Я был приписан к кухне, стоял на раздаче жратвы для охранников. А вовсе не для заключенных, как говорили по радио. До этого работал в прачечной, но пальцы рук и ног здорово опухали, а в ушах постоянно стоял звон — наверное, из-за этого вонючего жидкого мыла, а потому меня перевели на кухню. Кстати, совсем забыл представиться. Я — Ред Конли. Если вы никак не можете вспомнить, сходите в библиотеку, покопайтесь в подшивках старых лос-анджелесских газет. Вы прочтете об этом человеке удивительные вещи. Ведь, согласно утверждениям всех этих писак, Ред Конли мертв.
Все утро лил дождь, а где-то около одиннадцати приехал фургон с мясом. Они пропустили его во двор, и тут Куки стал звать меня и Багза Каленсо, чтоб шли разгружать. Багз, он уже в пятой отсидке и получил срок сразу по трем статьям, последней из которых являлось нарушение условий досрочного освобождения. Но они, естественно, не стали мелочиться и влепили ему на полную катушку, так сказать по совокупности. Он должен был выйти на свободу где-то в 2042 году — да и то при хорошем поведении. Лично меня упекли за кражу новеньких покрышек из гаража Маллина, ну того, что на холме. Сама идея выкатить эти покрышки была блестящей, но меня застукали прямо на месте, не успел даже обертку с них сорвать. И я просидел уже год. И все у меня было о'кей, и если так пойдет и дальше, то где-то через месяц меня должны будут освободить досрочно.
Ну короче, мы с Багзом стали разгружать мясо, причем я таскал сами туши, так как был помоложе. А он работал с крюками, так как уже давно насобачился это делать. Я взваливал четверть туши на спину и тащил в морозильную камеру, где Багз нацеплял ее на крюк, свисающий с провода над головой. Затем нажимал на кнопку, и говядина отъезжала туда, куда ей и положено: грудинные части по одну сторону, задние — по другую. Всего в фургоне находились четыре бычка, два — для тюрьмы, два должны были ехать куда-то дальше. А это в свою очередь означало, что всего там было восемь четвертинок. И вся разгрузка заняла у меня минут десять, если не больше. Потому как мясо — это вам не птичьи перышки, и между ходками надо было маленько отдышаться. Но в конце концов я все разгрузил, и Багз стал орать и звать водителя, поскольку тот находился не на улице, как обычно, а где-то в помещении, прятался от дождя. Он орал и орал, и голос его разносился по коридорам, и совестил, и материл этого водилу на чем свет стоит, потому как честные налогоплательщики штата Калифорния ждут не дождутся этого самого мяса, а он, видишь ли, где-то прохлаждается, и вообще ему давно пора убрать свой гребаный фургон со двора. Вот к чему сводились его крики. А водила тем временем чесал языком с Куки, а потом к ним подвалили еще ребята, и вот они стояли, шутили разные там шутки и ржали, как кони. Что вообще-то было против правил, но надо же людям хоть иногда расслабиться.
И Багз стоял в дверях, смотрел на меня, усмехался, а потом вдруг перестал усмехаться и смотрел уже совсем по-другому — эдак цепко и жестко. И тут я услыхал в небе над головой рев моторов. Ну короче, вы поняли, куда я клоню. Дверь кухни выходит на задний двор, а там на стене стоит охранник. Но и охранник тоже человек, как и все мы, разве нет?.. И еще неравнодушен к разным там армейским штучкам и просто обожает глазеть на всякую там технику. Ну и естественно, он так и замер с ружьем в руках и закинул голову посмотреть, что ж это там такое летит. Тут из-за туч вырвалось звено из трех двухмоторных самолетов, за каждым тянулся белый раздвоенный шлейф. И наш Багз не стал терять время зря. Махнул мне рукой, и мы сделали буквально два шага. После чего он проверил, как там впереди, а я попятился назад. А затем Багз рванул к фургону, ну и я, естественно, следом. И мы залегли между разрубленными на четвертинки тушами.
И едва успели распластаться на животах, как вышел водила, все еще обмениваясь шутками с ребятами с кухни. Сел в кабину, завел мотор, проехал немного и остановился. И мы слышали, как он говорит что-то охранникам у ворот. Затем он снова включил мотор и рванул вперед, вниз по склону холма, и так быстро разогнался, что мне пришлось поплотней захлопнуть пасть — это чтоб ветер не вытряс всю душу. Ха-ха-ха, вот так! У Багза, похоже, были те же проблемы, но оба мы пока держались и сидели тихо, как мышки, чтоб водитель, не дай бог, нас не услышал. Толстый, невзрачный такой коротышка, он вел машину и пел «Тюремную песню» — просто жуть до чего паршиво. Но потом, съехав с холма, сбросил скорость. И тут Багз хватает меня за плечо и встает. Встает во весь рост, и я вижу его лицо. Оно искажено, и взгляд у него как у маньяка. А руки — так прямо готовы вцепиться водителю в глотку.
