которые он про себя называл «крольчатниками», наконец, пролез в дыру в живой изгороди и очутился на окружной дороге, у автозаправочной станции. Он неторопливо проследовал мимо бензоколонок, человек, стоявший около нее, дружески помахал ему рукой, но Монти не ответил, как будто и не видел его. Он пошел через дорогу, не обращая внимания на поток машин. Он никак не реагировал на визг тормозов, рев клаксонов и ругань возмущенных водителей. Как всегда, когда он выбирался из города, на душе у него делалось легче. Вдоль обочины он дошел до поворота, откуда начинался последний кусок пути. Зажатая между живыми изгородями узкая проселочная дорога, на которую свернул Монти, называлась Канавой Тоби.

Сейчас уже никто не помнил, кто такой был Тоби, в честь которого назвали проселочную дорогу. Канава Тоби существовала с незапамятных времен; краеведы отыскали это название на карте местности восемнадцатого века. Дорога шла в гору. Чтобы попасть на окружную дорогу, жителям Канавы приходилось спускаться вниз. Во время сильных дождей вода неслась вниз бурным потоком; в том месте, где Канава Тоби выходила на шоссе, в особенно дождливые месяцы не просыхала огромная лужа. Автомобилисты, застигнутые врасплох, каждую зиму жаловались на лужу в муниципалитет.

Монти прошел дорожный указатель, который, как пьяный, кривился вправо. Два или три года назад в указатель врезался Пит Снеддон на тракторе. С тех пор он все больше клонился к земле; когда-нибудь совсем упадет.

— Я сам напишу в муниципалитет! — громко объявил Монти, обращаясь к лошади Гэри Колли, которая паслась на ближнем поле. Это поле, как и соседнее, принадлежало ему, но землю он не обрабатывал. Поля отгораживали его от внешнего мира, служа своего рода буфером. На соседнее поле Пит Снеддон время от времени выгонял попастись своих овец. Монти считал, что этого вполне достаточно — его земля используется по назначению, а большего никто от него требовать не вправе. Так он и объяснял всем, кто пытался совать нос в его дела.

Лошадь тихо заржала, словно приветствуя друга, а может, наоборот, поднимая его на смех. В наши дни даже лошадям наверняка известно, что у муниципалитета имеются дела поважнее, чем Канава Тоби… и Монти.

Домой Монти добрался почти через час после того, как вышел из магазина. А ведь в былые времена он проделывал тот же путь за полчаса, а то и меньше. Артрит его совсем замучил. Теперь даже виски не притупляло боли в коленях. Он пробовал обращаться к врачу, но в последний раз медсестра в приемной, тощая девица в джинсах, с татуировкой на голом пупке, напустилась на него, как сегодня тот сопляк в супермаркете. Подумать только, она посмела обвинить его в том, что он распространяет инфекцию!

— Здесь приемная врача, милочка, — сообщил ей Монти. — У вас-то люди обычно и подхватывают что ни попадя!

Услышав его слова, другие пациенты поспешили отодвинуться — от греха подальше.

Все как сговорились — стараются держаться от Монти как можно дальше.

— Живи и давай жить другим! — произнес Монти вслух.

Увидев свой дом, он немного приободрился и протиснулся в старые кованые ворота. Петли совсем заржавели, поэтому ворота не закрывались до конца и не открывались во всю ширину. Их можно было лишь слегка приоткрыть, а проходить внутрь приходилось боком. Красивую резьбу девятнадцатого века оплетал вьюнок. За воротами начиналась заросшая бурьяном дорожка, ведущая к парадному крыльцу «Балаклавы», когда-то красивого особняка, выстроенного в неоготическом стиле. Кирпичная кладка постепенно осыпалась. На стене над самым парадным входом образовалась трещина, похожая на молнию; она шла до самой двери. Трещина словно раскалывала пополам геральдический щит, придуманный прапрадедом Монти как доказательство благородного происхождения — плод его фантазии.

На втором этаже «Балаклавы» Монти не был уже много лет. Больные колени не давали ему подниматься по лестнице. Кроме того, спальни на втором этаже пришли в такое запустение, что неприятно было на них смотреть. Он обитал на первом этаже. Для него одного места здесь вполне хватало. В бывшей гардеробной, примыкавшей к внушительному холлу, давно уже соорудили туалет; кроме того, на первом этаже имелись просторная гостиная, большая столовая с буфетной и кухня, откуда можно было выйти на заднее крыльцо. Рядом с кухней находилась еще одна комнатка, которую Монти называл «оружейной». Правда, спортивное оружие там больше не хранилось. Несколько лет назад его конфисковали полицейские, поскольку у Монти не было лицензии. Ружья принадлежали его отцу, и Монти было неприятно, что его лишили того, что он привык считать фамильным достоянием.

Теперь в бывшей оружейной Монти хранил пустые бутылки. Поскольку у него не было ни машины, ни иного средства передвижения, на котором можно было отвезти бутылки в пункт сдачи стеклотары, оружейная постепенно заполнилась под завязку.

Его предки жили в этом доме с тех пор, как построили его, то есть с конца пятидесятых годов девятнадцатого века. Столетие спустя, задолго до того, как Монти унаследовал усадьбу, дом начал постепенно разрушаться. В середине двадцатого века стало чрезвычайно трудно найти хорошую прислугу; уборщицы требовали за свои труды целое состояние. Примерно в то же время семейный бизнес перестал приносить прежний доход. Монти помнил, как им пришлось затянуть пояса. Отец и мать урезали расходы украдкой — и каждый по-своему. Так, отец, бывало, переливал дешевое вино в бутыли с дорогими этикетками; иногда для улучшения вкуса он добавлял в них немного портвейна. Мать тоже экономила на чем могла. Сколько Монти себя помнил, когда он приезжал домой на каникулы, он всегда питался какими-то остатками. Впрочем, и школьная кормежка была ненамного лучше. Став взрослым, Монти иногда думал о том, что вырос, питаясь почти исключительно какими-то объедками и остатками, которые вечно разогревали и сдабривали специями.

Ознакомительная версия.