Светлана Алешина - Странница в ночи

Ознакомительная версия.

На улице царила такая духота, что хотелось дождя. Дождь же Господь выдавал маленькими порциями и исключительно по ночам. Поэтому я сидела абсолютно размякшая и думала о том, как было бы хорошо сейчас оказаться не в этом сумасшедшем от жары городе, а там, где синеет теплая Волга, окунуться туда и не выползать из воды до самого окончания этой одуряющей парилки.

Не помогал даже купленный Ларчиком специально для меня вентилятор. Я пыталась пристроиться таким образом, чтобы струи воздуха достигали моего разгоряченного лба, но — увы! Вентилятор совершенно не справлялся со своими функциями, и я чувствовала себя омерзительно.

Жалостливый мой босс оставил меня сегодня в помещении, а сам мотался по делам странного бизнесмена, которого, кажется, кто-то обжуливал. Я же должна была торчать здесь, отвечать на звонки и обольщать новых клиентов, если они вдруг решат забрести к нам. Судя по тишине, царящей в нашем «офисе», все клиенты отправились на пляжи и дачи, а преступные замыслы таяли под напором солнечных лучей. Ну какие там замыслы, подумайте сами? Охота вам в этакую жару вынашивать преступления, да еще и совершать их! Если у вас с психикой все нормально, вы откажетесь от этого до наступления прохладной погоды. А сейчас…

Я с тоской посмотрела в окно. Все удрали на Волгу. Одна я сижу тут в душной комнате и жду неизвестно чего. По радио играла музыка, вентилятор продолжал гудеть, изображая из себя моего благодетеля, хотя, на мой взгляд, его просто распирало от мании величия, и я хотела, чтобы скорее наступил вечер.

— Хочу зимы. Хочу снега. Хочу мороза, — бормотала я. — Сейчас я бы выбежала на снег раздетой и забралась бы в сугроб. Может быть, мне вообще стоит подумать о переселении в Гренландию?

От моих мечтаний мне даже почудилось, что в комнате стало прохладнее. Как будто из благословенной, холодной Гренландии мне послали горсточку снега.

В этот момент в дверь позвонили, и я, вздохнув, пошла открывать. Наверняка Ларчик забыл ключ.

— Нико… — начала я, распахивая дверь, и осеклась.

На пороге стояли два огромных детины, и один из них совершенно невежливо направлял на меня револьвер. Я невольно отступила, отчаянно ругая себя за проявленное легкомыслие.

— Что вам надо? — пробормотала я.

Их лица были спрятаны от моих нескромных взоров под идиотскими масками Микки Мауса, они втолкнули меня в ванную и заперли. Я отчаянно заколотила в дверь, пытаясь привлечь к себе внимание. Ничего себе ситуация! Меня явно собирались ограбить, даже не меня — Ларчика! Наше детективное агентство! Нет, это же бред какой-то!

Они работали молча и не собирались выпускать меня на волю. Потом я услышала быстрые шаги и стук захлопнувшейся двери.

Так, простонала я. Придется сидеть здесь до пришествия Ларчика. А если он действительно забыл ключ? И все это — по моей вине, из-за идиотской манеры распахивать дверь! Когда я наконец отучусь от этого?

Раздумывать, как мне отучиться от дурной привычки открывать двери всем желающим шарахнуть меня по голове, было особо некогда. Надо было выбираться отсюда и посмотреть, что у нас с Ларчиком украли. Клиентов у нас в данный момент было не густо — только обманутый подчиненным глава фирмы; денег, соответственно, наличествовало столь мизерное количество, что я бы лично рисковать своей свободой из-за них не стала. Не минералку же из холодильника они пришли прибрать к рукам? Если только предположить, что жара окончательно свела их с ума…

Отчаянно ругая Ларчика за нездоровую идею поставить запор с внешней стороны, я пыталась выбраться, дергая дверь. Наконец я поняла, что все мои усилия тщетны, и мрачно уселась на край ванны, обдумывая свое плачевное положение. Когда придет мой босс, я не знала. Что он сделает из меня отбивную, в этом я не сомневалась. Сигарет не было — они остались в комнате. За стеной надрывалась музыка, которая не могла развеселить меня, поскольку я во всем теперь видела только мрачные оттенки — сами вот окажитесь в таком положении, тогда посмотрим, какое развеселое у вас будет настроение!

Странности в жизни скромного продавца аудиокассет Володи Баринова начались после того, как погибла его бабушка. Конечно, странным был уже и тот факт, что восьмидесятисемилетняя старушка умерла не своей смертью, а попала под расфуфыренный и нахальный «мерс». До этого же Антонина Ивановна Баринова поражала окружающих здравым рассудком и такой памятью, которой мог бы позавидовать молодой и здоровый человек.

