Письмо пришло с субботней утренней почтой.
Оно было напечатано на двух листах, на конверте стоял штамп Клостера, Нью-Джерси, а штамп почтового отделения, принявшего письмо к отправке, был датирован предыдущим числом. Вечером в пятницу Вэнс работал допоздна и не просыпался до десяти утра субботы. Я в то время проживал у него на 38-й Ист-стрит, и, хотя находился в статусе гостя, исполнял некоторые обязанности секретаря. Мы с Вэнсом были приятелями еще со времен учебы в Гарварде, и я, отказавшись от службы в юридической фирме моего отца «Дэвис и Ван Дайн», посвятил себя управлению делами моего друга.
Итак, тем холодным октябрьским утром я просматривал поступившую почту, вскрывал и сортировал письма, когда Вэнс вошел в кабинет и уселся в кресло возле камина.
— Послушай, Ван, — заговорил он. — Ты выглядишь каким-то расстроенным. Если это на мой счет, то ты должен знать, что спросонья я всегда так плохо выгляжу.
В этот момент дворецкий Вэнса, старина Карри, принес кофе. Вэнс отпил пару глотков и спросил:
— Ну, что там почта?
Я подал ему анонимное письмо, которое только что получил. Вэнс взглянул на него, поднял брови, поставил на стол чашку с кофе и углубился в чтение.
«Дорогой мистер Вэнс. Обращаюсь к Вам за помощью в некой проблеме, надеясь на Ваш гуманизм и правдолюбие. Насколько я знаю, вы — человек известный, кроме того, на мой взгляд, — единственный в Нью-Йорке, кто способен предотвратить страшное несчастье, а также наказать злодея, замыслившего ужасное преступление.
Темные тучи сгущаются над неким домовладением Нью-Йорка, и ненастье уже близко. Эти тучи сгущались на протяжении нескольких лет, и гроза вот-вот разразится. Прошу Вас серьезно отнестись к моему посланию, несмотря на то, что я для Вас — личность неизвестная.
Я не знаю точно, что именно произойдет, но что-то ужасное, невероятное и неожиданное. Не поддавайтесь на уловки и не доверяйте первым впечатлениям! Замысел злодеев коварен и жесток, бойтесь недооценить его!
Собственно, это все, что я могу Вам сообщить.
Насколько мне известно, Вам знаком молодой Линн Левлинн, и Вы знаете, что три года назад он женился на звезде музыкальной комедии Вирджинии Вейл. Она оставила сцену и живет в семье мужа. Однако этот брак был большой ошибкой, все три года тучи сгущались, и гром вот-вот грянет.
Несчастье произойдет завтра ночью. За Линном Левлинном необходимо следить. Следить очень внимательно.
Завтра вечером в доме Левлиннов будет званый обед, где соберутся все участники трагедии, а именно, Ричард Кинкайд, Морган Бладгуд, молодой Линн и его жена, а также его сестра Амелия и их матушка. Собственно, повод для званого обеда — день рождения их матушки.
После обеда Линн должен отправиться играть в казино Кинкайда. Он отправляется туда каждую субботу. Насколько мне известно, Вы также часто посещаете это казино, поэтому прошу Вас непременно пойти туда в субботу, чтобы проследить за Линном, Кинкайдом и Бладгудом.
Возможно, Вы спросите, почему я сам не могу отправиться туда, но, уверяю Вас, мое положение и обстоятельства таковы, что я никоим образом не в силах этого сделать. К сожалению, иные подробности мне неизвестны».
На этом письмо заканчивалось, и вместо подписи было напечатано: «Крайне заинтересованное лицо».
Вэнс перечитал письмо еще раз, поудобнее расположился в кресле и произнес:
— Занятный документ, Ван. Отдает какой-то мелодрамой, риторикой и… уверенностью. Причем, подпись «Заинтересованное лицо» напечатана с явно большим нажимом на клавиши машинки, чем весь текст письма. В нем чувствуется нетерпение, поспешность, беспокойство… о ком? О чем?
О том, что Линн будет играть в казино? Возможно… Зачем все эти подробности семейной жизни Линна, Ван? Всякий, кто читает газеты, знает о них. Симпатичная старлетка выходит замуж за Линна Левлинна, молодого повесу, игрока и завсегдатая ночных клубов, несмотря на протесты его матери. Младшая сестра, увлеченная живописью… Кто об этом не осведомлен? Еще сама мать, одержимая филантропией и членством во всяческих социальных и экономических организациях, какие только можно отыскать… Кинкайд, брат матери-филантропки… Семейство богатое и известное, и, тем не менее, автор письма передает уже знакомые мне и всем подробности. Зачем? И зачем вообще он, или она, написал это письмо? Почему именно я избран получателем? Непонятно…странно…
Вэнс поднялся и принялся ходить по кабинету. Затем подошел к телефону и соединился с окружным прокурором Маркхеймом, пригласив его к себе.