Тут я наконец очнулся. Господи, да мне ж осталось сидеть всего какой-то месяц, и во что я ввязался?.. Сижу в фургоне с убийцей. А стало быть, вину его мы будем делить поровну, чего бы он там дальше ни натворил. И тогда я закричал водителю, громко, во всю мочь. Тот ударил по тормозам и обернулся, но было слишком поздно. Багз, потеряв равновесие, свалился прямо на него и стал душить — у бедняги язык вывалился изо рта. Я вцепился в Багза и умолял его не делать этого. А потом вдруг заметил, что с машиной что-то неладно. Она потеряла управление и несется вперед и через две секунды вполне может оказаться в канаве и перевернуться. Если, конечно, ничего не предпринять. И тогда я перегнулся, схватился за руль и на животе переполз вперед, на место рядом с водителем. Так что левой ногой мог теперь дотянуться до тормозов.
Все это время Багз, вцепившийся в парня мертвой хваткой, оттаскивал его назад, и тело бедняги изогнулось дугой, а колени упирались в руль. А потом что-то тихо так хрустнуло, и у меня тошнота подкатила к горлу. А после я увидел, что за рулем уже не этот несчастный, а Багз. Он хрипло дышал, прямо как какое-то животное, однако умудрился переключить передачу, и мы снова ехали нормально. А чуть погодя он и говорит:
— Слазь туда, назад. Пошарь у него по карманам, может, курево найдется.
— Сам слазь.
— Ты тут пассажир или кто?
— Нет, просто пропащий человек.
— О'кей, пропащий человек. Тогда советую поглядывать назад и проверять, нет ли погони. Потому как если они еще не хватились, у нас есть маленько времени. Ну, пока не поднимут тревогу.
— У тебя что, зеркала, что ли, нет?
— Ах, ну да, позабыл. Ты просто пассажир, сел покататься, да, сука?
— Зачем ты убил этого парня?
— А ты как думаешь, зачем? Или он с нами, или против нас. А теперь об этом можно не думать. Он больше не помешает.
— Но можно было его просто связать. На худой конец — выкинуть из машины. Короче, как-нибудь да избавились бы. А теперь на нас навесят еще убийство.
— Мы все сделали правильно.
— Не мы, а ты.
— Будем считать, тебе это зачтется. На том свете.
— Ладно. Заткнись и веди машину.
— Тоже мне, умник нашелся…
Тогда я размахнулся и врезал ему кулаком прямо по зубам. Нога его соскользнула с педали газа, фургон замедлил ход. Я надавил на тормоза, и мы остановились. Я еще разок дал ему по зубам так, что из разорванной губы хлынула кровь. Затем схватил этого гада за шкирку, оттащил от руля и стал бить. И бил до тех пор, пока рука не онемела, а физиономия у него стала… ну точь-в-точь те отходы, что мясник швыряет в ведерко. Потом толкнул его на свое место. Сел за руль, и мы поехали дальше. Но ничего хорошего я в том не видел. Мы находились в старом фургоне для перевозки мяса, дождь заливал ветровое стекло, сзади в кузове у нас лежал покойник. И куда ехать — было совершенно непонятно. Однако я почувствовал себя немного лучше.
На приборной доске я увидел кнопку. Подумал, что это радио, и нажал. Может, услышим, что там происходит, узнали они уже о побеге или нет. Но вместо радио там оказалось совсем другое. Панель откинулась, за ней открылся бардачок, полный сигарет, жвачки, каких-то карт, яблок, и еще там был вроде бы фонарик. Я взял сигарету, прикурил, глубоко затянулся, и все это время Багз не сводил с меня глаз. И я подумал: дать ему, что ли, сигарету? Потому как сам он шевельнуться не мог — после того, как я его отделал. А может, еще мало досталось, сукиному сыну… И я начал было вытаскивать сигарету из пачки, но тут он протянул лапу. И я увидел, что то был вовсе никакой не фонарик, а револьвер. И он не сводил с него глаз.
— Эй, ты, крыса, слышь, чего говорю?
— Не глухой, Багз.
— Веди машину.
— Я и веду.
— Веди, куда я скажу.
— Валяй, говори.
Он сказал, и мы начали вилять и описывать зигзаги. То выезжали на автомагистраль, то съезжали с нее на простую дорогу. Но я так понял, что направлялись мы к Лос-Анджелесу и что город уже близко. Впереди нас все время ехал зеленый седан. Какое-то время Багз молча смотрел на него, жуя шоколадки, которые отыскались в бардачке под яблоками. А потом выпрямился на сиденье и говорит:
— А ну наддай ему в зад! Наддай, говорю!