Володя, например, был потрясен, когда бабушка поведала ему, что из-за того, что не может перед сном читать по слабости зрения, засыпает, повторяя про себя Вергилия. Если бы вы попросили рассказать наизусть «Энеиду» самого Володю, он вытаращил бы на вас глаза — дай бог «Я вас любил» вспомнить, а бабушка шпарила весь свой классический репертуар без запинки. Да что там это — перед тем как отправиться в свой последний «поход», она уселась за пианино и сыграла вальс Шопена, после чего, закурив «Беломор», взмахнула рукой и сказала:

— Теперь, мон шер, все жизненные трудности я смогу перенести стоически. Главное — получить заряд высоких чувствований, чтобы омерзительность бытия не могла затуманить рассудка и превратить тебя и меня в животных.

Так и выпорхнула за порог, подобно шестнадцатилетней девочке-подростку — мотылек с крылышками. Выпорхнула — и улетела в заоблачные выси, туда, где, как говорилось в вечерней молитве все той же бабушки, «ни боли, ни горечи — только свет божественный». За порогом ее поджидал пресловутый шестисотый «мерин», владельцу которого было явно наплевать на «божественный свет», вальсы Шопена и творения Вергилия — для него Антонина Баринова была просто странной старушкой, мешающей движению, поскольку шла она с сумкой, доверху нагруженной пустыми бутылками из-под пива, которые она собирала на стадионе и в парке, окружающем тот самый рынок, где Володя торговал кассетами.

К смерти бабушки Володя отнесся фаталистически — хорошо, что старушка не успела ничего почувствовать, настолько сильным был удар и мгновенной — смерть. Вернувшись с похорон, он поплакал, попробовал сыграть вальс Шопена, но легкости, таившейся в старческих пальцах бабушки, у него не было, потом закурил оставленный бабушкой «Беломор», закашлялся и выкинул его. Слишком крепким он ему показался, от горечи папиросок и в душу проникла горечь. Тут Володя опять попробовал расплакаться — да слез уже не было.

— Я остался совсем один, — сказал он себе. Отчего-то вспомнилось, как баба Тоня говорила пятилетнему Володе, потерявшему родителей в автокатастрофе:

— Плачь не плачь, мальчик мой, а нам с тобой надо жить. Никакой радости маме и папе от наших с тобой рыданий не будет — только к Богу им мешаем уйти. Так что давай лучше поможем им.

— Как? — прошептал тогда Володя, глотая слезы.

— Тем, что будем приличными людьми, — передернула плечом бабушка. — Бог тогда посмотрит, какого хорошего сына они произвели на свет, и многое им простит за тебя.

При этом она горестно вздохнула, посмотрела на серое, затянутое тучами небо и перекрестилась.

Тогда маленький Володя еще не знал, что за тайна так угнетает его бабушку. Впрочем, и потом все ее недосказанности и недомолвки он не пытался разгадать. Знал он только, что было у бабы Тони двое сыновей и оба умерли. И что есть у него двоюродный брат Никитка, которого он никогда в жизни не видел, да, верно, никогда уже и не увидит…

Бабушка про свою невестку Таню вспоминать не любила, а та на общение не напрашивалась — единственное, что Володя знал, это то, что Таня уже лет десять была замужем за каким-то директором завода и жила не тужила, а с Володиным дядей у нее отношения не сложились. Как и с бабушкой. Вопросы о своих родственниках Володя не задавал — он был неглупым мальчиком и видел, что бабушке неприятно было вспоминать про тетю Таню, а раз неприятно — не надо терзать ее.

В комнате надрывался телефон, которому я совершенно ничем не могла помочь, я сидела в ванной, мрачно рассматривая орнамент, образованный трещинами рядом с газовой колонкой, и думала, какая же я все-таки недотепа, раз вляпалась в наиглупейшую ситуацию. В конце концов, я поняла, что на самом-то деле виноват во всем Лариков, которому пришла в голову нездоровая мысль разместить свое агентство в собственной квартире.

В это время открылась дверь, я обрадовалась, думая, что пришел Ларчик, и приготовилась закричать, но вовремя остановилась.

Шаги были чрезвычайно осторожными, человек, пришедший в наш офис, явно не напрашивался на общение. Более того — этот гость старался двигаться бесшумно.

Я притаилась, боясь стать жертвой очередного нападения, особенно когда шаги остановились рядом с ванной и я почти услышала, как мой гость затаил дыхание, прислушиваясь. Я в свою очередь тоже замерла, правда, именно в этот неподходящий момент мне больше всего на свете хотелось чихнуть, но я зажала нос и мужественно терпела. Наконец, удовлетворив свое нескромное любопытство, от моей двери отошли, и очень скоро дверь снова хлопнула. К собственному удивлению, я услышала голос Ларчика:

Ознакомительная версия.