— Это действительно очень важно, — говорил он в трубку. — У меня тут есть один крайне интересный документ, который нужно тебе показать.
По субботам окружной прокурор Маркхейм до полудня работал у себя в офисе, и в дом Вэнса прибыл после двух часов дня. Вэнс принимал Маркхейма в кабинете.
— Вот для чего я вызвал тебя, друг мой, — начал он, доставая из кармана анонимное письмо и передавая Маркхейму.
Маркхейм прочитал его и пренебрежительно бросил на стол.
— Ну и что? Неужели ты намерен принимать это всерьез?
— Всерьез или в шутку, — ответил Вэнс, — но этот эпистолярий явно что-то знает.
— Да Бог с тобой, дружище, — усмехнулся Маркхейм. — Письма подобного сорта мы получаем чуть ли не каждый день. Если уделять им внимание, то работать будет некогда. Профессиональный склочник занят любимым делом, и я не намерен вникать в его причуды.
— Честно говоря, я не уверен, что это — плод больного воображения. Тут какая-то загадка, мистификация. У меня такое чувство, что некто сам замышляет зло, и в то же время интригует… Не нравится мне это, ох, не нравится…
Маркхейм еще раз перечитал письмо и спросил:
— Между прочим, ты лично знаком с Левлиннами?
— Был однажды ему представлен, а потом несколько раз видел его в казино.
— А кого еще из упомянутых в письме ты знаешь?
— Только Моргана Бладгуда. Это старший крупье казино Кинкайда и его правая рука. Близко я с ним не знаком, но знаю, что он друг семьи Левлиннов и общался с женой Линна, когда та еще выступала в музкомедии. Он образованный человек, очень силен в математике, изучал ее в Принстоне, как говорил Кинкайд. Что касается Вирджинии Вейл, то с ней я не знаком, поскольку во время ее триумфа на сцене жил за границей. С матерью Линна также никогда не пересекался, равно как и с его увлеченной живописью сестрицей Амелией.
— А каковы взаимоотношения в этой семье? Они ладят между собой?
Вэнс усмехнулся.
— Я тоже подумал об этом. Разумеется, пожилая дама не в восторге от такого родства. Помешанной на социальной помощи даме претит иметь брата — профессионального игрока. Конечно, на людях они ведут себя подобающе, но наверняка трения между ними есть, тем более, что они живут под крышей одного дома на Парк-авеню.
В этот момент в кабинет вошел дворецкий.
— Простите, сэр, но я ответил на телефонный звонок, и меня спросили, будете ли вы сегодня в казино…
— Звонит мужчина или женщина?
— Видите ли, сэр, — замялся Карри, — я не смог определить. Голос глуховатый, невнятный, немного хриплый…
— Чего-то подобного я и ожидал, — заметил Вэнс, и, повернувшись к Карри, добавил: — Скажи, что я непременно буду в казино в 10 вечера.
Маркхейм удивленно поднял брови.
— Ты намерен пойти в казино из-за этого письма?
Вэнс решительно кивнул.
— Да, определенно намерен.
Казино Ричарда Кинкайда играло ведущую роль в ночной жизни Нью-Йорка. Дом, в котором оно располагалось, был построен отцом Ричарда, Амосом Кинкайдом, одним из наиболее состоятельных и влиятельных владельцев недвижимости. По завещанию отца дом принадлежал сыну, а все остальное имущество было поделено поровну между двумя его детьми — сыном Ричардом и дочерью, миссис Энтони Левлинн, на тот момент вдовой с двумя детьми — Линном и Амелией.
Ричард Кинкайд несколько лет после смерти отца жил в одиночестве, а затем, заперев все двери и заколотив окна, отправился в путешествие по миру. Он посещал все знаменитые игорные дома Европы, и продолжалось это до тех пор, пока его проигрыши не превзошли в значительной мере его выигрыши, после чего Кинкайд возвратился в Америку человеком поиздержавшимся, но опытным.
С целью поправить свое материальное положение и пользуясь имеющимися связями, он решил сам открыть игорный дом в наиболее фешенебельном и дорогом районе города.
Огромный дом на 73-й улице он слегка модернизировал, декорировал и назвал свое детище «Казино Кинкайда». Вскоре фамильная приставка потерялась, и сие злачное место стало известно по всей Америке просто как Казино.
Казино, как и большинство заведений подобного сорта, действовало по принципу частного клуба. Членство в клубе требовало рекомендаций, и каждый вновь принятый тщательно проверялся и оценивался. Входной билет был достаточно дорог, чтобы исключить появление нежелательных персон, и те, кто удостаивались членства, были людьми вполне надежными и респектабельными.
